Бюст Бернини - Пирс Йен - Страница 52
- Предыдущая
- 52/53
- Следующая
«Вы? — насмешливо спросил он. — Простой работяга? И вы хотите, чтобы я поверил в этот бред?»
«Пусть я простой работяга, — ответил я, закипая от ярости. — А вот скульптор не совсем обычный. Даже можно сказать, хороший скульптор, если мне удалось оставить в дураках типа, который всю жизнь отдал изучению, как вы изволили выразиться, работ выдающегося мастера».
— Надо сказать, синьорина, я к этому времени совсем забыл о Гекторе. Уж очень мне не нравилось, когда меня называли простым работягой. А вообще-то с самого начала цель у меня была одна: чтобы он оставил Гектора в покое. Но я на этом не остановился, решил его унизить. Он все еще не верил, тогда я выхватил из папки эскизы и показал ему. Достал наброски, мелкие слепки скульптуры. Нос, ухо, подбородок. Ну, вы понимаете, рабочие, так сказать, фрагменты, которые в точности соответствовали оригиналу.
Он немного растерялся, и спеси у него поубавилось. Он рассматривал эскизы — а рисовальщик я очень даже неплохой, — потом сравнивал их с мраморными фрагментами и слепками, и его лицо принимало все более озабоченное выражение. Возможно, все это заставило его задуматься. Вы же знаете, в каком состоянии тогда пребывал мир искусства. Череда скандальных разоблачений. Достаточно вспомнить историю с голландскими экспертами, которые признали подлинниками самые чудовищные подделки. Выставили себя на всеобщее посмешище. Но этот тип, Альберджи, был не из тех, кто любит, чтобы над ним смеялись. Я выложил ему целую историю. Изо всех сил старался убедить, будто сделал этот бюст для Гектора, чтобы тот мог бы толкнуть его какому-то идиоту, богатому коллекционеру из Швейцарии. И в этом не было ничего незаконного, ведь никакого разрешения на вывоз новых работ не нужно. А тут в дело вступает музей Боргезе и идентифицирует подлинность Бернини. Огромное вам спасибо, еще раз сказал я. Теперь он изрядно вырос в цене. Гектор будет доволен. Короче говоря, я утер нос этому типу. Он помолчал, потом поднял голову и спросил:
«Что надо?»
И я сказал:
«В письме, адресованном Гектору, вы признаете бюст подлинным. Вы сами атрибутировали бюст и…»
«Вы не смеете использовать это письмо!» — вскипел он.
Я лишь усмехнулся в ответ и произнес:
«А вы попробуйте помешать мне».
«Еще как помешаю», — зловеще пообещал он.
Он вызвал музейного охранника, и они прошли в соседнюю комнату. Там находился Бернини. Так впервые я увидел это творение мастера, и оно было прекрасно. Альберджи и Гектор говорили истинную правду. Подлинность его не вызывала сомнений. Одного взгляда было достаточно, чтобы это понять. Изумительная, прелестная работа…
Борунна опять умолк, собираясь с духом перед тем, как перейти к самой неприятной части повествования.
— И вот Альберджи жестом указывает на бюст и просит охранника убрать его. Тот выносит его, хоть бюст и тяжелый, Альберджи следует за ним. Они проходят через залы музея, выносят его через черный ход в задний двор, где строители заняты какой-то работой, и охранник опускает бюст на землю. Я шел следом за ними и все видел. Альберджи подошел к одному из работяг и взял у него тяжеленный молоток. Не успел я его остановить, как…
— Что произошло?
— А вы как думаете? Ударил всего один раз, но изо всех сил. Прямо по голове. Мрамор треснул, бюст развалился на куски. С дюжину крупных фрагментов и тысячи мелких осколков. Урон был нанесен непоправимый. Я молча смотрел на деяние его рук, а Альберджи отбросил молоток и подошел ко мне.
«Ну, скульптор, — произнес он своим мерзким голосом, — вот и все. Смотри и запомни. Тебе врежу точно так же, если посмеешь нагадить мне. А теперь забирай свои безделушки и прочь отсюда!»
— И он ушел, отряхивая пыль с рук. Затевая все это дело, мне и в голову не приходило, что он способен уничтожить прекрасное творение мастера. Сам не зная почему, но я собрал с земли несколько фрагментов, поврежденных меньше других, понимая, что поправить уже ничего нельзя.
Наступила долгая пауза. Борунна окончательно выдохся, Флавия не знала, что и сказать.
— Какое несчастье, — пробормотал Аргайл. Борунна поднял на него взгляд.
— Несчастье? Да, в некотором смысле, конечно. Но главная проблема заключалась…
— Да?
— Прямо не знаю, как вам и сказать. Вы, наверное, сочтете меня просто чудовищем…
— Говорите, не смущайтесь.
— В тот миг я почувствовал себя счастливым.
— Счастливым?
— Да. Когда на голову скульптуры опустился молоток и она рассыпалась в прах, я был на седьмом небе. Я торжествовал. Не могу это объяснить. А потом… потом все время чувствовал себя виноватым.
Борунна взглянул на Флавию с таким видом, словно искал у нее оправдания. Но она просто спросила:
— Гектора не стали преследовать?
— Нет. Никаких обвинений они не выдвинули. Ведь Альберджи, признав, что бюст был всего лишь копией, выставил бы себя на посмешище. Гектор сохранил его письмо. И знал лишь одно: бюст у него конфисковали. Вот такая история.
— И вы никогда ничего ему не сообщили?
— Разве я мог? Это разбило бы ему сердце. Мое сердце было уже разбито. А Мария твердила, что надо поскорее забыть обо всем. Ну и я почти забыл, пока вы не появились. Мне следовало сразу обо всем рассказать. Но поскольку я знал, что бюст, привезенный в Америку, не мог быть настоящим, то подумал, будто Гектор снова занялся подделками. Нет, если бы я тогда рассказал, он был бы жив.
— Так это вас больше всего огорчает?
Борунна кивнул.
— Не расстраивайтесь, — мягко промолвила Флавия. — К тому времени, как мы с вами познакомились, он был уже мертв.
— А мне кажется, он знал, — вставил Аргайл. — Именно поэтому так хотел осмотреть бюст. За это его и убили. Если бы Гектор не знал, то не стал бы настаивать на приватной беседе с Морзби и не попался бы под руку. Он собирался вернуться б Италию и выяснить у вас, как все произошло.
— Но откуда он мог знать?..
Флавия подняла голову и увидела стоявшую у двери жену Борунны. Она вспомнила, что у ди Соузы всегда была репутация дамского угодника. Молодая женщина часто оставалась наедине с Гектором, пока ее муж находился в мастерской. Ведь познакомился скульптор с ди Соузой через жену и сам говорил, что, возвращаясь домой, часто заставал их вдвоем. Рассказывал, какие тесные дружеские чувства их связывали, как жена отчаянно молила выручить Гектора из беды. Только теперь Флавия поняла, почему Борунна почувствовал себя таким счастливым, когда увидел, что на голову Бернини обрушился молоток. Он представил, что это голова Гектора, его соперника и друга.
Флавия заметила страх в глазах пожилой женщины. Та поняла, что она обо всем догадалась, испугалась, что Флавия может ее выдать. Но ведь и к мужу она была очень привязана; и в ее глазах светились неподдельные преданность и тревога, когда она говорила о депрессии Альсео.
— Очевидно, выяснил через каких-то знакомых из музея Боргезе, — поспешила заметить Флавия. — Когда именно, не знаю, но, судя по всему, этот удар он перенес достойно. И уж определенно не стал бы взваливать всю вину на вас.
— Так вы считаете, от того, что я тогда не сказал, ничего не изменилось?
— Да, — пылко уверила его Флавия. — Я не вижу причин терзаться угрызениями совести. Даже то немногое, о чем вы тогда мне сообщили, помогло расследованию, а то, о чем умолчали, не имело никакого значения. Нет, признаю, я очень огорчилась, узнав о судьбе бюста, но ведь это было давно, теперь не исправить. Кстати, что произошло с фрагментами?
Борунна, ободренный ее утешениями, начал медленно выходить из депрессии. Для полного выздоровления еще понадобятся время и забота его преданной супруги. И все же он уже на пути к нормальному состоянию. Осколки бюста, сказал Борунна, лежат в сундуке, в его мастерской при кафедральном соборе. Если они хотят их видеть, то он покажет. Но лишь после того, как они выберут себе одну из его работ.
— Это подарок вам обоим, — добавила Мария. — От нас, с благодарностью за все.
Поскольку Аргайл уже сделал выбор и Флавия его вполне одобрила, задерживаться они не стали. Сжимая в руках мадонну, завернутую в обрывок старой газеты, Аргайл с Флавией покинули дом в сопровождении супругов, которые шли, взявшись за руки, как малые дети. И медленно двинулись по узким улочкам старого городка к собору.
- Предыдущая
- 52/53
- Следующая
