Удивительные донумы - Темкин Григорий Евгеньевич - Страница 38

• Предыдущая
• 38/49
• Следующая

Сирийцы любят танцевать и охотно выходят «на пятачок», играет ли цыганская музыка, исполняет ли поп-группа «тяжелый рок», или оркестранты наигрывают веселый, легкомысленный «танец уточки». И все же предпочтение отдают музыке своей, национальной, которая для европейского уха почти так же трудна, как китайская, и которую они готовы слушать бесконечно — на работе и дома, в переполненном автобусе и в салоне автомобиля. Не смолкает национальная арабская музыка и на торжественных концертах, семейных вечерах, политических, религиозных и обрядовых праздниках.

Праздником, корни которого глубже и крепче других уходят в традицию, считается свадьба.

Касем Дагестани в «Истории большого арабского дома» рассказывает о судьбе своей и ныне здравствующей дальней родственницы Джихад-ханум. Ее свадьба откладывалась целых три года — столько времени потребовалось жениху, чтобы собрать «махр» (выкуп за невесту), составивший весьма крупную сумму. Впрочем, и приданое за невестой давали богатое. Дагестани пишет, что день свадьбы явился и днем демонстрации приданого — целой процессии, поглядеть на которую вышли и мужчины и женщины, причем и те и другие держались порознь, и среди мужчин нельзя было увидеть женщину или в группе женщин — мужчину. Все, кто решил посмотреть на свадебное шествие, пришли в новых одеждгх, что надевают по пятницам (выходной у мусульман). Мужчины были в красных фесках-тарбушах или кашемировых чалмах, женщины — полностью закутанные в черный «хиджаб» (покрывало), из-под которого выглядывают лишь кисти рук.

Процессия выступила из дома невесты в квартале Аш-Шугур на юге города и по улице, которая позже станет главней улицей базара Хамидия, двинулась по направлению к дому жениха. Мужчины несли сундуки с посудой, различной домашней утварью. Дорогие и ценные вещи доверялись лишь «атталям», опытным носильщикам, которые переносили их на руках или на голове — для устойчивости в этом случае на голову водружался специальный деревянный обруч. Огромную десятирожковую люстру из горного хрусталя — подарок брата — разобранной несли десять носильщиков: на каждой голове по рожку; впрочем, в доме жениха люстру уже поджидал продавший ее известный торговец люстрами Абу-Хосни, чтобы немедля собрать и повесить в свадебном зале — лучшая реклама его магазину на базаре Аль-Арвам.

Другая группа носильщиков несла одежды, у каждого на вытянутых руках по отдельной паре платья, завернутой в голубой вышитый бархат. Затем следовала еще одна группа носильщиков с одеждами, обернутыми в хорасанские шали. За ними — еще носильщики, которые несли украшения и косметику, уложенные в прозрачные сосуды из стекла, дабы зрителям было видно содержимое. Следом несли обувь всевозможных моделей, в том числе и тридцать пар деревянных «кабакиб» — самой распространенной в то время женской обуви, представляющей собой подошву с ремешками на двух высоких вертикальных дощечках-опорах. Столь открытые «босоножки» имеют два бесспорных достоинства: во-первых, в них нежарко летом, а во-вторых, они позволяют модницам демонстрировать расписанные хной ногти и ступни.

Большое внимание публики, продолжает повествование Дагестани, привлекла мягкая мебель, обитая бархатистой, расшитой серебром и золотом тканью голубого и красного цвета. В некоторых старинных дамасских домах куски подобной ткани как реликвию могут показать и сегодня; из нее шили накидки для тех, кто отправлялся в хаджж, и называлась такая накидка «сарима». По возвращении из Мекки накидка становилась «святой»; особенно ценной считалась сарима, если в нее удавалось вшить кусочек мухмаля из покрывала Каабы[60].

Общее число носильщиков приданого Джихад-ханум приближалось к двумстам, и большая их часть представляла и тем самым рекламировала те или иные ремесла.

Однако самым примечательным в шествии, по мнению зрителей (а свадебную процессию обсуждали потом много недель), были пятнадцать очень редких, угольно-черных и крупных, как лошади, мулов. Их вели группами по пять (по числу пальцев на руке). Черные мулы призваны отвести нечистую силу (шайтана), а также дурной глаз. От дурного глаза помогали голубые кольца, развешанные на пышной сбруе мулов. Висящие рядом с магическими кольцами белые ракушки должны были принести молодоженам счастье.

Подле каждого мула с важностью выступал носильщик. специально выделенный для такого случая цехом носильщиков. На нем длинная накидка, одна пола которой, дабы не мешать при ходьбе, заткнута за алый дамасский кушак, шаровары синего сукна, надеваемые в особо торжественных случаях, и новые красные башмаки, стоимость которых возмещалась устроителями шествия.

Процессию возглавлял высокорослый бородатый шейх в ярко-красной, расшитой золотой джуббе[61] и чалме, украшенной зеленой бахромой. В левой руке он держал огромный посох, а правой раскачивал курильницу с благовониями, время от времени выкрикивая: «Счастлив, кто славит пророка! Великосердный славит пророка!» Шейху вторит группа юношей и девушек, опрыскивающих тех из зрителей, кто протягивает к ним руки, из бутылок с ароматной водой: «Говоря, поминайте имя Аллаха! Славьте пророка!» И так — до самого дома жениха…

Следует заметить, однако, что доставка приданого в дом жениха отнюдь не означает начало свадебной церемонии. Согласно обычаю, «гулять» свадьбу начинают порознь, мужчины в одном доме (или половине дома, если другого дома пет), женщины — во втором. Гулянья могут длиться по нескольку дней и заключаются в нескончаемых беседах, воздаянии должного свадебному угощению, слушании музыки, играх и плясках. Мужчины обычно отплясывают старинный танец «сабли и щита», во время которого двое или несколько танцоров, вооруженные маленьким круглым щитом и саблей, совершают высокие прыжки, имитируя нападение или парируя сабельные удары. Игры эти порой оканчиваются весьма плачевно, однако «сабля и щит» по сей день остается излюбленным праздничным танцем сирийцев, в котором можно показать свою ловкость, быстроту и храбрость.

Приблизительно то же самое происходит в это время и на женской половине, только танцы у женщин, несомненно, менее воинственные, а в набор развлечений входит еще и щеголяние друг перед другом нарядами и украшениями. Редкую возможность заглянуть в день арабской свадьбы на женскую половину дает описание Изабель Бертон: «Приблизительно в полночь накануне свадьбы длинная процессия родственниц, подружек и служанок вошла в зал, где мы, приглашенные, сидели вдоль стен. Каждая из женщин несла гирлянду из фонариков. Невеста шла в середине, поддерживаемая, как водится, с обеих сторон. Это была красивая девушка лет 15–16; ее великолепные каштановые волосы до пояса, разделенные на две пряди, заплетены и унизаны жемчугом… К щекам, подбородку и лбу приклеены алмазные звездочки, которые царапаются и мешают нам ее поцеловать.

На следующий день состоялась свадьба — простая, но трогательная церемония. Всех нас собрали в большом зале, куда вскоре вошел вали[62] в сопровождении женщин семьи; горько плача, к нему приблизилась невеста, упала на колени и поцеловала отцу ноги. С трудом сдерживая волнение, вали поднял дочь и надел ей на талию пояс, усыпанный драгоценными камнями, — часть приданого, — который теперь никто не имеет права расстегнуть, кроме мужа. На этом церемония закончена.

Вскоре после этого невесту в той же процессии отводят к дому жениха. У дверей невесту встречают ее отец и отец жениха. Жених преклоняет колени, целует ноги своего отца, обнимает тестя. Затем помогает невесте, которая пока еще в вуали, сесть па трон, похожий на небольшую беседку, где она принимает поцелуи и поздравления присутствующих женщин. Полчаса спустя одна из родственниц провожает невесту в отдельную комнату, куда вскоре приводит жениха соответственно родственник с его стороны. Дверь закрывают, и оркестр принимается наигрывать веселую музыку. В этот момент, как я выяснила, происходит следующее: жениху в присутствии обоих родственников дозволяется поднять вуаль, расстегнуть пояс на талии невесты и обменяться с ней несколькими фразами. Это первый раз, когда они видят друг друга.

• Предыдущая
• 38/49
• Следующая