Полведра студёной крови. (СИ) - Хватов Вячеслав Вячеславович - Страница 22

• Предыдущая
• 22/72
• Следующая

— Эта… а за каким хуем тогда мы тебе нужны? — спросил рябой, сразу повеселевший от мысли, что за него сделают то, на что он никогда бы не решился, хотя всегда этого хотел.

— Родню хрякову порешить, — ответил я без затей. Ведь не зассыте?

— Гриша ты как? — посмотрел вмиг поскучневший рябой на долговязого мужика с ничего не выражающими бесцветными глазами.

— Я в деле. Баба моя с голодухи уже не встает и малой того и гляди откинется.

— Филя?

— И я. За батьку с мамкой покойных этих хряковых выблядков всех порву.

— Матвей?

— А я чо? Мне что ебать подтаскивать, что ебаных оттаскивать.

— Ик, — сказал Вован, хотя его никто не спрашивал.

Атмосфера за столом разрядилась. Все заулыбались. Кто-то потянулся к бутылке, предвкушая дружескую попойку. Да. А ведь мы еще даже не представились. Ничто так не сближает, как соучастие в будущем убийстве.

Однако я решительно сдвинул стаканы и тарелки в сторону, перевернул меню обратной стороной и достал карандаш, — давай рисуй, где там что у твоего соседа в Чашкинцах стоит.

Никогда всерьез не воспринимал эти сказки Святых Отцов о бренной душе, навсегда покидающей тело убиенного, и отправляющуюся либо в райские кущи, либо к дьяволу на сковородку. Там, где нужны холодная голова, умелые руки и тонкий расчет, не место этим бредням для сельских дурачков. Для меня приведение клиента в нужное заказчику состояние всегда было больше чем работой. Этот процесс сродни искусству, и лично мне долгими зимними вечерами, сидя у огня с бутылочкой, бывает приятно вспомнить, как красиво был исполнен тот или иной персонаж. Хотя нет, какое нахуй искусство? Заполучив интересный заказ, я чувствую, как кровь в жилах начинает бежать раза в два быстрее, будто заходишь в казино, заранее зная, что снимешь джек-пот. Да, это можно сравнить со всеми азартными играми разом. Нужно расставить фишки, раздать карты, встряхнуть кости и припрятать козырного туза в рукав. Колесо рулетки крутится, шестеренки запущенного тобой механизма щелкают, противники с алчным блеском в глазах потирают потные ладони, стрелка на циферблате неумолимо движется к назначенному часу, патрон дослан в патронник, дыхание замерло. И когда колесо рулетки остановится, кости упадут на сукно стола и козырной туз ляжет в руку… Выстрел! Бинго!

Такое сложно повторить, но я повторяю. "Повторяю", а не "повторяюсь". И не изъебства ради, а для того, чтобы ни одна сволочь не могла сказать: "вон того торгаша грохнул тот самый Кол". Правда, чего уж там, временами жалею, что не родился еще засранец, способный оценить мои старания не только горстью золотых, и, тем более, вычислить меня по почерку, не смотря на все мои ухищрения. Хотя тщательное планирование и долгие часы раздумий перед делом вовсе не влекут за собой обязательно каких-то хитровыебнутых ходов. Все должно быть просто, неожиданно и быстро. В этот раз дело, правда, осложнялось тем, что не хватало времени осмотреться и тем, что валить всех без разбору я не мог. Дело не в том, что массовое убийство мне претит, и даже не в том, что на будущей ферме моей малолетней заказчицы некому будет работать, просто много жертв — много шума, да и времени это займет немало. А времени у меня в обрез

Размышляя об этом, я возвращался на постоялый двор слегка поддатый, сытый и довольный собой. Подельникам тоже бухать по-черному не дал, ибо нехер.

И вот когда до такого желанного продавленного дивана оставалось пройти пару кварталов, из-за покосившегося забора в моё светящееся улыбкой лицо швырнуло горстью колючего снега.

Что за хрень?

Я обернулся.

Никого. Только ветер завывает в подворотне дома напротив.

Впереди из переулка ручейком струится поземка. Ручеек этот змеится, обвивается вокруг фонарного столба, как-то странно клубится и… Внушительная охапка снега снова летит мне в лицо.

Какого хуя?!

Я снова обернулся.

Сзади из всех щелей, проулков и подворотен струились подобные первому снежные ручейки, но их были десятки и они уже сформировались в невъебенных размеров кокон, перекрывший всю улицу и грозивший похоронить меня под собой.

Блядь.

Я побежал. Снежная волна, завывая и клубясь, устремилась за мной. Все вокруг словно ожило, передумав отходить ко сну. Захлопали ставни в заброшенных домах, задрожал лист на потрепанной временем крыше бывшего кинотеатра, рухнул в сантиметрах от меня ржавый рекламный щит, больно ударила по локтю, внезапно открывшаяся калитка ограды детского сада, не видевшего детей вот уже пятьдесят лет.

Все будто старалось схватить, зацепить, задержать меня, но я бежал. Увернулся от качелей, вращающихся, как ручка мясорубки, едва не упал, заглядевшись на мигающий разноцветными огнями светофор, в котором давно уже нечему мигать,

Ебена мать! Да что ж это такое?

Я влетел на задний двор своего временного пристанища.

Что-то тяжело бухнуло в забор, и сразу все стихло.

Я затравлено огляделся. Разбуженный шумом из-под брезента, укрывающего телегу, как ни в чем не бывало, выбрался Красавчик. Он потянулся, зевнул и, не выказывая никакого беспокойства, принялся вычесывать вшей.

— Иди, прошвырнись.

По ночам я выпускал его поохотиться, добыть себе жратвы, и Красавчик набивал свое брюхо крысами, собаками или припозднившимися гуляками. А днями, пока я работал, он отсыпался в телеге. Так мы поступали, если останавливались где-то более чем на одну ночь, и менее чем на неделю. На однодневной стоянке, обычно в какой-нибудь маленькой деревеньке, Красавчик ночевал поблизости, на опушке, чтобы не нервировать домашнее зверье, а больше трех дней мы нигде и не задерживались. Это чревато при моей профессии, да и затянувшаяся ночная охота моей зверюшки могла бы спровоцировать охоту местных уже на нас.

В Березниках же мы всего вторую ночь, поэтому я отпустил Красавчика, с интересом наблюдая, как тот перемахнул через забор.

Ебнет или не ебнет его то, что гнало меня по улице?

Нет, гляди ж ты, не ебнуло. Видать опять приход был или собутыльники в водку чего подмешали. Если второе, каждого найду и кадык вырву.

С такими мыслями я ввалился в комнату, где Ольга, сидя за столом, уплетала здоровую куриную ножку. Еще на расстеленном полотенце лежали луковица, половина краюхи ржаного хлеба и стояла крынка с молоком.

Какого хера? У тебя завелись карманные деньги? — я повесил одежду со снарягой на пару вбитых в стену гвоздей и плюхнулся на диван.

— Есть хотела, — возмутилась она. — И вообще, это я тебе плачу.

— Что? — привстал я, но затем махнул рукой и лег обратно, отвернувшись к стенке.

Ненавижу детей. Эти маленькие ублюдки несут всякую хрень, не задумываясь о последствиях. И ведь прокатывает! В другой раз отвесил бы такого леща за борзоту и крысятничество, но сон, стремительно пожирая остатки моего сознания, препятствовал занятию воспитательным процессом.

— Как там наши дела? — продолжал ехидничать маленький пизденыш.

— Работаю, — я зевнул. — Скоро все узнаешь. Потому что… Если… Может быть… Мы… Я…

Утром, выпив залпом остатки молока и дожевав горбушку ржаного, проверил наличность и кинул на стол серебряный. В зеркало на меня с подозрением посмотрела воспалёнными глазами небритая физиономия. Черная дрянь это или что еще, но надо бы после дела снова навестить того похотливого доктора, пусть даст какую-нибудь пилюлю.

Красавчик уже был на месте и поглаживал раздувшееся пузо, сидя на мешке с овсом. Я запряг кобылу и попытался открыть ворота. Но их, как и калитку с той стороны что-то держало. Пришлось выйти через подъезд и обойти дом вокруг.

Ебаный в рот! Огромный сугроб. А ведь когда вчера входил, не было. Значит, на самом деле было?

Провозившись с воротами, едва не опоздал к месту встречи с городской братвой, но савраска и на этот раз не подвела. Уже заметно тяжелее она пошла под грузом пяти невыспавшихся тел. Главное, чтобы Красавчик не всхрапнул под брезентом. Не хотелось бы непоняток перед делом. Его в Чашкинцах я планировал использовать только в крайнем случае, чтобы засранец в суматохе не порвал кого-то кроме родни Хряка. Он может.

• Предыдущая
• 22/72
• Следующая