Таящийся ужас 3 - Берк Джон - Страница 31
- Предыдущая
- 31/93
- Следующая
— Поделишься?
— Я только хочу понять, почему все это происходит. Откуда ты ехал, когда тебя сняли с поезда?
— Не помню.
— Неправда.
— Правда.
— А куда ты ехал?
— Не знаю.
— У тебя проблемы с памятью?
— Моя память не хуже твоей.
— Но почему же в таком случае ты говоришь, что…
— Мне надоел этот разговор, — сказал Баклагов. — Давай о чем-нибудь другом.
— У тебя есть родственники?
— Есть.
— Где они?
— Один из них сидит возле меня.
— Я серьезно.
— И я серьезно. Все люди — родня. Или ты будешь с этим спорить?
— Хорошо, я по-другому спрошу. У тебя есть близкие родственники?
— Близких нет.
Дверь открылась, и в комнату заглянул Родионов.
— Матвеев, зайди ко мне, — сказал он и исчез.
— Бледный какой-то, — сказал Баклагов. — Видимо, всерьез за него взялись.
Матвеев запер дверь палаты и пошел в кабинет Родионова. Доктор широкими шагами мерил комнату. Увидев Матвеева, он резко остановился и сунул руки в карманы брюк.
— Вы что-то хотели мне сказать? — спросил Матвеев.
Взгляд доктора метался по комнате, ни на чем не останавливаясь. «А ведь он добьется в конце концов своего, — подумал Матвеев с неприязнью, которая для него самого была неожиданной. — Он угробит Баклагова. У него чертовски богатый опыт, и он сделает это так, что никто и не поймет, что же произошло на самом деле. Никто, кроме меня. Эти инъекции, постоянное наращивание доз — все выглядит как отчаянная борьба за здоровье Баклагова. Но он уже покойник».
— Дело вот в чем, — сказал Родионов и, вынув из карманов руки, потер, словно они у него озябли. — Я хочу попросить о небольшом одолжении. Не могли бы вы сказать, если вас об этом кто-то будет спрашивать, что три года назад, осенью, вы получали для меня кое-какие лекарства?
— Кто будет спрашивать? — поинтересовался Матвеев.
— Ну мало ли, — замялся Родионов.
— Я должен знать.
— У меня неприятности, — пробормотал Родионов, пряча глаза. — Кто-то написал анонимку, будто я похитил в больнице медикаменты. Сейчас здесь работает комиссия, копают это дело.
— Возместите сумму пропавших лекарств, и дело с концом.
— Они этого не допустят. — Родионов судорожно вздохнул. — У них цель — растоптать меня.
Матвеев поймал себя на мысли, что ему совсем не жаль Родионова.
— А при чем тут я? — спросил он.
— Одна из наших медсестер написала в объяснительной, что я передавал ей какие-то лекарства неучтенные. Но в складских документах никак не отражено их получение. Значит, они украдены оттуда.
— И вы хотите, чтобы вором назвался я?
— Нет-нет, — замотал головой Родионов. — Все можно представить иначе. Предположим, вы по моей просьбе ходили на склад и получали эти лекарства. Если вы заявите об этом, то получится, что никто их не воровал — просто кладовщица забыла сделать соответствующую запись в своих бумагах. А это уже не кража, это небрежность.
— Так вот вы и скажите, что вы действительно получали эти лекарства, но кладовщица забыла это отметить.
— Не получится, — вздохнул Родионов. — Если об этом заявлю я, мне никто не поверит. А вы, лицо незаинтересованное…
Матвеев снова вспомнил землистое лицо Баклагова. «А ведь я и сам хочу его смерти, — неожиданно подумал он. — И в этом я мог бы помочь Родионову. Но то, что он предлагает мне сейчас…»
— Нет, — сказал он, поморщившись. — Я не хочу быть замешанным в это дело.
— Послушайте, — пробормотал Родионов. Он выглядел совсем растерянным. — Помогите мне выпутаться из этой истории, прошу вас.
— Вам из нее уже не выпутаться.
— Почему? — Родионов взглянул на него испуганно.
— Мне так кажется, — пожал плечами Матвеев.
— Я могу…
Родионов хотел что-то сказать, но лишь кивнул в ответ. «Ему конец, — подумал, выходя из кабинета, Матвеев. — И, как ни странно, я не испытываю ни малейшего сожаления по этому поводу».
Баклагов все так же лежал на кровати, только руки он теперь сложил на груди.
— У Родионова дела совсем плохи, — сказал Матвеев, присаживаясь на стул. — Я хотел тебя еще кое о чем спросить.
Баклагов молча смотрел на него.
— Как ты думаешь, могут ли случайности выстраиваться в некоторые закономерности?
— Естественно, — пожал плечами Баклагов.
— Ты догадываешься, почему я тебя об этом спрашивал?
— Да.
— Мне не дают покоя эти странные случаи. Эти люди — неужели они так провинились перед тобой?
— Дело ведь не в их вине.
— А в чем?
— В том зле, которое они творили.
— Ты им мстил?
— Нет.
— Но они погибли — все.
— Разве я был рядом с ними в эти моменты?
— Нет, но…
— Просто к ним вернулось посеянное ими зло.
— Не понял.
— Они не задумывались, что, делая нечто нехорошее, они навлекают на себя беду. Так взрослый, обижая младенца, не ведает, чем взойдет творимая им несправедливость.
— Зло порождает зло?
— Нас миллиарды, — сказал Баклагов. — Нас целый океан. И каждый человек в этом океане рождает свои маленькие волны зла. Эти волны перекрываются, превращаясь в одно целое, и люди захлебываются в этом кошмаре, и уже не разобрать — где зло, сотворенное когда-то лично им, а где — незнакомым ему человеком. Зло вернулось. Но уже гораздо более страшное.
— Все это выглядит неубедительно.
— А разве я собирался тебя в чем-то убеждать? — удивился Баклагов. — Хотя, если хочешь, я могу привести один пример. Ты ведь, кажется, только что отказал в помощи Родионову? Не так ли?
Матвеев вздрогнул и вскинул брови.
— И я могу сказать, почему ты это сделал, — спокойно продолжал Баклагов. — Ты не захотел помочь ему после того, как понял, что он сейчас вытворяет. Его поступки уронили его в твоих глазах. И ты решил, что этому человеку помогать не стоит.
— И что же он сейчас вытворяет? — хрипло спросил Матвеев.
— Он меня лечит, — сказал Баклагов, сделав ударение на последнем слове. — И ты знаешь об этом.
— Ну и что, что он тебя лечит? — Матвеев прятал глаза.
— Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Вот так Родионову все и аукнулось.
— А Вите — ей тоже аукнулось? А Пашке? А лейтенанту?
— Ишь как ты испугался, — усмехнулся Баклагов. Его лицо стало совсем темным.
— Так вот если бы зло возвращалось к людям сразу, они бы убоялись того, что творят! — неожиданно закричал он и вскочил на кровати. — Может быть, я и послан для того, чтобы вы поняли это!
Матвеев поднялся со стула.
— А-а, страшно?! — бесновался Баклагов. — Я возвращаю вам ваше зло! Ты уже понял это?! Сделай мне плохо — и тебе не придется ждать десять лет, пока сотворенное тобой возвратится к тебе! Ты получишь сразу и сполна!
Он упал на подушку. Похоже было, что силы его оставили. Матвеев осторожно присел на краешек стула.
— Мне жалко их всех, — глухо сказал Баклагов. — Я плачу по ним, но это плач палача.
Он приподнялся на локте. Матвеев сидел, боясь пошевелиться.
— Это плач палача! — выкрикнул Баклагов. — К палачу приводят жертву, а он даже не знает, чем провинился этот человек! И, может быть, ему жаль, он противится отнять жизнь! Но не от него это зависит, и не он вынес приговор!
— А кто? — спросил Матвеев. — Кто вынес приговор? Вите. Пашке.
— Они сами вынесли себе приговор, — сказал Баклагов. — И никто не в силах его отменить.
— И ты их убил.
— Не я. Они себя убили.
— А что же ты?
— Я — лишь объект творимого ими зла. Я — лакмусовая бумажка человеческих поступков.
— Но проступок и наказание несоизмеримы, — сказал Матвеев. — Рукоприкладство возвращается к человеку смертью.
— А знаем ли мы, чем отзовется творимое нами?
Матвеев вздохнул.
— Ты еще долго будешь наказывать людей? — сказал он.
— Нет, — Баклагов покачал головой. — Мне недолго осталось, я чувствую это.
— Чепуха, все обойдется, — сказал Матвеев, пряча взгляд. — Ты еще поправишься.
Баклагов не ответил.
- Предыдущая
- 31/93
- Следующая