Рыцарь Курятника - Капандю Эрнест - Страница 23
- Предыдущая
- 23/27
- Следующая
– Он оставил там двух куриц?
– Да.
– Мне нужно донесение его и других петухов, я должен знать, что происходило прошлой ночью в Париже каждый час, каждую минуту. Я должен знать, кто увез Сабину и кто ранил ее. Мне это необходимо!..
– Вы это узнаете.
– Когда?
– В полночь, у Леонарды.
– Я буду вас ждать.
С. отворил дверцу и, не останавливая кареты, выскочил на улицу. Оставшись один, Жильбер крепко сжал кулаки.
– Горе тому, кто хотел погубить Сабину, – сказал он с глухой яростью, походившей на ворчанье льва. – Он вытерпит столько мук, сколько вынесло мое сердце. Итак, ночь на 30 января навсегда будет для меня траурной! Каждый год в этот час я буду проливать горькие слезы!
Жильбер откинулся назад и приложил руку к сердцу:
– Мать моя, отец мой, Сабина, – вы будете отомщены, а потом я отомщу за себя.
Трудно передать интонацию, с которой он произнес слова «за себя». Чувствовалось, что, говоря это, он рисовал себе картины возмездия, которое ждет его врагов.
Карета доехала до Красного Креста и остановилась.
Жильбер надел бархатную маску, отворил дверцу и, выскочив на мостовую, сделал кучеру знак рукой. Карета укатила так же быстро, как и приехала. Жильбер пересек площадь и постучался в дверь первого дома на улице Фур; дверь тотчас отворили, но она осталась полуоткрытой. Жильбер обернулся и бросил вокруг себя пристальный взгляд, удерживая дверь правой рукой. Убедившись, что ничей нескромный взор не следит за ним, он проскользнул в полуоткрытую дверь, которая закрылась за ним без малейшего шума.
В эту ночь ветер дул с запада; небо было покрыто тучами; не было видно огней в бойницах, пробитых в толстых стенах Бастилии. Площадь, улица и предместье были пусты.
В десять часов на Королевской площади послышался лошадиный топот и появилась группа всадников. Это были мушкетеры, возвращавшиеся в свои казармы; вскоре они исчезли, и шум прекратился.
Прошло полчаса, потом вдали раздался глухой шум, он становился все сильнее – это был стук колес экипажа и топот нескольких лошадей.
Из-за угла улицы Монтрейль выехал почтовый экипаж, запряженный четверкой. Два форейтора в огромных ботфортах хлопали бичами с удивительной ловкостью. На запятках сиде-
ли двое мужчин в меховых шинелях. Экипаж ехал довольно быстро. Как только он поравнялся с Сент-Антуанскими воротами, с обеих сторон улицы к нему вдруг устремились четыре человека; двое бросились к лошадям, крикнув:
– Стой!
– Прочь! – заревел передний форейтор, подняв бич. – Или я поеду на тебя.
– Именем короля, остановитесь, – раздался твердый голос.
Десять всадников в костюмах объездной команды вдруг выехали с пересечения улиц Рокет и Шарантон. Они окружили почтовый экипаж; один из них подъехал к дверце и, вдруг повернув глухой фонарь, осветил внутренность кареты.
Молодой человек, роскошно одетый, в одиночестве дремал в углу. Свет и шум его разбудили; он осмотрелся и произнес несколько слов на иностранном языке. У него были длинные черные волосы, ниспадающие на плечи, и маленькие усики. Бригадир объездной команды внимательно осмотрел карету, чтобы убедиться, что в ней больше никого нет.
– Вы не француз? – спросил он.
Молодой человек, казавшийся чрезвычайно удивленным, произнес несколько слов, которые бригадир не понял. Потушив фонарь, он приказал одному из своих солдат:
– Поднимите шторы на дверцах!
Приказание было выполнено: деревянные шторы подняты так, чтобы никому нельзя было видеть внутреннюю часть кареты. Два всадника поехали впереди, четверо сзади и по двое с каждой стороны кареты. Еще двое сели на козлы, двое других на запятки.
– В отель начальника полиции! – отдал распоряжение форейторам всадник, осмотревший карету. – Именем короля, поезжайте!
Почтовый экипаж под конвоем из десяти всадников въехал во двор отеля в ту минуту, когда пробило одиннадцать часов.
– Не отворяйте дверцы, – сказал бригадир повелительным тоном.
Он соскочил с лошади и исчез под сводом. У двери первой приемной стоял вестовой.
– Мне нужно видеть начальника полиции, – сказал бригадир.
– Войдите, он вас ждет в желтом кабинете, – отвечал вестовой.
Бригадир прошел несколько комнат, слабо освещенных. Раздался звук колокольчика, без сомнения предупреждавший начальника полиции, потому что дверь тотчас отворилась и Фейдо де Марвиль появился на пороге.
– Удалось? – спросил он.
– Так точно.
– Вы остановили карету?
– Да. Почтовую карету с коричневым кузовом и с зелеными украшениями, запряженную четверкой, с двумя слугами на запятках и с одним молодым человеком, сидевшим внутри.
– И ее пассажир не говорит по-французски?
– Ни словечка.
– На каком же языке он говорит?
– Я не знаю; я не понял ни слова из того, что он лопотал.
– Где вы остановили карету?
– У Сент-Антуанских ворот.
– Никто, кроме вас, не видел пассажира?
– Никто, кроме меня. Я погасил фонарь и велел поднять шторы, которые снаружи укрепили замком, так что их невозможно опустить изнутри.
– Очень хорошо.
– Карета во втором дворе вашего отеля.
– Пошлите ваших солдат и агентов на другой двор и ждите у кареты, не отворяя дверцы. Насчет лакеев я уже распорядился.
Бригадир поклонился и вышел.
– Наконец-то, – прошептал Фейдо с радостной улыбкой, – хотя бы в этом отношении я исполнил желание его величества.
Он вышел из кабинета и отправился во двор, где находилась карета; она стояла у крыльца. Лошадей не было; слуги, солдаты объездной команды, агенты исчезли; один бригадир стоял, держась рукой за ручку дверцы.
Фейдо де Марвиль остановился на нижней ступени крыльца, внимательно рассматривая карету, освещенную двумя фонарями.
– Все исполнено в точности, – прошептал он.
Обернувшись к бригадиру, он хотел приказать отворить
дверцу, как его поразила внезапная мысль.
«Я не знаю по-польски, – подумал он, – как же мне его допрашивать? Впрочем, попробую объясниться с ним знаками, а д'Аржансон пусть объясняется с ним как знает».
– Отворите, – приказал он бригадиру.
Внутри кареты было совершенно темно, потому что штора другой дверцы была поднята. Путешественник не пошевелился.
– Выходите, – сказал ему Фейдо.
– А! Я приехала! – раздался молодой, веселый голос. – Это очень приятно!
Эта фраза была произнесена на самом чистом французском языке, и очаровательная головка с напудренными волосами в дорожном чепчике показалась в дверце, и крошечная ручка протянулась вперед, как бы прося помощи. Ручка эта встретила руку начальника полиции, и женщина в самом кокетливом костюме проворно выпрыгнула на ступеньки крыльца. Эта женщина была молода, нарядна и имела все манеры знатной дамы.
Фейдо остолбенел от неожиданности и посмотрел на бригадира; тот вытаращил глаза и бросился в карету. Она была пуста. Фейдо и бригадир повернулись друг к другу с окаменевшими лицами.
А молодая женщина держала себя так свободно, как будто приехала к себе домой. Она поправила платье, расправила ленты, взбила волосы, закуталась в подбитую мехом мантилью, стоившую целое состояние (мех в те времена носили только богатейшие люди Франции).
– Простите, а кому мы обязаны столь глупым законом запирать кареты путешественников, въезжающих в Париж? – осведомилась дама, не давая себе труда взглянуть на остолбеневших мужчин. – Меня конвоировали, как парламентера, въезжающего в неприятельский лагерь. Не узнай я мундиров объездной команды, уверяю вас, я бы очень испугалась.
Молодая женщина расхохоталась, потом, вдруг переменив тон, заговорила так быстро, что возражать ей не было никакой возможности:
– Ну, любезный хозяин, оставили ли вы для меня те комнаты, которые я обычно занимаю?
– Но… но… там был мужчина, я сам его видел! – вскричал бригадир.
– Мужчина… – повторил начальник полиции. – Значит, мужчина?!
Он пристально посмотрел на молодую и очаровательную женщину, которая, без сомнения, обладала всеми прелестями своего пола, и так как начальник полиции не трогался с места, она в свою очередь пристально посмотрела на него.
- Предыдущая
- 23/27
- Следующая
