Шрамы (ЛП) - Райт Крис - Страница 47
- Предыдущая
- 47/79
- Следующая
Шибан не показал своего удивления. Как и прежде — на Фемусе и после него — ему не нравилось смотреть на этот предмет. Вопреки изображению луны и знаку молнии, он не выглядел чогорийским. У них не было серебряных дел мастеров, они предпочитали бронзу и железо.
— Я видел такой раньше, — тихо заметил он.
Торгун играл с медальоном. Казалось, он совершенно не хотел с ним расставаться.
— Я удивлен. По общему правилу их следует скрывать.
— Но ты показываешь мне свой.
— Да, потому что ты — кандидат, — Торгун сжал медальон в кулаке и вернул в контейнер. — Ты получишь свой.
Он смущенно улыбнулся.
— Всего лишь знак, ничего больше.
Шибан видел, как крепко сжался кулак Торгуна, и почему-то засомневался в этом.
— Я слышал об этих ложах.
— Конечно.
— Я не поддерживал их в моем братстве. Я считал, что Легиона было достаточно, и у меня уже есть знак.
Он указал на шрам, который в чогорийском стиле было более глубоким и белее того, что у Торгуна.
— И он не тайный.
Торгун поклонился.
— Я понимаю тебя.
Шибан вздохнул. Торгун не был искусным обманщиком, что не могло не радовать.
— Тебя прислал Хасик.
Торгун поднял брови.
— Это так очевидно?
— Я приходил к нему с докладом о находке на Фемусе. Теперь пришел ты и показываешь то же самое.
Торгун развел руки, словно смирившись с разоблачением.
— Это не тайный сговор, Шибан. Разве не обнадеживает, что сам нойон-хан с нами? Он был в ложе с самого начала.
Тогда Шибан вспомнил о Есугэе. Задьин арга тоже был в орду с самого начала. Где он сейчас? Шибан, как и многие другие, скучал по его незаметному присутствию в сердце Легиона. То, что ситуация изменилась в его отсутствие не было совпадением.
— Каган знает? — спросил Шибан.
— О Хасике? Думаю, это касается только их.
— Нет, я бы так не говорил. Если Каган знает, тогда это все меняет.
— Я не знаю, Шибан. Я в самом деле не руководитель, всего лишь один из многих.
Торгун уклонялся от прямого ответа.
— Но я бы предположил, что он знает. Думаю, немногое ускользает от его внимания.
Шибан отодвинулся от стола. Он почувствовал усталость от гонки, ему нужно было очистить разум медитацией.
— Я ведь говорил, что это не может продолжаться?
Торгун кивнул.
— Возможно и так. Все течет. Впервые на моей памяти у нас нет цели. Нам не на кого охотиться.
Торгун умолк. Шибан заговорил, не зная точно, откуда пришли слова.
— Ты не убедил меня, — сказал он. — Я не доверяю ложам, но мы сражались вместе. Помнишь, в Дробилке ты пришел ко мне на помощь? Я не забыл этого. Поэтому я пойду с тобой. Я попытался мыслить шире. Ответ на твое предложение может стать началом.
На лице Торгуна проявилась искренняя благодарность.
— Хорошо. Это все, о чем я прошу. Если ты против, то этот разговор только между нами, и я умолкаю.
— Они меня не знают?
— Мы носим… капюшоны, — немного стыдливо сказал Торгун. — Мера скорее показная, но она помогает, поначалу. Никому нет необходимости знать тебя.
— Понимаю.
— Я рад, Шибан. Честно. Все это связано с духом воина. Я знаю, у тебя он есть. Я убедился в этом воочию.
— У тебя будет новая возможность, — сухо ответил Шибан.
Торгун облегченно усмехнулся.
— Для меня это честь.
14
ДУХ МАШИНЫ
КОГДА ВСЕ ИЗМЕНИЛОСЬ
СОЖЖЕННЫЙ МИР
Хенрикос потянулся за деталью, уходящей внутрь машины. Он не в первый раз пожалел о тесной связи со своим доспехом. Теперь снять его было затруднительно, и из-за этого легионер становился более громоздким, чем ему хотелось. Встроенные в наплечники и нагрудник приборы помогли подавить авгуры аванпоста, но их размеры мешали полностью проникнуть внутрь устройства. Легионер преодолел половину узкого проема между двумя огромными плитами из гудящего металла и теперь чувствовал себя заживо погребенным.
Моргнув, Железнорукий активировал сенсорный зонд, и из правой перчатки вытянулось металлическое жало. Он снова ввел сенсор в покрытый серебром входящий узел и пытаясь понять то, что появилось.
Несущие Слово сделали нечто очень странное со своими машинами.
Они больше не выводили бинарные производные, а, судя по всему, действовали на основе базовой внутренней механики по причине, которую Хенрикос абсолютно не понимал. Некоторые компоненты оставались относительно стандартными, другие же были заменены менее эффективными копиями, которые использовали кожаные приводные ремни, железные шестеренки и даже органические части. Поверх всех необходимых маркировок, которые некогда украшали корпуса механизмов, были выгравированы религиозные тексты.
Хенрикос подключил зонд к буферам шлема. Прокрутились числа, мягко светящиеся на внутреннем изгибе линз. Не в первый раз у него было ощущение, что он все провалил.
«Это порча. Они осквернили то, что им дали».
Медленно и с большим трудом он начал соединять основные части внутренних механизмов. На восстановление некоторых функций уйдут недели, но Железнорукий выделил из всей этой эзотерики функции картографической проекции. Звездная картография была непростым делом, поэтому даже Несущие Слово не стали были отключать это оборудование ради собственных безумных конструкций.
Вытянув насколько возможно руку, Хенрикос вставил бинарный считыватель в гнездо возле основания проема и активировал его с помощью энергоресурсов собственного доспеха. По дисплею шлема пробежали новые данные, и Железнорукий мрачно улыбнулся.
— Сделано, — прорычал он, затем поднялся и вышел наружу, поцарапав края машины.
Даже прикосновение к оборудованию предателей вызывало у него ощущение запачканности. Хенрикос был рад, что ему не приходилось снимать перчатки и задевать грязный материал оставшейся у него плотью. Впрочем, ему было тяжело даже подумать о том, чтобы их снять, вне зависимости от причины. Вид бионической левой руки напоминал ему о предписаниях Ферруса, а те об Исстване, из-за чего он становился мрачным. И, видимо, только уничтожение врагов могло вывести его из этого состояния.
Для Кса’вена все было иначе. У него, по крайней мере, была надежда найти своего примарха и восстановить Легион. Хенрикос видел пикт-данные с поля битвы, переданные сотней линз на каждый корабль Железных Рук в системе.
Феррус погиб. Бессмертный оказался смертным, вечный умер.
После этого не осталось ничего, кроме гнева — ужасного, мучительного гнева, лишающего рассудок. Битва все так же повергала в ужас. Враги продолжали наступать, волна за волной, подогреваемые близкой победой.
После этого следующим проклятьем стало выживание. Было лучше умереть в бою, и Хенрикос выжил только благодаря слепой удаче.
Если бы он не встретил Кса’вена, такого шанса у него никогда бы не было. Во время бессонных ночей были моменты, когда Хенрикос ненавидел Саламандра за это. В другое время он восхищался им больше, чем любым другим воином за всю свою жизнь. Это Кса’вен увел их в пустоту, руководя выжившими с невозмутимой и твердой решимостью. Он сохранял присутствие духа, даже когда его братья Саламандры взывали к самоубийственной мести. Кса’вен был отличным примером уникального мировоззрения своего генетического отца.
В другой вселенной Хенрикос с гордостью последовал бы за Вулканом. Его сыновья почти во всех отношениях заслуживали восхищения. Но других вселенных не было, а верность Феррусу никогда не умрет, пока его собственная душа не сгинет в бою, даже если бы он знал, что это случится очень скоро.
Никогда не забывать. Никогда не прощать.
Железнорукий отключился от машины, споткнувшись о груду кабелей, которые вились у ее основания. Над легионером возвышалась круглая стена огромной и темной шахты.
Хенрикос опустился на колени и активировал энергоблоки, которые он разместил вокруг машины. По силовым кабелям заструилась и зашипела энергия, за плазменными решетками полыхнули разноцветные вспышки. Откуда-то изнутри устройства раздался хриплый треск, а напоминающие орган выхлопные трубы выпустили кольца дыма.
- Предыдущая
- 47/79
- Следующая