Хлопушин поиск - Зуев-Ордынец Михаил Ефимович - Страница 14

• Предыдущая
• 14/33
• Следующая

– Пришли?ка ты мне, братец, – сказал Агапыч, – простецкого питейного меда поигристей. Да тараканов?то отцеди!

– Слабеете духом, замечаю, Василь Агапыч, – укоризненно проговорил капрал. – Ну, а я, старый штык, винца выпью.

Блаженно жмурясь, он опрокинул чарку, утерся ладонью и забубнил в прокуренные сиво?желтые усы унылую солдатскую песню:

Горчей тебя, полынушка,

Служба царская,

Наша солдатская, царя белого.

Не днем?то нам, со вечера, солдатушкам

Ружья чистити,

С полуночи солдатушкам

Головы чесать,

Головы чесать, букли пудрить...

– Солдатушки, солдатушки! А где они, эти солдатушки? – вытирая полотенцем пот с лица, спросил сердито Агапыч. – Пригнать сюда надо войско настоящее, регулярное, и ничего тогда не останется от этого мужицкого царя.

Капрал сочувственно тряхнул головой:

– Кажное ваше слово на месте, Василь Агапыч, кажное ваше слово к делу! Да где войско?то настоящее взять? Все на турка ушло.

И капрал снова тоскливо затянул:

Головы чесать, букли пудрить.

На белом свету во поход идти,

Во поход идти, во строю стоять...

– Ох, господи, дай Расее спокойствие! Война на миру, что пьяный на пиру, разорит, – снова завздыхал Агапыч.

– Откеда же ему, спокойствию, взяться? Народушке спокою не дают, отсюда и волнения всякая. – Капрал вытащил тавлинку, но, забыв зарядить нос, задумался, барабаня пальцами зорю по ее крышке. – Вот пригнали мы летом на завод чердынских. На муку пригнали! Я сам их вел, и покойников тащил. Хоть бы покойникам покой дали... А правду ли бают, Василь Агапыч, – осторожно заговорил капрал, – что на неких горных заводах работные людишки против своих владельцев с уязвительным оружием поднялись? И те заводы самозванцу передали?

– Враки! – Агапыч топнул ногой. – Стар ты стал, капрал. Бабьим сплетням веру даешь. Пушки льют у нас сейчас, оттого, по поверью, и басен много по заводу ходит. А ты, капрал, как услышишь такие разговоры, тащи говоруна к самому немцу, немедля. Он ему наломает репицу?то!

– Слушаюсь, Василь Агапыч! – четко, по?военному согласился капрал. И, разгладив усы, запел снова:

Во строю стоять да ружью держать.

Пристояли резвы ноженьки

Ко сырой земле,

Придержались белы рученьки

К огненному ружью...

– Будет тебе, капрал, – Агапыч недовольно поморщился, – без тебя тоска сердце щемит, а ты еще воешь, как волк на болоте. Коли петь охота, пой веселую.

– У солдата веселых песен не бывает, – обиделся капрал, – что солдатская песня, что тюремная – одинаковы. И у солдата собачье житье. Попробуй?ка артикулы ружьем да саблей метать с утра до ночи, от одного этого взвоешь!

Оба замолчали. Вой ветра в трубе превратился в многоголосый рев. Сверчок испуганно смолк.

– Непогода?то какая разыгралась. – Агапыч зябко передернул плечами. – Не дай бог сейчас в горах быть, закружит, завертит, в пропасть бросит.

Капрал вдруг насторожился. В сенях послышались шаги, неуверенные, какими ходят в темноте. Шум шагов приблизился, стих, и кто?то зашарил по двери, ища скобу.

– Кому бы это быть? – забеспокоился Агапыч.

Капрал подошел к двери и толчком открыл ее:

– Кто там? Входи!

Сильный порыв влажного, пахнущего дождем ветра ворвался в комнату и затушил свечу. В темноте кто?то шагнул через, порог, хрипло, надсадно дыша.

– Кто это? Не подходи. Топором огрею! – отчаянно крикнул Агапыч.

– Чего труса празднуешь? Или совесть нечиста? Черту душу продал? – спросил кто?то зло и насмешливо.

Капрал трясущимися руками выбил огонь. Затлел трут, загорелась свеча и осветила Петьку Толоконникова. Он был заляпан грязью до ворота. Бекеша его напиталась водой, и на полу образовались мутные лужи. Шапку Петька потерял, намокшие растрепанные волосы спустились на глаза, правая щека от удара Хлопуши вздулась и почернела. Он стоял, прислонясь изнеможенно к притолоке, и тяжело, с хрипом дышал.

– Петруха, чего ты? – метнулся к нему приказчик.

– Годи, дай передохнуть, – с трудом, чужим голосом выдавил Петька. – Насилу добрался. От самой Баштым?горы бегом. А буря крутит, глаза застилает, с тракту сбился, думал – заблужусь. Хотел уж стрелять, знак на завод подавать.

– Да в чем дело?то, Петрушенька? – с тревогой спросил Агапыч.

– Беда, Василь Агапыч! – тяжело, точно камень с горы, упали Петькины слова. И придавленный ими приказчик бессильно опустил руки.

– Какая же беда?то? Не томи ты для ради бога!..

– Конец нам всем приходит. Карачун! – крикнул Петька. – Говорил я тебе, что около завода Хлопуша ходит, полковник самозванцев. Чертов ворон, рваные ноздри! – выругался злобно Толоконников. – Я его все вкруг да около водил, а он возьми да как?то с Павлухой Жженым и снюхайся. Без меня. Ну и спелись. Сегодня манихвест пугачевский читали. Хотел я их рассорить. Куда! Чуть не задушил меня этот каторжник. Пашка ему крепко обещал, по рукам били, что в понедельник, после обеда, завороху начнут. Гарнизонных, говорят, перевяжем, они?де, старые крысы, и так со страху помрут...

Капрал обиженно крякнул. Петька, словно не замечая, продолжал:

– Управителя обещался – в петлю и на ворота, а приказчику – башку долой!

– Так и сказал? – Агапыч затрясся.

– Так и сказал! Чего мне врать? А пушки самозванцу пошлют, в Москву... Тьфу, в Берду. Антиллерия, вишь ты, ему нужна. Оренбург громить. Действуй, Василь Агапыч. Чуешь, на носу беда. Не медли!

– Господи, владычица?богоматерь. – Агапыч завертелся по комнате. – Не знаю, что и делать, и к каким мыслям прилепиться?

– Что делать? А вот что! Для того и бежал, чтобы не упустить их... Сажай инвалидов по коням, пусть гонят что есть духу на Карпухину зимовку. Там Хлопуша станует. Хватай его живого аль мертвого. В нем вся беда! – глаза Толоконникова сухо блеснули злобой. – А за попутьем пусть у жигарей на ближних куренях пошарят. Там Павлуха Жженый да Сенька Хват, из чердынских мужиков, хоронятся. Вот тогда ты у заворохи голову отсечешь.

– Команду, команду скорей из крепости слали бы! – не слушая Петьку, взмолился Агапыч. – И чего они мешкают? Над ними не каплет... А тобой, Петруха, я доволен, то исть вот как доволен. Не забуду!

– Вижу, что доволен, – дерзко ответил Толоконников. – Да что мне с того? А вот спросил бы, не зябнут ли у гуся лапы? Вы здесь в тепле меды распиваете, а я в непогодь по горам лазай да горло под нож разбойный подставляй.

– Счас, счас, Петрушенька, не сердись, – торопливо полез в карман Агапыч, вытащил серебряный рубль, подумал, прибавил еще один и протянул их Петьке. – На?ка вот, держи!

– Это добре! – Петька подкинул на ладони весело звякнувшие рубли. – Только мне этого мало. Ты свое обещание исполняй. Помнишь? Мастером плотинным кто обещал меня сделать?

– Пойдем к управителю, ты ему все расскажешь, там обо всем поговорим, – уклончиво ответил Агапыч. И, повернувшись к капралу, прикрикнул начальнически:– А ты, дед, прикажи своей команде коней седлать и немедленно скачите, куда Петька говорил. И чтоб без Хлопуши не возвращаться! Слышишь?..

Когда захлопнулась за Агапычем дверь, начал одеваться и капрал. Накинул заплатанный плащ, напялил на голову порыжевшую треуголку, пристегнул саблю.

– Кажись, в самом деле и до нас докатило. Ну, капрал, опять пороху понюхаешь. Связать, говоришь? Ну, гляди, парень, не ожгись! Как бы мы тебя не связали.

На дворе, шлепая по лужам, снова затянул, но не безрадостную, что пел в трактире, а веселую, походную:

Еще солнце не вставало,

Батальон наш во цепу.

Тут скомандовал поручик:

– Разом?кнись, на два шага!

– Старые крысы, говоришь? – обиженно закричал капрал в ночь. – Погодить тебе надо! Хошь и сед капрал, а зубы имеет, скусить патрон сможет!

Водку лили мы манеркой,

Мяса ели целый фунт.

Не?еприятель удивля?ался

Против нашей красоты!

...Долго в ту ночь, на удивление караульным, шумели на широком заводском дворе. Перекликались сиплые невыспавшиеся солдатские голоса, покорно всхрапывали туго заподпруженные кони, звякало затаенно оружие. Потом запели на ржавых петлях тяжелые заводские ворота, и топот многих конских копыт замер на тракту.

• Предыдущая
• 14/33
• Следующая