Выйти замуж любой ценой - Полякова Татьяна Викторовна - Страница 32
- Предыдущая
- 32/58
- Следующая
Но тут дверь за моей спиной грохнула, и я догадалась повернуться. В квартиру разгневанной фурией влетела Фельдманша.
– Значит, это домработница?
– Я вернулась за деньгами, – пока Платон Сергеевич в себя приходил, ответила я и не придумала ничего умнее, как продемонстрировать полученную купюру.
– Очень щедрое вознаграждение, – заявила Фельдманша, лицо ее кривилось, да так своеобразно, что и не поймешь, чего ждать от девицы: то ли заревет с подвыванием, то ли в драку кинется. – Это за уборку или за ночь любви?
– Прошу меня не оскорблять, – предупредила я. Совать купюру в лифчик я теперь сочла неуместным, а кармана у меня не было. Вот я и стояла с большой денежкой в руке.
– У тебя уборщица с постоянным проживанием? – накинулась подружка на Протасова, пока он открывал рот, не издавая ни звука. – В шкафу женские вещи. Господи! – взвыла Ивановна. – Как ты мог связаться с этой…
– Он со мной не связывался, – рявкнула я. – На фига мне это счастье? У меня парень танкист, мы скоро поженимся.
Теперь Ивановна открывала рот, ничего не произнося, но чувствовалось, эмоции переполняют. Эти самые эмоции и толкнули ее на весьма необдуманный шаг. Фельдманша подскочила ко мне, выхватила из моих рук купюру, разорвала ее и попыталась швырнуть обрывки мне в физиономию. Я воспитана в уважении к деньгам. Особенно к заработанным. А эти я заработала честно, убрав всю квартиру да еще терпя придирки этой чокнутой. В общем, я сгребла ее за шиворот одной рукой, а другую, сжатую в кулак, сунула ей под нос и сказала очень убедительно:
– Гони деньги, крокодилица. Я тебя за мои пять тысяч пришибу без всякого сожаления.
Занесенный кулак произвел впечатление.
– Платон, – взвизгнула она. – Что ты стоишь? Она же меня покалечит.
– Деньги верни, – рявкнула я.
– Сумка в машине… Платон, дай ей денег, пусть убирается отсюда.
Очнувшийся Платон сказал мне «фу», ухватил Ивановну и очень быстро проводил до двери.
– Истеричек мне только не хватало. – Девица оказалась на лестничной клетке, и дверь перед ее носом была захлопнута. – Дурдом, – буркнул под нос Протасов, и я с ним мысленно согласилась, но напомнила:
– Деньги.
Сцепив зубы, он достал из своего портмоне сразу две купюры того же достоинства и сунул мне.
– Теперь мы можем поговорить спокойно?
Одну купюру я вернула, рассудительно заметив:
– Лишнего не надо… – и стала искать свою сумку, чтобы убрать деньги в кошелек. Понемногу успокоилась и сочла нужным сказать: – Извини. Я честно старалась тебя не подвести. Полы вымыла… И ее терпела, сколько могла. Позвони ей. Она в тебя втюхалась по самые уши, простит. Скажешь, что меня уволил. Я баб знаю…
– Какие на хрен бабы? – взревел Протасов, чем, признаться, произвел впечатление. Я моргнула и замерла, а он продолжил: – У нас есть дело. Важное. Ты об этом еще помнишь?
– Помню, – кивнула я и спросила поспешно: – А куда ты утром исчез?
– Утром я как раз нашим делом и занимался, – хмуро ответил он. – Пришла пора побеседовать с Рыжим. Со мной поедешь или предпочитаешь обед готовить?
– Я тебя в ресторане накормлю, – пообещала я и шагнула к двери.
Пока спускались в лифте, он коротко обрисовал ситуацию. Рыжий все это время находился под наблюдением (не зря Платон Сергеевич нанял профессионалов), так вот, сегодня он покинул квартиру лишь однажды, чтобы отправиться на ипподром. Встретился там с типом по кличке Лошадь (откуда такая кличка, Протасов не объяснил, наверное, и сам не знал), Рыжий передал ему пухлый конверт и минут десять весьма заискивающе с ним общался, после чего отправился домой в приподнятом настроении. После его ухода один из сыщиков имел с Лошадью беседу. Тот, кстати, человек хорошо известный в определенных кругах, принимает ставки на бегах, а известен в основном лютой беспощадностью к должникам. Одним из таких должников до недавнего времени был Рыжий. Задолжал ни много ни мало восемь тысяч баксов. На прошлой неделе ему о долге напомнили. Срок дали месяц. И, о чудо, он вернул денежки: в прошлую среду тысячу баксов, а сегодня оставшиеся семь. Да еще триста баксов поставил на лошадку, которая бежит сегодня в первом заезде. Лошадь был этим слегка удивлен, зато появление человека с вопросами удивления уже не вызвало, а вот беспокойство – да. И дядя поспешил заверить, что к делишкам Рыжего никакого отношения не имеет. Характеризовал его как парня несерьезного, но себе на уме, уважение он вряд ли вызывал, и в наличие у него могущественных друзей Лошадь сильно сомневался. Хотя бы потому, что за прошлый долг Рыжему три пальца сломали, торопя с возвратом денег, и никто из друзей не вмешался.
– Это что же получается, – начала соображать я, но в этот миг в поле зрения вновь возникла Любовь Ивановна. Свою машину Протасов оставил на улице, допустив тем самым стратегическую ошибку.
Мы покинули подъезд и направились к «Мерседесу», когда Фельдманша выпорхнула из ярко-желтой спортивной тачки, вызвав в моей душе глухое возмущение. В основном из-за тачки. Но и женская гордость была задета. Вот из-за таких особей, вроде Фельдманши, не имеющей гордости, мужики нас и не уважают. По выражению лица Любови Ивановны было ясно – скандалить она не намерена, гнев сменили уныние и беспокойство.
– Платон, – начала она похныкивая. – Нам нужно поговорить.
– Позже, – буркнул он, садясь в машину. «А мне-то что делать? – озадачилась я. – Топать на троллейбусную остановку?» Пока я над этим размышляла, он распахнул дверь со стороны пассажира и кивнул: – Шевелись.
– Платоша, ты с ума сошел? – ахнула его зазноба, глазам своим не веря и прочим чувствам тоже. Дверь я захлопнула, и «Мерседес» сорвался с места.
– Навязалась на мою голову, – прошипел он в досаде.
– Ты кого имеешь в виду? – нахмурилась я.
– Ты-то хоть не доставай.
– По-твоему, это Любовь Ивановна навязалась? – покивала я, дивясь мужскому коварству. – А не ты ли ее обхаживал? Дочка Фельдмана идет в довесок к папочке. Понимаю, как это несправедливо, но на нем ты вряд ли можешь жениться.
– Да что за черт! – взревел Протасов и напугал: – В настоящее время меня интересует убийца, шныряющий у нас под носом. Ты это можешь понять?
– Могу. У основной массы мужиков больше одной мысли в голове не удерживается. Если приспичило трахаться, значит, идут напролом. И если приспичило убийцу искать – тоже…
Протасов вдруг резко затормозил, и я едва не влетела головой в лобовое стекло.
– Ой, – пискнула испуганно, а Платон Сергеевич вежливо произнес:
– Ты забыла пристегнуться.
Отдышавшись и с подозрением косясь на Протасова, я минут через десять решилась спросить, куда мы едем.
– На встречу с Рыжим, – ответил он.
Любопытно, где состоится встреча. Но очередной вопрос задавать я поостереглась. Платон Сергеевич вел себя с невестой весьма неблагоразумно, сейчас, должно быть, это понял, и запросто начнет крушить все, что под руку попадется. А под рукой как раз я. Мама всегда говорит: «Очень важно выбрать верное время для скандала». Фельдманша ошиблась, и вот что вышло…
Вскоре мы оказались в промышленном районе и принялись плутать между заборами и ангарами. Я терялась в догадках, что замыслил мой спутник, еще через пять минут в голову полезли идеи откровенно пугающие. Когда я уже решила, что пора на ходу выпрыгивать, благо что скорость на здешних дорогах небольшая, мы наконец въехали в распахнутые ворота. Появился мужчина, одетый в весьма приличный костюм, который смотрелся здесь, мягко говоря, странно, махнул рукой, предлагая следовать за ним. Мы проехали еще метров двести и оказались возле складского помещения. Мужчина вошел в дверь и придержал ее рукой, дожидаясь, когда мы покинем машину и к нему присоединимся.
– Как все прошло? – спросил Протасов, поравнявшись с ним.
– Отлично. – Впереди был узкий коридор и еще одна дверь. – Вам туда, – кивнул мужчина, а сам, судя по всему, решил вернуться на улицу.
Заинтригованная сверх меры, я вслед за Протасовым оказалась на складе, заставленном какими-то ящиками. Ящиков было так много, что в первую минуту я не обратила внимание на весьма колоритную троицу, занимавшую небольшое свободное пространство склада. А когда обратила, икнула от неожиданности, хорошо хоть не очень громко. На стуле сидел Рыжий со связанными за спиной руками. Сверху к нему спускалась здоровенная цепь, закрепленная на потолке и продетая сквозь спинку стула и руки пленника. На глазах у него была черная повязка. Рыжий задрал голову в тщетной надежде хоть что-нибудь увидеть. Рядом стояли двое молодых людей, один грыз зубочистку, другой что-то насвистывал.
- Предыдущая
- 32/58
- Следующая
