Александр Суворов - Григорьев Сергей Тимофеевич - Страница 26
- Предыдущая
- 26/73
- Следующая
Фридрих убедился, что первоначальный план его, простой и ясный, невыполним. Он предполагал атаковать русскую армию с трех сторон разом, чтобы прижать ее к реке и уничтожить. Но по самой численности своей соединенные силы русских и австрийцев (их вместе было более 80 тысяч) занимали настолько обширную площадь, что для охвата и трехсторонней атаки не могло быть достаточно 40 тысяч солдат, которыми располагал бы король, если бы дождался отставших.
Оставалось найти в позиции русской армии слабое место, чтобы, ударив по нему, проникнуть на пространство, занятое русскими.
Боевой порядок русских показывал, что они согласны принять сражение. Фридрих II пришел, чтобы дать битву. Ретироваться без боя – значило подвергать прусскую армию, утомленную длинным маршем в знойный день, опасности разгрома, потому что русская и австрийская конницы превосходили прусскую числом.
Решение требовалось быстрое. Фридрих заметил, что левый фланг русских прикрыт со стороны оврага батареей; но этот овраг позволял пруссакам накопить силы для атаки.
Тяжелые пушки пруссаков, взятые Фридрихом из Кюстрина, начали бить по ретраншементу над гребнем оврага, на левом фланге русского расположения. Намерение короля стало ясно. Под прикрытием артиллерийского огня прусские гренадеры вышли из леса и двинулись через пологий скат оврага в атаку.
Прусские гренадеры под картечным огнем русской батареи перебегали овраг. Многие из них пали мертвыми. Но за первым рядом последовал второй и третий. Из леса выбегали всё новые солдаты, и в полчаса под защитой крутого яра, где их не могла достичь картечь, накопилась большая сила. Фридрих, находясь в лесу за оврагом с конницей, послал гренадерам приказ идти в атаку. Яростно кинулись пруссаки вверх по крутому склону. Их встретили в упор картечью, а потом из окопов – ружейным огнем. Но пруссаки овладели ретраншементом и отбросили в поле два голицынских полка.
Голицын находился в первых линиях и с хладнокровием, которого от него не ожидали, отдавал приказания, развертывая первую линию своих полков вправо, вторую – влево.
В этот решающий момент к нему подскакал Суворов. Именем главнокомандующего он приказал увозить полковую артиллерию и ставить ее по холмам.
Буква «твердо» опрокидывалась. Там, где был раньше ее слабый нижний конец, вырастали могучие плечи.
Пруссаки теснили голицынские полки. Вскоре корпус Голицына был оттеснен почти до деревни Куннерсдорф, и у короля появилась возможность вывести на поле битвы всю свою наличную пехоту и часть конницы. Но высоты над рекой и Шпицберген оставались в руках русских. Румянцевский корпус только вступил в бой. Корпус Фермора еще не двинулся.
Фридрих II тем не менее считал битву решенной. Прижатой к реке русской армии оставалось, по мнению короля, отступать через болото, где единственный мост уничтожили сами русские. Тесный понтонный мост, наведенный ими на левом берегу Одера, не мог серьезно помочь переправе. Отступление в сторону Франкфурта тоже представлялось невозможным. Это значило подвергнуть армию губительному удару во фланг.
День клонился к вечеру. Фридрих появился на поле битвы в сопровождении своих генералов. Среди дня в штаб короля явился курьер от Фердинанда, герцога Брауншвейгского, с известием о том, что им разбиты французы при Миндене.
– Оставайтесь здесь, чтобы отвезти герцогу в ответный комплимент известие о нашей нынешней победе, – сказал король посланцу герцога.
В нетерпеливом ожидании, что вскоре с русской стороны явится трубач с парламентером для переговоров о сдаче, Фридрих поторопился отослать герцогу Брауншвейгскому его курьера с известием о полном разгроме русской армии.
Трубач не явился. Бой затихал. И понятно почему. Первыми король ввел в битву гренадер, которые раньше пришли к месту боя, сделав пятнадцатичасовой марш. То были самые выносливые люди. Они овладели левофланговым русским укреплением. Но лучшая часть их пала, исколотая штыками молодых суворовских учеников. К Фридриху подходили отставшие, менее стойкие части пехоты. Он их немедля, без передышки, посылал в атаку. Конница у Фридриха обычно следовала за первой атакой пехоты. Сегодня пришлось изменить этому тактическому приему: большую часть кавалерии, из-за усталости коней неспособную к бою, король послал вправо и влево в охват русского расположения, думая этим убедить русских, что им нет отступления вдоль реки. При себе король оставил только лучшие гусарские эскадроны. Между тем русская конница Тотлебена и австрийская конница Лаудона сохранили коней свежими. А на высотах стояли вне огня прусских орудий несокрушимые, хотя и стесненные силы Румянцева и Фермора.
Король не хотел и не мог удовлетвориться полупобедой.
– Русские сжимаются пружиной. Если эта пружина сорвется, то ударит больно. Что вы думаете, Зейдлиц? – обратился Фридрих к своему старому генералу.
– Ваше величество, ваши солдаты истощены маршем, зноем и боем. Продолжать сражение опасно.
– Что ж, я должен отойти? Одержав победу? А что ты скажешь, Ведель?
– Атаковать, государь! Мы их всех загоним в реку и в болото! – ответил Ведель, видя, что Фридрих желает продолжать битву.
– Итак, марш вперед! – воскликнул король.
Он сам повел полки в атаку. Первой целью он назначил покинутую русскими батарею на одной из высот. Овладев этой высотой, можно было снова начать артиллерийский обстрел противника. Но здесь на пруссаков обрушилась конница Тотлебена и Лаудона. Русская пехота двинулась за ней.
Заговорили шуваловские гаубицы, поражая пруссаков навесным огнем. Огонь тяжелой русской артиллерии явился для короля полной неожиданностью. Пруссаки дрогнули и смешались.
Под Фридрихом снарядом убило лошадь. Ружейная пуля ударила в грудь короля, и только готовальня в золотом футляре спасла его от смерти: пуля расплющилась о футляр.
Фридрих в бессильной ярости воткнул шпагу в землю. Он в первый раз за всю свою боевую жизнь видел, что его войска постыдно бегут. Да, не отступают, а бегут!
– Неужели для меня не найдется ядра?! – воскликнул король.
Ему подали нового коня. Он медлил садиться. В это время налетели австрийские гусары. Королю грозил плен. Встречная атака эскадрона прусских гусар спасла короля от постыдного плена. Австрийцы уничтожили гусар, но схватка эта все же дала королю время ускакать с поля битвы. Ему осталось одно: спасаться в потоке перемешанных, бегущих прусских полков, преследуемых конницей противника.
… Смеркалось, когда Салтыков со своими генералами направился верхом обозревать поле битвы. Барабаны и горны звали рассыпанные русские полки под знамена. Местами солдаты кидали вверх шапки и кричали генералам «ура!». Множество солдат бродили по боевому полю, опознавая убитых, поднимая раненых. Казаки сгоняли пленных в одно место.
Объехав поле битвы, Салтыков вернулся в свой шатер на Шпицбергене. Его поздравляли с блестящей победой.
– Да, да, победа! – отмахивался Салтыков. – Вы скажите лучше, что нам теперь делать?
– Я пошел бы тотчас на Берлин! – пылко воскликнул Суворов. – И войне конец!
– «На Берлин, на Берлин»! – передразнил Суворова Салтыков. – Вас, молодой человек, не спрашивают. Поеду-ка я лучше в Петербург да спрошу саму царицу.
В то время, когда шел этот разговор в ставке Салтыкова, в Берлин скакал курьер с письмом от короля.
«Уезжайте из Берлина с семейством, – писал король своей жене. – Архивы следует перевести в Потсдам: возможно, что столица будет занята врагом».
Своему брату в Берлин Фридрих II написал: «Из 48-тысячной армии в настоящее время не имею и 3 тысяч. Все бегут, а я теряю мужество. Стряслось ужасное несчастье. Я не вижу выхода из положения и, чтобы не солгать, считаю все потерянным. Прощай навеки!»
Ночь прервала преследование пруссаков русской конницей. Сделав распоряжение, чтобы утром остатки разбитой армии переправились обратно за Одер, король устроился на ночь в пустой, разоренной халупе с выбитыми окнами. Он заснул не раздеваясь, закрыв лицо шляпой, с обнаженной шпагой под рукой. Рядом устроились на ночлег два королевских адъютанта.
- Предыдущая
- 26/73
- Следующая
