Охотники на лунных птиц - Адам-Смит Пэтси - Страница 11

• Предыдущая
• 11/46
• Следующая

С одной стороны меня поддерживал Алек, с другой — капитан. Пит прыгал вокруг нас, словно марионетка, которую дергают за веревочку.

Мне объяснили, что деревянные торговые суда для каботажного плавания значительно отличаются от больших морских судов, предназначенных для плавания в глубоких водах.

— Действительно, — оказал Пит, — по размеру они меньше. Небольшие суда строятся таким образом, чтобы при заходе в мелкие заливы деревянные его части могли выдержать огромные нагрузки во время отлива.

— И еще, когда судно плюхается на дно, — сказал Алек.

— То есть когда оно… тонет? — произнесла я слово, которое он, видно, не захотел произносить.

— Да нет, когда заходит в мелководные бухты или порты. У нас говорят, что, если судно не ободрало днище, значит, оно не поработало как следует.

Мы обошли «Шиэруотер» кругом. Киль у судна вперед не выдавался, как на кораблях, сделанных из металла, а был закругленным. Сначала я решила, что пойду на «экскурсию», чтобы повеселить этих нахалов, но потом смотрела на все зачарованными глазами.

Так я получила первый урок. Ребята рассказывали мне об устройстве корабля полушутя, но, почувствовав мой неподдельный интерес, начали объяснять с большим энтузиазмом. Они, например, рассказали, что киль, сделанный из цельного куска огромного дерева, стал как бы позвоночником судна, а поднятый вверх штевень и шпангоуты, которые соединяют и укрепляют боковые обшивки, образуют нечто вроде грудной клетки.

Раньше я думала, что корабль сооружается путем выдалбливания, но после первой же экскурсии вдоль подводной части «Шиэруотера» мое представление полностью изменилось. Дело в том, что деревянное судно строится по принципу хлебной корзинки и на воде должно вести себя так же, как высокое здание, когда его раскачивает ветер. Таким образом уменьшается напряжение, и корабль не ломается. Когда в открытом море волны с огромной силой обрушиваются на такие маленькие суденышки, как наш восьмидесятитонный «Шиэруотер», они остаются целы. И чем сильнее атакует море, тем упорнее сопротивляется судно, скрипят и стонут шпангоуты, принимая на себя удары.

— Эти звуки успокаивают, когда понимаешь, почему судно стонет, — сказал Лес. — Море не может потопить хороший корабль. Это может сделать только земля.

Мне захотелось поскорее выйти в открытое море, чтобы убедиться, как умеет «трудиться» судно.

— Скоро почувствуешь, — мрачно пообещал Пит. — Потерпи. Завтра мы отправимся в Лонсестон, сама увидишь все своими глазами.

Когда мы поднимались на корабль, я слышала, как Пит оказал Алеку:

— Право, она какая-то чудная. Делает вид, будто поняла, о чем ей толковал Валлаби.

Пит всегда изъяснялся шепотом в полной уверенности, что тот, о ком он говорит, не слышит его, даже если находится рядом. Алек поступал умнее: он произносил слова уголком рта. Однако по его тону можно было понять, что он полностью разделяет мнение Пита.

Портом приписки нашего корабля был Лонсестон, на северном побережье Тасмании. Итак, я впервые отправлялась в большое плавание, чтобы получить первое крещение. Настроение у меня было превосходное. Однако Пит умел обескуражить кого угодно.

— Зубы у тебя, случаем, не вставные? — поинтересовался Пит. — Тогда нужно их снять и спрятать в карман, а то от восторга уронишь их за борт.

Мне даже в голову не пришло, что я могу заболеть морской болезнью. В панике я решила, что, видимо, следует взять с собой широко рекламируемые таблетки от этой болезни.

— Это не поможет, — заверил меня Алек. — Если ты не переносишь качку, то с таблетками или без них тебя все равно укачает.

Этого я не боялась, меня никогда не укачивало. Но показывать это было с моей стороны неразумно, мне следовало сказаться больной. Скорее всего я действительно какая-то «чудная».

Ребята по очереди наблюдали за мной. Как только мы вышли из-под защиты острова и пошли через пролив, ветер и море принялись за наше суденышко. Оно начало глубоко зарываться носом, потом подскакивало вверх, и вода потоками устремлялась с него. Теперь за мной следил Пит. Он объяснил мне, что это продольная качка.

— Посмотри, как оно сделает штопор, — злорадно усмехнулся он.

У руля для практики поставили новичка Пэдди, и судно немедленно сделало штопор, потому что рулевой тут же отклонился от нужного направления. Алеку пришлось заменить Пита.

— Держу пари, сейчас ты оживишься, — сказал Алек, когда корабль закрутило и началась бортовая качка.

— Тебе нужно, чтобы мне стало плохо? — спросила я.

Алек сказал, что Валлаби Джексон заключил с ним и Питом пари на десять шиллингов, что меня не укачает. Я поняла, что ни он, ни Пит в душе не желали мне зла, но тем не менее не хотели проигрывать свои десять монеток.

— Мы не намерены проигрывать, — оказал он. — Пока руль в руках этого малыша, корабль будет все время раскачиваться, как сейчас. На этого парня стоит поглядеть. Он без устали крутит руль то в одну, то в другую сторону, кидается на него, как примадонна на постановщика, обливается потом и ругается словно извозчик. Пойди погляди на него. Это тебя очень взбодрит.

Пэдди действительно старался вовсю. Он вертел руль в одну сторону до тех пор, пока судно не ложилось на борт. Тогда парень принимался вертеть руль в другую сторону, до тех пор, пока оно медленно, словно нехотя выпрямлялось.

— Вы только посмотрите на этого моряка, — взвизгнул Пит. — По его милости я чуть не слетел с койки. Надо проучить сопляка.

Насколько мне известно, «сопляк» — это канат, который используется во время погрузочно-разгрузочных работ для страховки грузов. В данном случае Пит вкладывал в это слово совсем другой смысл. Тут судно снова медленно накренилось, и я схватилась за борт.

— Эй, тебя что, шатает? — придрался ко мне Пит. — Как ты насчет жирненькой свиной отбивной?

Он проводил меня на камбуз, сам уселся на ящик из-под хлеба и принялся за починку своих единственных штанов. Спереди брючина была разорвана от колена до бедра, а сзади виднелась небольшая, по его выражению, «фигурная» дырка.

Достав шпагат и иголку, которой сшивают паруса, он с невероятной сосредоточенностью огромными стежками начал зашивать рваные брюки. Пит пояснил, что такие стежки у них называются «спешу домой». Закрепив шов узелками, он отрезал шпагат.

Чтобы увидеть «фигурную» дырку, ему пришлось встать. Поначалу Пит попытался разглядеть ее, скосив глаза, и чуть не свернул себе шею, потом выставил зад, но и это не помогло. В конце концов он как-то изловчился и, застыв в невероятной позе, принялся за дело.

— Так-то, — сказал он с удовлетворением.

Однако стоять в такой позе и одновременно зашивать дырку он не мог. Поэтому ему пришлось действовать вслепую. Со стороны это зрелище весьма напоминало игру в прятки.

Брюки были из грубой материи, к тому же одной рукой Питу приходилось держать разорванные края, а другой — зашивать. Иголка никак не входила в ткань, хотя матрос прилагал массу усилий, и, уже вконец измучившись, он вонзил ее с размаху.

Пит взревел, как бык, взвыл, как динго, и взвился в воздух, как ракета. Потом плюхнулся на ящик, а поскольку иголка была еще в брюках, то снова подскочил и, рыча и воя еще громче, заметался по палубе. Наконец бедняга утихомирился.

— Разбудили во мне зверя, верно? Я просто валял дурака.

Пожалуй, трудновато передать литературным языком выражения, которые изрекал Пит, но смысл их угадывался безошибочно.

Теперь «валял дурака» наш корабль. За рулем по-прежнему был новый юнга Пэдди. На печке стоял большой чайник с кипятком, и мне пришлось придерживать его руками, чтобы он не слетел на пол. Я понятия не имела, что делать. Если поставить чайник на пол, он перевернется. Я уж подумала, не отнести ли его на палубу да и выплеснуть кипяток за борт, но побоялась, что и сама вылечу вместе с ним.

— Ты что, сдурела, — сказал Пит, когда до него дошло, что я собираюсь делать. — Привяжи его.

Куском каната он привязал чайник с одной стороны к дымоходу, а с другой — к ручке пожарного ящика.

• Предыдущая
• 11/46
• Следующая