Посрамитель шайтана - Белянин Андрей Олегович - Страница 28
- Предыдущая
- 28/56
- Следующая
Глава 28
Мишень должна вскрикивать при попадании, а не дразниться, если промазал!
Возможно, это был первый и единственный рассказ моего друга, повествуя о котором он непроизвольно сжимал кулаки. Я его понимаю. Лев — воин по натуре, и если судьба сделала его вором, то она ни на мгновение не смогла изменить рыцарский дух его натуры. На Востоке про таких говорят: «Если Аллах даровал человеку сердце льва, шайтан ни за что не сделает его зайцем!» Но в тот день Оболенский готов был плакать от осознания собственной слабости, он не успел…
На их долю осталась лишь печальная участь отдать последний долг погибшим. Хоронили здесь же, в песке, старательно обходя быстро подсыхающие лужи крови. Разбойники забрали всё: животных, товар, пленных — за купцов можно получить выкуп, остальных продадут в рабство. Законы преступного мира жестоки и неизменны во все времена…
— Устроили засаду в песках, вылетели верхами вон из-за тех барханов, бросили два мешка с порохом, — не хуже бывалого ветерана диктовал Лев, обходя следы сражения. — Убили всех, кто оказал сопротивление, ушли направо, следов не заметали, знали, что догонять их некому…
— Откуда всё знаешь, э?
— Насмотрелся по телевизору передач про исламских террористов.
— Исламских терро… кого?
— Нехорошие люди, Ахмед… Потом как-нибудь расскажу, каким образом на миролюбивом учении Корана создали фундаментальное здание убийства всех инакомыслящих! — похлопал башмачника по плечу серьёзный россиянин. — А сейчас извини, я пойду за ними. Ходжа?!
— Это безумие, — устало поднялся домулло. — Во-первых, мы их не догоним. Во-вторых, у нас нет оружия и нам никогда не одолеть «коршунов пустыни» в их собственном доме. И, в-третьих, ты — вор, я — обманщик, он — башмачник, а вот он вообще осёл, и мы все — не бессмертные герои… Но тебе всё равно, да?
— Ты угадал… — беззаботно согласился Лев.
— Я знал! — поправил Ходжа. — Ты чем-то меня заразил, о беспечный внук отчаянного стихотворца… Рано или поздно каждому из нас придётся стоять перед престолом Всевышнего. Я хочу, чтобы Аллах судил меня не только за мои шалости, но и за один настоящий поступок, достойный мужчины и истинного мусульманина! Ахмед?!
— Я… я не пойду, — успел пролепетать бедный башмачник, но Рабинович ловко пихнул его крупом, взвалив себе поперёк спины, и первым пустился в погоню. Благо широченную натоптанную тропу между барханов ещё не занесло песком…
Данный рассказ мы бы озаглавили как «Сказ о бессмертном Багдадском воре, его друзьях, наказании злобных „коршунов пустыни“, а также отчаянной вдове и свихнувшемся верблюде…». Быть может, я не настолько разнообразен в изящном разнообразии названий к едва ли не каждой второй истории, но вряд ли требовательный читатель отвернётся от всего повествования из-за такой мелочи? Вот именно, продолжаем…
Это была идиотская затея, откуда ни посмотри… На опергруппу опытных бойцов спецназа какого-нибудь подразделения типа «Альфы» наши парни абсолютно не тянули. Как, впрочем, и ослик на роль запылённого бронетранспортёра… Но они уверенно шли вперёд под палящим солнцем, перекидываясь на ходу ничего не значащими фразочками, хотя каждый (подчёркиваю, каждый!) преотличнейше давал себе отчёт в том, во что они намерены вмешаться. Здесь, пожалуй, стоило бы чуточку подробнее остановиться на так называемых «коршунах пустыни»…
Попробуйте представить себе бандитскую шайку с почти вековой историей. «Коршуны пустыни» как преступное сообщество существовало с чёрт-те каких лет и наводило ужас не на одно поколение караванщиков. Купцы и простолюдины, стражники и герои, путешественники и бродячие дервиши — никто не мог чувствовать себя в безопасности перед кривыми клинками отчаянных детей песков…
Безрассудная смелость, боевое братство, холодная жестокость, быстрые кони и удар из засады делали их воистину непобедимыми! Это не шутки, не литературная игра и не искусственное нагнетание обстановки — реальность тех времён при всей своей сказочности была крайне сурова к людям, и жизнь ценилась дёшево. Как, впрочем, и в наши дни…
Разбойники ехали верхами, гоня перед собой захваченный караван и связанных пленников. Они даже не пытались скрыть следы, доподлинно зная, что кокандская стража далеко и погони не будет. Но погоня была, хотя до лагеря «коршунов» авантюристы добрались уже к ночи…
— Вот они, — шёпотом доложил Лев прямо в ухо Ходже, хотя бывшему визирю с вершины бархана и самому всё было отлично видно.
В глубокой котловине горели высокие костры, все захваченные животные толпились в одном загоне. Затянутые во всё чёрное, бандиты готовили ужин и традиционно глумились над пленниками. А, собственно говоря, какие ещё интеллектуальные развлечения могут быть у таких злодеев…
— Они заставляют их плясать и драться между собой, — брезгливо сплюнул домулло. — А теперь я хочу услышать мнение наимудрейшего и наиодарённейшего в полководческих делах, простого вора из великого Багдада. Но если ты опять начнёшь смущать мой слух пустыми баснями о пулемётах, танках и ядерной бомбе — я засуну последнюю тебе прямо туда, куда ты, при всей своей гибкости, не захочешь заглядывать!
Оболенский счёл себя выше столь низменных инсинуаций, а потому просто пнул друга коленом. Получив сдачи, признал инцидент исчерпанным и, осторожно отступив назад вниз по бархану, решительно высказался:
— Во-первых, надо выяснить, не у них ли Джамиля? Во-вторых, воевать с превосходящими силами вооружённого противника — глупо, я не Суворов, а ты не черепашка-ниндзя… Поэтому будет проще и разумнее просто украсть у них наш караван.
— Украсть караван?!! — Ходжа быстренько сунул себе в рот горсть песку, только чтобы не заорать на друга матом во всю пустыню.
— Спокойствие, — царственно приобнял его потомственный русский князь. — Они ведь нас тоже не на чебуреки пригласили… Если им можно караваны красть, почему мне нельзя?
— Но… тьфу! Караван? Тьфу! Одному и целый, тьфу!.. Караван?!
— Я понимаю: есть масса вещей, которые мужчине не стоит делать против ветра… Но я так давно мечтал украсть караван! Целиком, с верблюдами, поклажей и людьми, так сказать, оптом… Ещё со времён памятного сидения в мешке с китайскими шароварами и пустым кувшином из-под вина для господина Шехмета. Кстати, помнишь, как он разорался потом: «Я не пил, я не пил!», хотя сам наверняка успел глотнуть как следует…
— Глупец всегда извлекает из прошлого лишь хвастливые воспоминания о собственной глупости, — отплевавшись и отдышавшись, Насреддин вновь вернулся к поучительно-менторскому тону. — Я не буду взывать к твоему благоразумию, ибо как можно докричаться до того, чего нет… Но не объяснишь ли ты мне, справедливо сомневающемуся, как можно украсть у сорока разбойников целый караван?
— Ходжа, не гони, их от силы — тридцать восемь…
— О, прости, друг, это же существенно меняет дело!
— Забодал, напарник!
— Идентично, коллега!
— Это я тебя научил так выражаться? — не поверил своим ушам Лев Оболенский. — Всё, с завтрашнего дня слежу за своим языком… Если у нас ещё и Ахмедка начнёт сыпать псевдонаучными словечками — археологи мне этого не простят! А двусмысленность воспроизведения вербальной практики принципов филологического психоанализа может быть неадекватно воспринята определённым контингентом местного населения в контексте…
— Эй, вы кто такие?! — За спинами болтунов возник явный бандюга, одетый в чёрное, с кривым мечом в руке.
— Позвольте представиться — Багдадский вор, а это мой друг — Ходжа Насреддин! — ни капли не испугавшись, церемонно поклонился Лев.
— Про Насреддина я слышал, а вот что ты за вор…
— О, это я охотно продемонстрирую!
Разбойник в течение одной короткой минуты оказался раздет, разут и обезоружен. Тем, чтобы садануть его ногой в нужное место и связать собственной же чалмой, озаботился уже домулло. Итак, боевые действия наши начали первыми…
- Предыдущая
- 28/56
- Следующая