Принц Вианы - Старицкий Дмитрий - Страница 51

• Предыдущая
• 51/74
• Следующая

Мне были продемонстрированы остальные платки, которые хозяин постоялого двора оставил здесь для моего удобства.

— Как велик долг твоих родителей?

— Ваша милость, мне еще долго его отрабатывать. Не только его, но и лихву.

— Сколько?

Девушка залилась краской и тихо произнесла:

— Пять золотых.

Вынул из лядунки трофейный кошелек и отсыпал оттуда шесть «конных» франков. Вложил монеты в узкую ладошку девушки.

— Наваррский принц оценил твое искусство, и это тебе по золотому за каждый платок. Если быстро пошьешь мне шелковое белье с такими же монограммами, то заработаешь еще. Хоть и не так много, как сейчас. А теперь иди что-нибудь поешь. Вечером скажешь мне, как дела с моим новым бельем.

Закрыл ей ладошку с монетами в кулачок, поцеловал в носик и хлопнул по тугой попке, направляя к двери.

— Так это вы — наваррский принц? — восхищенно спросила девушка, оглядываясь в дверях. Глаза у нее при этом были — как у юной фанатки группы «Иванушки International».

— Это я, — согласился с очевидным, — самый настоящий принц Вианы и Андорры, инфант Наварры.

Девушка еще раз присела в реверансе и вышла.

— Я осмелюсь спросить вас, сир: почему вы так необычайно много заплатили за полдюжины платков? — спросил Микал, когда за девушкой закрылась дверь.

— Я платил не за платки, мой верный Микал. Я сейчас на твоих глазах купил легенду. Легенду о красивом, добром, справедливом и щедром принце. Всего за шесть золотых. Недорого.

Сел за стол, посмотрел на чистую столешницу. Немного помолчал, разгладил скатерть и сказал:

— Закрой дверь, Микал, и неси сюда деньги.

Когда Микал выполнил приказ, я поинтересовался:

— Когда последний раз платили жалованье моим людям?

— Да после того, как сошли с корабля в Руане, сир.

— Сколько прошло времени?

— Ровно месяц, сир.

— Сколько получает конный стрелок в Беарне?

— Денье в день, сир. Сержант — два денье. На войне — в полтора раза больше.

— Итого?

Микал скривился правой стороной верхней губы, задрав глаза под брови. Высчитывает, наверное. Через минуту выдал:

— Одному стрелку — тридцать один денье на всем готовом, шесть стрелков, сир, — сто восемьдесят шесть денье. Вру, сир, пять стрелков — я ведь уже не стрелок. Пять стрелков — это будет сто пятьдесят пять денье. И сержанту шестьдесят два денье. Всего двести семнадцать денье.

— Молодец, — оценил я способности раба к арифметике. — Не зря тебя меняла хвалил. Математикус! Отсчитывай их долю. Половину в денье, половину в оболах. А люди из Фуа на каких условиях служат?

— Шевалье д'Айю, сир, со своими людьми выполняет перед вами свой вассальный долг на собственный кошт. Почти два полных месяца.

— И сколько я ему должен заплатить сверх сорока дней?

— Лично ему — три доли, как кабальеро. А его людям — по одному денье. Итого шестьдесят денье его стрелкам и тридцать денье ему самому. Всего девяносто денье, сир. Выдайте все деньги ему сразу, а он сам разберется в своем копье, кому сколько.

Приготовили на столе две кучки монет, и я накрыл их платками. «Красивый вензель», — снова отметил я работу девушки.

— Зови сержанта первым и скажи, чтобы взял пустой кошелек.

А сам, пока Микал бегает, выложил на подоконник все причиндалы к огнестрелу и сам пистолет.

— Сир, — послышалось за спиной.

Невысокий квадратный сержант, казалось, занял собой все пространство. Не в первый раз я удивляюсь такому эффекту.

— Сержант, тебя-то мне и не хватало. Как идет служба?

— Все согласно положенному распорядку, сир. Два часа как моих людей сменили стрелки сьера Вото. Мои бойцы надеются догнать вас вчерашних в бражничестве и распутстве.

Шутит — значит, настроение хорошее. Кстати, о шутках.

— Что-то я давно не видел своего шута…

— Сьер дю Валлон, сир, сказал, что пройдется по окрестностям, послушает, что говорит народ в городе. Ушел вчера вечером, как только вы уединились, и до сих пор еще не пришел.

— Придет?

— Думаю, придет, сир. Скорее всего, он завис в каком-нибудь кабаке, в городе. Вчера, пока хозяин постоялого двора за девками бегал, он сказал, что прелестницы нынче интересуют его только эстетически. И что его старая харя нам только будет мешать веселиться.

— Эрасун, — наконец-то я вспомнил, как сержанта кличут.

— Слушаю, сир.

— Я тебе денег должен за август.

— Мы все понимаем, сир, что обстоятельства чрезвычайные, и решили, что с жалованьем мы вполне можем подождать до дома.

Вот, блин, чуть слезу не вышибло. Не ожидал я такого отношения, откровенно говоря. К тому, что с задержкой жалованья, идущей сверху, стрелки скрепя сердце согласятся, я внутренне был готов — да и куда они денутся? Сами же домой хотят не меньше нашего. Но вот чтобы самим предложить заплатить им за службу когда-нибудь потом — это для меня, как человека третьего тысячелетия, как-то чересчур. Слишком въелся под кожу принцип — никаких услуг без вознаграждения. Иначе кинут.

— Спасибо, сержант, я тронут такой заботой обо мне с вашей стороны, но в данном случае в этом нет необходимости. Вот ваши деньги, — я снял платок с большей кучки монет. — Ссыпай в свой кошель, и делите там их сами меж собой. Свободен, отдыхайте все.

Когда довольный сержант ушел, я приказал Микалу позвать шевалье. И тот незамедлительно прибыл. Одновременно с вернувшимся посыльным.

— Шевалье.

— Сир, — поклонился дворянин из Фуа в дверях.

— Шевалье, приведите ваше копье в парадный вид. Сегодня вечером вы сопровождаете меня во дворец к моей тетушке — дюшесе. Она родом де Фуа, и ей будет приятно видеть земляков.

— Я помню, что она сестра вашего батюшки, сир. На моих глазах она очень убивалась, когда конт Гастон де Фуа-Грайя погиб на турнире в По. И потом носила весь положенный траур. Даже свадьбу отложила.

А вот это — информация в кассу. Тетушка Маргарита к Валуа отношения не имеет. И это есть гут. А я, оказывается, — Франциск Гастонович. Тоже красиво…

— Шевалье, за сколько дней я вам должен плату за службу?

— За девять дней, сир.

— Тут серебро твоему копью за десять дней. И готовьтесь к ужину в шато бретонского дюка. Пусть все стрелки будут в кольчугах со шлемами, и рогатины не забудут. После Плесси-ле-Тур мы должны быть готовы ко всему. Хоть тут и другая моя родня.

Когда шевалье ушел, я сказал своей «тени»:

— А теперь пошли обедать.

Микалу, Филиппу и де Валлону на это раз денег не обломилось — они еще на барке получили по золотому как мои ближники; это большие деньги тут, оказывается.

Кормили в обед не как вчера — закуской к выпивке, а по-настоящему честной и сытной пищей простых людей. Но одновременно эти блюда сделали бы честь хорошему этническому ресторану, будь они более изящно оформлены и поданы. И в другой посуде. Нет тут пока не только фарфора, но даже фаянса. Полное господство красной глины, хотя и интересной по дизайну.

На первое подали горячий мусс из устриц и креветок с жареной ветчиной и протертыми грибами. Этакий крем-суп. Очень модный в моей России на бизнес-ланч, как теперь стали называть советские комплексные обеды.

К супчику прилагались одновременно гречневые… блины не блины, но что-то на них похожее, свернутое над начинкой конвертиком под названием «галет». Нечто подобное, только более тонко распластанное и без такого разнообразия начинки, делают под названием «кутаб» кавказские татары, которых с советских времен называют азербайджанцами. Мне достался галет сначала с начинкой из морских гребешков со сливками и молодым зеленым луком, потом принесли еще один с начинкой из ветчины, сыра и крутых яиц с тимьяном и лавровым листом. Вот не знал никогда, что в Бретани наша русская гречка — чуть ли не основная еда. Надо будет у тетушки выклянчить мешок-другой посевного материала. Люблю я иногда гречневую кашу с молоком навернуть. Или по-купечески. Да и в походе солдатам разнообразие — не последнее дело. И хранится она хорошо. Стратегический продукт, наравне с горохом, как показала Великая Отечественная война.

• Предыдущая
• 51/74
• Следующая