Таящийся ужас 3 - Берк Джон - Страница 29

— Сейчас будут шприцы, — сказал Матвеев. — Надо только немного подождать.

Родионов посмотрел на него и вздохнул.

— Ты присмотри за ним, — сказал он. — А через пять минут приведешь в манипуляционную.

Он вышел, оставив дверь открытой. Матвеев выглянул в коридор, спросил:

— Может, ему опять рубашку надеть, чтобы чего не вышло?

Родионов остановился, покачал головой:

— Нет-нет, не надо. Агрессивность у него прошла, остались только бредовые идеи. Сейчас я сделаю ему укол, и все будет хорошо. Вита ушла?

— Ушла, — кивнул Матвеев.

— Очень уж он о ней пекся, — сказал с усмешкой Родионов. — Не выпускайте ее отсюда, говорит. Иначе она умрет.

— Что? — переспросил Матвеев. Ему вдруг стало жарко.

— Шприцы готовы, — сказала медсестра, выглядывая из манипуляционной.

— Что он сказал про Виту? — переспросил Матвеев.

— Ей якобы угрожает опасность, — сказал Родионов. — Просил закрыть под замок.

Матвеев пошел к входным дверям, но шел он как-то странно, боком, не сводя глаз с Родионова, и вдруг развернулся и выскочил на улицу. На крыльце он осмотрелся по сторонам и побежал к воротам. Там, за углом, на соседней улице, была автобусная остановка, и Вита всегда шла туда, к автобусу. Матвеев знал об этом, потому что иногда они шли на автобус вместе.

Завернув за угол, Матвеев увидел автобус и толпу людей возле него. Подбежав к остановке, он приподнялся на носки, пытаясь рассмотреть шапку Виты, но, сколько ни смотрел, увидеть не смог и с удивлением обнаружил, что никто почему-то в автобус не садится. В общем гвалте слов было не разобрать, и Матвеев беспомощно оглянулся по сторонам, не зная, что ему делать. Какая-то женщина сидела на лавочке, вытирая уголки глаз. Матвеев встретился с ней взглядом, и она покачала головой, поджав скорбно губы.

— Что происходит? — спросил Матвеев. — Почему никто не садится в автобус?

— Там человека задавило, — сказала женщина. — На остановке люди стояли, автобус подъезжал. Задние начали напирать и женщину вытолкнули под колеса. Совсем уже озверели.

— В светлой такой шапочке, да? — потерянно спросил Матвеев.

Не дожидаясь ответа, он рванулся в толпу, расталкивая людей в стороны. Люди оглядывались недовольно, но, увидев его белый халат, пропускали.

Вита лежала на грязном снегу, глядя в небо невидящими глазами. Рот ее был перекошен. Ей было очень больно, когда она умирала.

Баклагов лежал все в той же позе, закрыв лицо руками. Матвеев грубо схватил его за плечи, приподнял.

— Это ты, — пробормотал он. — Ты!

— Почему люди так злы? — прошептал Баклагов, не отнимая рук от лица.

Матвеев толкнул его обратно на кровать:

— Она погибла, ее задавил автобус.

Баклагов растопырил пальцы и посмотрел на санитара.

— Ты убил ее, — сказал Матвеев. — И Пашку тоже ты убил. И милиционера того.

— Не я, — покачал головой Баклагов. — Они сами себя убили. Нас убивает творимое нами зло.

— А-а, философ! — зарычал Матвеев, наваливаясь на Баклагова.

Дверь палаты открылась, и в комнату заглянул Родионов.

— Матвеев! — крикнул он. — Что ты делаешь?

Санитар как-то обмяк и, пряча глаза, распрямился.

— Выйди в коридор, — сказал Родионов.

Он пропустил мимо себя Матвеева и закрыл дверь.

— Вита погибла, — сказал Матвеев, не поднимая глаз.

Родионов вскинул недоверчиво брови, хотел что-то сказать, но слова застряли в горле.

— Он же говорил, что с ней что-то должно случиться, — продолжал Матвеев.

— Ты говоришь о Баклагове?

— Да.

— Но ведь это бред.

— Он убил ее за вчерашние уколы.

— Это бред, — упрямо повторил Родионов, пытаясь встретиться взглядом с санитаром.

— Он еще вчера сказал, что Вита будет наказана, — продолжал Матвеев, словно не слыша доктора.

Родионов потрепал его по плечу и вздохнул.

— Вы не верите в это? — спросил Матвеев.

— Во что? Ты можешь мне объяснить, во что я должен верить?

— Он убьет еще кого-нибудь. — Матвеев наконец поднял глаза на доктора. — Я не знаю, почему это происходит…

— Что именно происходит?

— Не знаю, — пожал плечами Матвеев. — Не могу объяснить.

— В таком случае помалкивай об этом, — посоветовал Родионов. — Так-то будет лучше.

— Кому будет лучше?

— Тебе в первую очередь.

— Вот как?

— Конечно, — кивнул Родионов. — Помни, что в палатах есть свободные места.

— Вы мне угрожаете?

— Нет, — покачал головой доктор. — Просто советую. Ты сам подумай, как твой рассказ воспримут посторонние люди.

— Но вы ведь тоже все это видели. Вы подтвердите то, что я скажу.

— Нет, не буду подтверждать.

— Почему?

— Потому что не хочу занять соседнюю с тобой койку.

— Какую койку? — упавшим голосом спросил Матвеев.

— В одной из палат нашей больницы.

В палату весть о гибели медсестры принес Коля. Когда он сказал об этом, все одновременно повернулись к Баклагову.

— Жалко ее, — сказал Баклагов и закрыл глаза.

Коля сел на свою кровать, хотел лечь, но потом передумал и, наклонившись к Баклагову, поинтересовался:

— А больше ты ничего не хочешь сказать?

— О чем? — спросил Баклагов, не открывая глаз.

— Не дури, — сказал Коля. — Мы же все слышали, как ты предупреждал доктора сегодня утром.

Он обернулся, ища поддержки у присутствующих. Все согласно закивали.

— Да, припадок у меня был что надо, — произнес Баклагов. — Опять я, наверное, бредил, да?

Дверь приоткрылась, и кто-то крикнул:

— Гончаров есть? Жена пришла.

— Ну ладно, после поговорим, — сказал Коля, поднимаясь.

На обед Баклагов не пошел. Лежал в пустой палате, закинув руки за голову, и даже не пошевелился, когда вошел Матвеев. Только спросил:

— Ко мне?

— К тебе, — сказал Матвеев, присаживаясь рядом. — Я поговорить с тобой хочу.

— О чем? — спросил Баклагов безо всякого интереса.

— О Паше, санитаре нашем. Что вы с ним не поделили?

— Когда?

— В тот вечер, когда он погиб.

— Ничего мы с ним не делили.

— Но он злой тогда пришел в дежурку.

— Да, он зол был в тот вечер, — согласился Баклагов. — Он, наверное, всегда такой.

— У вас был какой-то разговор с ним?

— Он рассказал мне нечто неприятное, — сказал Баклагов после некоторой паузы. — Он был жесток, очень жесток.

— Вот как?

— Да. Он дал мне понять, что я — никто.

— Это и есть его жестокость?

— Это очень жестоко, — спокойно сказал Баклагов. — Даже то, что он меня потом бил, потрясло меня меньше, чем его слова.

— Он бил тебя? — вскинул брови Матвеев.

— Да, в живот.

— За что?

— Ни за что, а для чего, — поправил Баклагов. — Он хотел показать мне, кто здесь хозяин. Он хотел унизить меня.

— А тот милиционер, который тебя привез сюда? — спросил Матвеев. — Он ведь тоже тебя бил, не так ли?

Баклагов повернулся к санитару и внимательно посмотрел на него.

— И он бил. Они оба творили зло.

— Это ты так решил?

— Я ничего не решил, — сказал Баклагов.

— Как же ты ничего не решил? — удивился Матвеев. — Они ведь оба погибли.

— А при чем тут я?

— И в случае с Витой ты ни при чем?

— Конечно.

— А твои слова сегодня утром? Ты ведь умолял не выпускать ее.

— Вот видишь, — спокойно сказал Баклагов. — А ты пытаешься доказать, что я виновен в ее гибели.

— Я ничего не пытаюсь доказать, — поморщился Матвеев.

— А чего же ты хочешь?

— Я хочу…

Матвеев осекся, увидев, как пошло багровыми пятнами лицо Баклагова.

— Они опять идут, — пробормотал в ужасе Баклагов и показал рукой на дверь. — Они идут!

Он приподнялся на кровати, ловя воздух ртом.

— Кто идет? — спросил Матвеев.

— Не знаю! — выдохнул Баклагов. — На меня оттуда повеяло злом!

— Не дури, — сказал Матвеев. — Успокойся.

Баклагов с лихорадочной поспешностью залез под одеяло. Его трясло. Матвеев подошел к двери и распахнул ее. Коридор был пуст, и только доктор Родионов стоял у стола дежурной медсестры, разглядывая разложенные там бумаги.