Летучий корабль - Белянин Андрей Олегович - Страница 25
- Предыдущая
- 25/49
- Следующая
…К тому времени, когда мы трое наконец отхохотались, стрельцы взашей вытолкали Пашу Псурова за ворота отделения. Горох удовлетворенно откушал еще пирожка с брусникой, выпил чаю и стал собираться. Ждать Митьку действительно не имело смысла. Договорились, что если к вечеру все-таки возьмем дьяка, то мы с Ягой сами привезем его в царский терем и устроим допрос там, на месте. Помахав отъезжающему Гороху платочком, бабка вернулась ко мне в горницу и сама начала разговор:
– Что, Никитушка, небось о том злодее крупном уголовном призадумался?
– Ага… вообще-то особенных версий по этому поводу у нас нет. Из местных влиятельных шишек мы по роду службы вряд ли кого зацепили всерьез.
– Как же… – хмыкнула Яга, – да ты вон хоть Мышкина вспомни. Он по твоей милости уже сколько в деревне дальней на отшибе кукует? А ведь каким крупным чином был…
– Ну, во-первых, не по моей, а по царской милости. Горох, между прочим, намеревался отрубить ему голову, а я настоял на исправительной ссылке. Во-вторых, сам Мышкин такого сложного дела никак не потянет. Он, конечно, дурак и кровопийца, но на кражу государева имущества второй раз не пойдет даже под угрозой пулемета.
– А ежели дружки его из боярской думы? Ты ведь не одному Бодрову поперек дорожки встал.
– Возможно. – Я сам налил себе чаю и потянулся за вареньем. – На всех не угодишь. Остается одно «но»: черт говорил, что с данным «авторитетом» мы уже сталкивались. Бодров в этот образ не вписывается.
– Ну, тады… что ж… – Яга тоже придвинула к себе чашку, – тады, может, опять немцы мутят?
– Я думал об участии иностранных разведок, промышленный шпионаж был выгодным делом во все времена. Но пастор Швабс мертв, о Вельзевуле ни слуху ни духу… Честно говоря, я бы подозревал Кощея, если бы он сам не говорил о невозможности появления в Лукошкине. Вроде бы молитвы отца Кондрата не позволяют ему сюда и нос сунуть.
– Так и есть, батюшка наш хоть кой в чем и грешен, но к нечисти очень строг. Кощей его и вправду боится… А только тогда кто ж?
– Вопрос без ответа, на уровне гипотез и предположений, – заключил я.
Мы неторопливо налили по второй. Здешний чай, смесь липового цвета с индийским байховым, очень недурен, а при наличии огромного выбора варений и сластей – просто великолепен.
– Никитушка…
– А?
– Да я вот все спросить хотела… Только ты не серчай, ежели что не так… Ты вот там, в мире своем, ведь жил и жил себе. Вещей у вас чудесных много было, культура всякая, сам рассказывал… Тебе опосля этого у нас не скучно ли?
– Честно говоря, мне об этом думать-то особенно некогда… – медленно протянул я. Бабка, как всегда, была права, хотя от подобных воспоминаний у меня портилось настроение. – У нас там все иначе. Жизнь, конечно, гораздо насыщеннее. Есть много прогрессивных моментов, которые я бы привнес в Лукошкино, если бы обладал нужными знаниями. До телевизора тут не скоро дорастут, и в радиотехнике я несилен, но чего-нибудь электрического, признаться, очень хотелось бы… А в остальном, в плане работы, любви, быта, – проблем нет. Что здесь в милиции работать, что у нас, абсолютно идентично… Нет, если вести речь о скуке, – скучать мне не дают.
– Всё одно… – вздохнула Яга, – коли уж другой, светлой жизни повидал, так с нами, дураками темными, завсегда тяжко будет.
– Какие же вы темные, бабуль?! Вы у меня – ого-го! Нормальные вы… хорошие русские люди…
– Никита Иванович! – проорали во дворе. – Извольте выйтить, кажись, народ дьяка побитого несет… с песнями!
– Дубины стоеросовые, – сдержанно прорычал я и пошел разбираться.
Яга только ухмыльнулась, собирая чашки со стола. Ей хорошо спрашивать: «Не скучно ли?» – а вот поскучаешь тут с ними, как же… Я влез на лесенку у ворот и приподнялся на цыпочки, вглядываясь в даль. Из-за Базарной площади вдоль по широкой улице пылила огромная толпа народа. Впереди маршировал гордый Митька, высоко задирая ноги в лаптях, как фельдфебель на параде. Плененного дьяка несли следом, на вытянутых руках, высоко подняв над головами. Рот ему не заткнули, видимо, специально, чтоб мог от души пообщаться с простыми людьми. Они тоже в долгу не оставались, таким образом, гармония общественных взаимоотношений соблюдалась свято – всем было весело!
– Тащи, тащи, братва, уголовничка отпетого! Под духовным званием скрывался, деспот длинногривый! А дайте мне его, злодея, хоть пальцем пнуть! Всем миром ловили, небось за границу утечь хотел – дескать, там евнухи много зарабатывают… Шалишь! От народу не уйдешь, и за тридевять земель поймаем, чтоб в родную милицию сдать!
– Ироды египетские! Чуркобесы некрещеные! Не смей вдоль по мне руками лапать… Архистраты Вааловы беспардонные! – надрывно вопил гражданин Груздев, и толпа вежливо замирала, чтоб его выслушать.
– Ужо покажут тебе в отделении, как у нас в Лукошкине свои порядки наводить! Ужо всыплет тебе Никита Иванович промеж ягодиц, да сзаду, спереду! Ужо нахлебаисси сполна всех кар небесных, какими народ потчевал…
– Христопродавцы бесхвостые! Пилаты понтийнутые! Нероны неартистические! Тьфу на вас! И не мельтешите, а то не попаду…
– Батюшка сыскной воевода! – едва ли не хором проревела толпа. – Здрав будь и ты, и твоя милиция! А мы вот подарочек малый принесли, сердце твое порадовать. Долг свой гражданский свято помним и содействие оказать завсегда готовы!
…К слову сказать, фальши и патетики в этом порыве не было ни на грош. В первых рядах воодушевленно стояли уже знакомые мужики, которых Митька в служебном рвении пару раз незаконно арестовывал. А поскольку «на свободу – с чистой совестью» выпускал именно я, то люди добро помнили и платили той же монетой. Поэтому, так и не спускаясь с ворот, как с трибуны, пришлось толкнуть короткую содержательную речь:
– Граждане лукошкинцы! От лица всего отделения я искренне благодарю вас за проявленную социальную активность. Нет, бить дьяка не надо! Филимон Груздев разыскивался нами как ценный свидетель, а не как подозреваемый. Если кто его все-таки немножко стукнул (не по злобе, а по ходу дела), то рекомендую принести извинения пострадавшему. Со своей стороны заявляю, что всем принимавшим участие в ловле дьяка будет выражено еще и отдельное приветствие со стороны нашего дорогого государя. Сдайте, пожалуйста, задержанного стрельцам и расходитесь. Когда мне вновь понадобится ваша помощь, я непременно скажу. До свиданья, граждане!
– И вам до свиданьица! Как сказал, аж до души проняло… Храни тебя Господь, участковый! Добрый у нас Никита Иванович, к безобразникам строг, а к простым людям – с пониманием. – Расходясь, мужички степенно качали головами, оттирая скупые слезы умиления. Я, признаться, еще не совсем привык к таким естественным проявлениям человеческих эмоций и тоже сглотнул комок, предательски подкативший к горлу. Сейчас я был готов отдать жизнь за этих людей… Ну ладно, сантименты отложим на потом. Гражданин Груздев послушно висел в могучих стрелецких руках, а довольный Митька крутился рядом со мной, что-то сумбурно докладывая о выполнении безмерно опасного задания. Все, пора браться за дела…
– В горницу его, на допрос. Митя, подготовь телегу, после заполнения протокола нам с Ягой понадобится навестить царя…
Как видите, мы гнали изо всех сил, завтрашний день был последним. Значит, послезавтра на рассвете я должен явиться в царский терем с чертежами под мышкой и ворами в наручниках. Конечно, в самом крайнем случае можно вновь подбить народ к бунту и выторговать для следствия еще одну трехдневную отсрочку, но, по большому счету, это все-таки будет уже нечестно. Дело, казавшееся совершенно будничным, успешно пробуксовывало по всем параметрам, а ведь если присмотреться, мы же абсолютно не отдыхаем. День расписан по часам: встречи, вызовы, допросы, погони, аресты на дому – кто скажет, что милиция бездействует?! Вот только царских чертежей по-прежнему нет, как не было… И кому, черт побери, мог понадобиться этот летучий корабль?
- Предыдущая
- 25/49
- Следующая
