Александр Суворов - Григорьев Сергей Тимофеевич - Страница 47

• Предыдущая
• 47/73
• Следующая

Гусёк не отставал от Кукушкина. Втыкая штык в землю, он карабкался рядом с ним на скользкий от крови вал и кричал, поощряя себя:

– Гусёк! От старых гусей не отставай!

Ставя ногу на ровный гребень вала после крутизны, Гусёк оступился и упал бы, если б его не подхватил Кукушкин.

Что было потом, Гусёк плохо помнил. У него зашлось восторгом сердце. Он куда-то бежал вместе с другими, держа ружье наперевес и крича: «При-ка-а-аз!» Вдруг он почувствовал на штыке своем неподъемную тяжесть. В голову ударило. Завертелись в глазах огненные колеса. Гусёк упал.

Когда он очнулся, уже рассветало. Прислоненный к брустверу Гусёк сидел, держа в руках ружье. Кукушкин снял с головы убитого турка белоснежную чалму и принялся длинным полотном обматывать голову Гуська. Сквозь полотно сочилась кровь.

– Дядя Никифор, ты чего это делаешь? – спросил Гусёк в недоумении.

– Турка из тебя, дурака, делаю!

– Дядюшка, а Измаил наш?

– Твой наполовину. А мою половину надо еще взять.

– Дядюшка, а я, никак, одного неприятеля сколол! – воскликнул со слезами в голосе Гусёк, взглянув на штык своего ружья и на свои окровавленные руки.

– Мало одного – дюжину! Ну и он тебя поцарапал. Долг платежом красен!

– Ура! Суворов платит! – закричал Гусёк, встав на ноги.

– Молчи, дурень! – строго прикрикнул Кукушкин.

Озираясь, Гусёк удивился строгой тишине. Пушки замолчали. Прекратилась и ружейная трескотня. Над рекой стоял туман. Но город уже выплывал из тумана. Казалось, что дома, минареты и башни ото рвались от земли и поднимаются ввысь. Бесчисленные стаи голубей, всполошенных штурмом, носились в безоблачном синем небе, их крылья вспыхивали порой алой кровью: там, в высоте, уже светило солнце.

По валам, насколько хватал взор, ходили русские солдаты, унося раненых и убитых.

– Дядя Никифор! Когда же твою половину Измаила брать будем? – спросил Гусёк.

– Коль скоро Суворов велит, тогда и возьмем.

Вторая половина штурма оказалась трудней во много раз, чем первая. Овладев к рассвету всем поясом измаильских укреплений, русские войска сильно расстроились, потеряв очень много убитыми и ранеными. Многие офицеры были тяжело ранены. Турки, занимая центральное положение, собирались в тесных улицах Измаила. Численный их перевес был еще значительней после убыли в русских штурмовых колоннах, к тому же атакующие образовали растянутую линию, а турки сплотились.

Суворов приказал войскам, отдохнув, продолжать атаку, не давая туркам опомниться. Колонны построились и двинулись в город. Туман рассеялся. На улицах и площадях города завязались сотни кровавых боев. Затихая в одном месте, выстрелы и боевые крики слышались в другом. Все дома Измаила, каменные, с толстыми кирпичными стенами, превратились в блокгаузы. Из окон, из-за стен летели пули. Большие дома, казармы янычар, высокие «ханы» (гостиницы) приходилось штурмовать, как цитадели, применяя артиллерию. Вдобавок ко всему сераскер приказал спустить с коновязей всех кавалерийских лошадей: турецкая конница не могла теперь действовать на узких и кривых улицах. Тысячи взбешенных разнузданных коней носились по улицам и площадям. Выстрелы и штыки не могли их остановить. Русские солдаты падали, смятые и растоптанные конскими копытами.

Суворов приказал вступить в город всем резервам, пехотным и кавалерийским. Конница охватила город кольцом по линии укрепления, уничтожая турок, которые пробились сквозь штурмовые линии и не хотели сдаваться.

К часу дня русские войска достигли середины города. В руках турок оставались только две мечети и неприступный редут Табия. Но когда из мечетей турок выбили, редут выкинул белый флаг.

Сераскер Айдос-Магомет с 2 тысячами янычар укрылись в самом большом доме. Батальон фанагорийских гренадер по приказанию Павла Потёмкина атаковал последнее убежище коменданта Измаила. Оттуда фанагорийцев встретили картечью: у турок в их «цитадели» нашлись и пушки. Но русские солдаты подвезли артиллерию и ядрами выбили ворота «хана», затем фанагорийцы ворвались внутрь.

Суворов приказал кавалерии очистить город от остатков неприятеля.

Назначенный комендантом Измаила, генерал-майор Кутузов принял город и крепость в свое распоряжение. Над редутом Табия развернулся русский флаг. Караулы встали по всему городу. Важнейшие караулы занял Фанагорийский полк.

Кутузов приказал казакам собирать брошенное оружие и патронные сумки, особенно пистолеты. Караулы из крепостных ворот никого не впускали в город. Разного люда – пешего и конного – ко дню штурма под Измаилом накопилось множество. У Бендерских ворот караул, поставив рогатки, едва сдерживал напор толпы. Сержант пошутил: «Мы штурмовали, а вы хотите на дармовщинку! Лезьте через вал». Шутку приняли за разрешение. Толпа кинулась в ров и с криками полезла на валы. Ни окрики часовых с вала, ни их выстрелы в упор не остановили второго «штурма». В воротах толпа мадьярских и волошских крестьян опрокинула рогатки, смяла караул и ворвалась в низложенный оплот ненавистных поработителей. Кутузов приказал защищать мирное население.

Опоясанный поверх мундира зеленым знаменем, сорванным с древка, с незаряженным пистолетом в руке, с головой, окутанной чалмой, Гусёк сначала следовал за старым капралом, но затем отстал.

Гусёк брел по кривой улице. Статный червонно-золотой масти жеребец, забежав в тихий переулок, мирно выщипывал из расщелин каменной ограды порыжелую траву. У Гуська радостно застучало сердце. Достав из-под мундира уздечку, он медленно подошел к жеребцу и сказал:

– Тпру! Тпру! Не бойся, Смирный!..

Коню, видно, прискучила одинокая воля – он храпнул, раздув ноздри. Запах Гуська коню понравился: конь дался ему спокойно.

– Вот так у нас дело пойдет, – обротав коня новой уздечкой, приговаривал Гусёк, выбирая из конской гривы репейник.

Разобрав поводья, Гусёк вскочил на коня и шагом выехал из узкой улочки на площадь. Через площадь казаки гнали табунок коней.

– Эй, служба! – крикнул Гуську казачий урядник. – Слезай с коня долой!

– Как бы не так!

– Слезай!

– Да ведь коня-то мы хотим от Суздальского полка Суворову в подарок!

– Это дело другое. Хороший конь! – похвалил урядник. – Пожалуй, не самого ли сераскера носил. Это вы ладно, служба, удумали. Надо Суворова уважить! Он коней любит!..

Казаки погнали табунок дальше. А Гусёк на Смирном выехал на измаильский майдан.

Майдан кишел народом. Русские терялись в разношерстной толпе. В одном месте в ряд стояли возы с яблоками. Раскинулись палатки с восточными сластями. Манили, чадя угаром, шашлычники. Народ толпился у огромной винной бочки на возу. Виноторговец цедил вино в жестяные кружки. Гусёк выпил кружку, достал из-под полы монету, кинул ее торговцу и по ехал искать свой полк.

Суздальцы расположились в казарме янычар. Батальонный Золотухин, покуривая трубочку, сидел посреди двора, на барабане.

Гусёк въехал во двор веселый и закричал:

– А вот он и я! Победа! Слава! Слава! Слава!

Увидев Золотухина, Гусёк осекся. Батальонный крикнул:

– Гренадер! С коня долой! Сюда!

Гусёк сошел с коня и подвел его к батальонному. Золотухин строго оглядел Гуська и спросил:

– Чей конь?

– Мой.

– Отведи коня на двор старой крепости. Там его примут.

– Так ведь я не себе! – закричал Гусёк солдатам. – Подарим коня Суворову! Срам смотреть, на чем он ездит!

– Ай да Гусёк – что выдумал! Молодец!

Солдаты, смеясь, окружили Гуська. Подошли и офицеры. Все любовались червонно-золотым конем.

– Ты, малый, не дурак! – сказал батальонный. – Конь хорош. Подбери-ка, братцы, из добычи убор для коня. Да побогаче! Показистее!

Солдаты принялись подбирать коню драгоценную сбрую.

Огромны были людские потери с обеих сторон. Убитых турок полегло 26 тысяч, пленных взято 9 тысяч. Суворовские войска потеряли около 15 тысяч человек убитыми, 6 тысяч были ранены, среди них 400 офицеров. Потерь русских было меньше только благодаря великому полководческому таланту Суворова, руководившего штурмом Измаила. Тела русских солдат вывезли за стены Измаила и похоронили в братских могилах.

• Предыдущая
• 47/73
• Следующая