Заклятие предков - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 8

Середин выбрал ствол диаметром сантиметров в двадцать, обрубил топориком удерживающую его полоску коры, закинул сосну на плечо и поволок к месту стоянки. Здесь уже вовсю пылал огонь – похоже, у волхва имелся где-то рядом, в потаенном месте, скромный припас сухих поленьев. На длинной веревке, растянутой между березами, раскачивался закопченный котелок.

Олег, молча кинув хлыст вблизи костра, отошел к лошадям, повесил им торбы, привязал за шею к дереву, чтобы не убрели за ночь далеко. Потом принялся рубить сосновый ствол на небольшие поленья. Сварослав тем временем кинул в котелок пяток заиндевевших кубиков. Спустя несколько минут над поляной пополз соблазнительный запах наваристой ухи.

– Заканчивай, ведун, – окликнул старик своего спутника. – Снедать пора.

– Сейчас…

Олег вогнал топор в торец ствола, кинул сверху косуху, присел около костра и выкатил в снег несколько угольков. Те обиженно зашипели, изошли легким белым дымком. Выждав еще чуток, ведун собрал угольки, растер их между ладонями, высыпав мелкую черную труху на толстую кожу куртки. Добавил из мешочка с приправой соли с перцем, тщательно перемешал, затем собрал получившуюся смесь в ладони и обогнул ложбину по широкому кругу, насыпая черную линию и наговаривая ее обычным заклинанием от нечистой силы:

– Небу синему поклонюсь, реке улыбнусь, землю поцелую, Срече порадуюсь. Доверяюсь вам по всякий день и по всякий час, по утру рано, по вечеру поздно. Поставьте вкруг меня тын железный, забор булатный, от востока и до запада, от севера и до моря, оттоле и до небес. Оградите меня, внука вашего Олега, от колдуна и от колдуницы, от ведуна и от ведуницы, от чернеца и от черницы, от вдовы и от вдовицы, от черного, от белого, от русого, от двоезубого и от троезубого, от одноглазого и от красноглазого, от косого, от слепого, от всякого ворога по всякий час..

Угля хватило еле-еле, чтобы замкнуть круг, и на последних шагах Олег отсыпал линию уже очень осторожно, дополнительно растирая крупные крупинки между пальцами. Зато защищенного пространства с избытком хватало и для коней, и для вещей, и самим людям для отдыха.

– Эту черту нечисти не в силах переступить, пока ее не разорвет кто-то из обычных людей, – пояснил он, возвращаясь к костру.

– Дело доброе, – кивнул волхв. Он дотянулся до посоха, со старческим кряхтением поднялся, нашептал что-то на свою полированную палку, после чего прошелся вдоль черной линии и провел по снегу еще одну черту. – А это – дабы нас никто, окромя людей живых да зверей лесных, увидеть не смог.

– Дотронуться можно? – и, не дожидаясь ответа, Олег прикоснулся к посоху кончиками пальцев левой руки. Запястье мгновенно обожгло непереносимым жаром, и ведун отдернул ладонь, потер заболевшее место: – Вот, значит, как, волхв. Я думал, сила в тебе. А она вся – в посохе.

– Сила в милости Сварога, коему я во младенчестве жертвой принесен был, – нахмурился старик. – А каким благословением он милость свою проявит: глазом вещим, рукой исцеляющей али посохом могучим – то неважно. Ешь давай, ведун.

Середин с готовностью придвинулся к уже снятому с огня котелку, запустил в него ложку.

– Сказываешь, ведун, у тебя покровителя небесного али родового нет? – спустя несколько минут спросил Сварослав. Похоже, слова Олега затронули-таки его душу. – Как ты в таком разе с нежитью биться решаешься?

– Голова и рука верная – вот мои покровители, – ответил Середин и отправил в рот очередную ложку, полную рыбной гущи.

– А родом у тебя кто? – с подозрением поинтересовался волхв.

– Извини, – пожал плечами Олег. – Нема у меня роду-племени. Не повезло.

– Нет, ведун, ты не блази, – покачал пальцем старик. – Не бывает такого, когда у человека предков нет. Коли не знамы они тебе, так и молви. А род есть всегда.

– Ну, как тебе объяснить? – Поднял на него глаза Олег. – В общем, всякое случается в этой жизни. А откуда я взялся – дело темное, объяснить не берусь. Расскажи лучше, откуда твари взялись, что за тобой гонятся?

И Середин, решив не пускаться в рассказы о сотворенном в далеком двадцать первом веке заклинании, о собственных путешествиях во времени и мирах, вновь отправил в рот ложку ароматной ухи.

– Беды сии странны зело и непонятны… – Волхв, так и не поев, отложил свою ложку в сторону, пригладил длинную седую бороду. – Зело странны…

– Так что случилось-то?

– Многое, ведун, – тяжело вздохнул Сварослав. Зело…

– Все зело да зело… – Олег, решив, что нужно и совесть иметь, старательно облизал ложку, протер ее снегом, слегка подсушил над огнем и, бросив прощальный взгляд на еще заполненный почти на треть котелок, поинтересовался: – Что-нибудь более внятное ты сказать можешь?

– Могу… – Сварослав вздохнул снова. – Появилась эта напасть у нас о прошлом лете. Понерва несколько усадеб боярских разорила, опосля города стольные осадить пыталась. Однако же разбрелась. Так по сей час и бродит. По землям княжеств Муромского, Рязанского, Суздальского. Аж под Владимиром объявлялись. Супротив дружин княжеских, сам видишь, долго твари сии устоять не способны… когда числом малым сбираются. Но бродят повсюду. В деревни заходят – скотину жрут, детей давят, коли поймают, пахарей пугают, а то и топчут, коли много. Земляные чудища больше ломают, а вот зеленые которые – они больше живых ловить любят. Поймают, разорвут в клочья, да и сожрут, ничего не оставят.

– Скверно, – признал Середин, представив себе, как пара големов вламываются в деревенский двор и начинают крушить все, на что взгляд упадет. Это в чистом поле хорошо их по дуге широкой обогнуть да прочь умчаться. А коли хозяйство свое защищаешь – куда денешься? Мечом да оглоблей в одиночку отбиться тяжело. А если еще и ящеры верткие насядут – тогда точно хана. Заломают и в твоем же доме на ремни порежут.

– Хуже хазар сии твари, ведун, – словно подслушал его мысли старик. – Те, коли и наскочат, так убежать торопятся, пока князь с дружиной не нагрянул. Да и не убивают особо – угнать норовят. Стало быть, освободить опосля можно. А эти токмо давят и ломают. И не берут себе ничего – бросают селения разоренные и дальше бредут.

– Прости, Сварослав, что перебил, – откинулся на медвежью шкуру Олег, – да только не вяжется чего-то у тебя в рассказе. Если нечисть буянит на юге Руси, то откуда она здесь, среди печорских снегов, взялась? Не далековато для пеших-то прогулок?

– То не история была, ведун… – Волхв подтянул к себе изрядно опустошенный и остывший котелок, немного поколебался, а потом решительно выпил оставшееся варево через край. – То не история, то присказка была.

А история сия такова… Сложилась промеж Суздаля и Владимира шайка людей лихих. Бессовестных, однако же храбрых станичников, решительных. Промышлять они начали на тракте. Людей добрых да купцов зажиточных губить, добро их к себе в логово тащить. Грешно это, ведун, зело грешно.

– Когда «зело», – отметил Олег, – то не очень и грешно оказывается. Войной это называется, или бизнесом. Грешно, когда по мелочи…

– По первому морозу загубили тати молодого ратника, что к стольному граду Владимиру скакал, – пропустил мимо ушей высказывание Середина старик. – Броню с него сняли, кафтан лисий, сумы с припасом и серебром, коней увели. Вернулись, стало быть, в логово… Да токмо не успели добыче порадоваться. Поползли в их овраг и люди земляные, и твари зубастые. Как ни бились тати, однако же полегли все, окромя двоих. Умчались те станичники на конях приведенных, нерасседланных. Да и сумы, сам собой, приторочены остались. Сказывали, "день-деньской скакали, и ночи изрядно прихватили. Но как отдохнуть собрались – опять полезли чудовища из леса.

– Так им и надо, – спокойно согласился Олег. – Для татей крепкая веревка – лучшая награда. Правильно их големы истребить пытались.

– Три дня, как один, тати от тварей Чернобоговых бегали, – невозмутимо продолжал Сварослав. – На четвертый вечер добежали они до святилища Кулимишевского и хранителю тамошнему с покаянием в ноги упали. Не поверил волхв, молодой был. Однако же еще до полуночи к священной роще твари стали сбираться. Округ тына бродили, стучались, выли громко. Хотя в б само святилище проникнуть не пытались. Хранитель, страху поддавшись, поутру через тын напротив ворот перебрался, в деревню убежал, коня взял, да и ко мне примчался.