К своей звезде - Пинчук Аркадий Федорович - Страница 40

• Предыдущая
• 40/171
• Следующая

– Юля! – упрекнул Муравко добродушно. – Все ведь хорошо.

– Ладно, не будем об этом. Вон «Аврора», – она хотела показать рукой, но в руке была сумка.

– Дай-ка мне эту штуку, – Муравко забрал сумку. – А кофточку надень, свежо.

– Ничего, – ответила Юля и спросила: – А о чем у вас шел разговор?

Муравко уже расхотелось рассказывать, и Юлин вопрос застал его врасплох.

– Да так…

– Вы же хотели рассказать.

– Все это ерунда, Юля. – Он посмотрел на нее и поймал прямо-таки умоляющий взгляд. – Только чур, между нами. Мне дано две недели на обдумывание, – Муравко замолчал, недосказав фразу.

– Чего? – подтолкнула Юля.

– Предлагают стать космонавтом.

Юля удивленно вскинула глаза.

– Зазнаетесь – не подступиться.

Муравко засмеялся.

– Я серьезно, а ты… Ладно. Я еще согласия не давал. И вообще…

Они шли по набережной Большой Невки. Муравко остановился и придержал Юлю за локоть.

– Я ведь мог стать моряком. Вот с этим зданием, – он кивнул на Нахимовское училище, – связано мое знакомство с Ленинградом.

Муравко остался без отца, когда учился в восьмом классе.

На шахте, где работал отец, произошел какой-то несчастный случай, несколько человек пострадало, несколько погибло. В числе последних был и отец.

Колина мать Светлана Петровна работала старшей медсестрой в шахтерской больнице. В эти дни он ее не видел, она дневала и ночевала там. Муравко был предоставлен самому себе.

Кто-то из мальчишек тогда сказал: «Надо подаваться в Суворовское или Нахимовское, нас, как сирот, примут без экзаменов». Идея понравилась. Коля сказал матери: «Поеду в Нахимовское», – и положил перед нею открытку, снятую, наверное, вот как раз с этого места – от гостиницы «Ленинград»: голубой домик училища и серый трехтрубный крейсер.

Светлана Петровна подумала, помолчала, будто сразу согласилась, а затем жестко сказала:

«Не поедешь. Ты не сирота. Пока я жива и здорова, ты будешь учиться и жить, как все нормальные дети».

– Тогда я обижался на мать, – сказал Муравко. – Теперь понимаю: она поступила мудро. Став моряком, я никогда бы не стал летчиком.

– И космонавтом, – добавила Юля. Эта тема продолжала занимать ее. А Муравко было неловко: проболтался, как пацан. Все еще может сто раз перемениться.

– Это же был пристрелочный разговор, Юля, – он поправил сползшую с ее плеча кофточку. – Ни Волков, ни я ничего друг другу не обещали. Он наверняка еще пятерым сказал то же самое. Знаю я эти конкурсы. А ты всерьез.

– Вам ничуточки не жалко уходить из полка?

– Во-первых, я еще никуда не ухожу. А во-вторых… Ты ведь тоже не останешься с полком, если Чижа…

Он не нашел сразу точного слова – «уволят, оставят, не возьмут» – и замолчал.

– Речь не обо мне, – смутилась Юля.

«Именно о тебе», – хотел сказать Муравко, он уже понял, что беспокоит Юлю, но пощадил ее самолюбие. Видимо, говорить о том, что уже было ясно обоим, еще не подошло время.

– Это Кировский мост? – спросил Муравко.

– Да, – односложно ответила Юля.

– Расскажи, пожалуйста, о крепости, – попросил Муравко, пытаясь уйти от трудного разговора. Тем более что складывался он в каком-то нервном ключе: еще никто из них не взял на себя никаких обязательств, а в подтексте, в тоне уже звучал упрек, звучала обида.

– Мы пойдем через крепость? – спросила Юля. – А потом по пляжу вернемся к Неве. Как раз увидим развод двух мостов.

– Веди, как знаешь.

– Вы старший, и я обязана свои действия согласовывать с вами.

– От моего старшинства осталась одна иллюзия. Передаю бразды правления тебе.

– Ну нет, – не согласилась Юля, – мне удобнее быть подчиненной. Командовать – не женское дело.

Они взошли на деревянный мост, украшенный старинными фонарями. Муравко представил себя в черном цилиндре, фраке, с тросточкой. Юлю – в пышном платье с кринолином и шлейфом. И говорят они возвышенным слогом о возвышенных чувствах.

– Чему вы улыбаетесь? – Юля почувствовала его настроение, хотя шла немножко впереди. – Ведь вы улыбаетесь?

– Ну, улыбаюсь. А как ты догадалась?

– Почувствовала. Я ведь читаю мысли на расстоянии.

– Мысли – понятно. Метод дедукции. А как увидела, что я улыбаюсь?

– Это же просто – по ходу ваших мыслей я поняла, что вы должны в этом месте улыбнуться.

– Логично. И о чем же я думал?

– Вы представляли себе людей, которые гуляли по этому мосту после его открытия. Они вам показались смешными.

Муравко суеверно заглянул Юле в лицо. И Юля почувствовала, что попала в точку.

– Имейте в виду, – предупредила она серьезно, – я все знаю, о чем вы думаете, – и без всякого перехода сообщила: – Эти ворота построил Трезини. Еще при Петре. Это вы хотели спросить? Да, они сохранились без изменения.

Муравко почувствовал себя неуютно. Поверить в Юлину феноменальность он не поверил бы и под дулом пистолета, но то, что она угадала, пусть примерно, его мысли и его вопросы, вызвало некоторое смятение. И это не ускользнуло от нее.

– Не пугайтесь, Коленька, – пожалела она его. – На этом месте почему-то у всех стандартные мысли. Это проверено практикой.

Когда они спустились к пляжу и остановились у взметнувшейся к небу кирпичной стены, Юля зябко передернула плечами. Муравко стоял за ее спиной, почти рядом, он расстегнул молнию куртки и полами прикрыл Юлины плечи. Ее спина уютно прижалась к его груди, и Юля настороженно замолчала.

– Поскольку я отвечаю за твое здоровье, – попытался оправдать свой поступок Муравко, – погрейся в моей куртке.

– И ночь кончается, – сказала она, закинув голову. Ее тяжелые волосы скользнули по лицу Муравко, обдав его волнующим запахом. – Помните Пушкина? «Одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса…» Вот этот миг и наступил. Смотрите, Дворцовый начали разводить…

Муравко увидел, что все, кто находился неподалеку от них, словно по команде вскинули руки. Пролеты тяжелого моста, казалось, навечно уложенные на бетонные опоры, вдруг взгорбились, мягко разомкнулись и бесшумно, как в причудливом сне, распахнулись в небо. Непривычно повисли трамвайные провода, а в открытый проем по-хозяйски двинулись стоявшие за мостом морские сухогрузы. Шум их мощных двигателей властно раскатился над притихшей Невой.

– Сейчас Кировский разведут, – сказала Юля, и Муравко увидел, как гуляющий народ дружно устремился в ту сторону, куда шли морские корабли. Кировский мост был виден с этого места так же отчетливо, как и Дворцовый, и бежать к нему Муравко не видел смысла.

Ему и не хотелось срываться с места: этот волнующий запах Юлиных волос, доверчиво прижавшаяся спина, расслабленно опущенные плечи – все для него было внове. И ему хотелось насытиться очарованием этого мгновения, продлить его как можно дольше.

– Я согрелась, спасибо, – сказала Юля и, видимо заметив на лице Муравко тень огорчения, счастливо засмеялась.

– Юля, – придержал ее Муравко. – А что ты мне посоветуешь? Соглашаться или нет?

– Вы должны поступить так, как считаете нужным.

– Хорошо. А как бы тебе хотелось? Только честно.

– Если честно, я не знаю.

Она подала ему руку и потащила его почти бегом в сторону горбатого мостика, соединявшего берега Кронверкского пролива. Миновав парусник, ставший рестораном, они вышли на мост Строителей, а затем – на Стрелку Васильевского острова. Задержались на минутку у ступенчатого цоколя одной из Ростральных колонн, где Юля сообщила, что эти уникальные маяки построены по проекту Тома де Томона, по боковому пологому пандусу вышли к центру Стрелки, рассекающей, как нос гигантского корабля, Неву.

Около морды каменного льва, держащего в зубах толстое железное кольцо, предназначавшееся для швартовых канатов, самозабвенно целовались милицейский лейтенант и полненькая длинноволосая блондинка. У их ног лежала стопка книг, накрытая милицейской фуражкой.

«Перед полетом в космос, – шутя сказал себе Муравко, – обязательно пройдись этим маршрутом вместе с Юлей…»

• Предыдущая
• 40/171
• Следующая