Слово воина - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 43

• Предыдущая
• 43/71
• Следующая

Лошади снова заржали, послышались тревожные крики. Олег рывком вскочил, откатился ко входу, лихорадочно натянул рубашку, штаны, опоясался саблей, сунул ноги в ботинки.

— Что происходит? — Огонь окрасил кожу усевшейся Вереи в красный цвет, отчего она стала походить на человека-саламандру.

— Никуда не ввязывайся, — потребовал Олег и выскочил наружу.

Люди поднимались от костров, выскакивали из палаток, непонимающе крутили головами. Света костров хватало только на то, чтобы дотянуться до выставленного оборонительной стеной обоза — дальше царила темнота.

— Стану не помолясь, выйду не благословясь, из избы не дверьми, из двора не воротами, мышьей норой, собачьей тропой, окладным бревном, — на бегу начал читать заговор ведун, — выйду на широко поле, спущусь под круту гору, войду в темный лес. В лесу спит дед, в меха одет. Белки его укрывают, сойки его поят, кроты орешки приносят… — Середин нырнул под колеса, прокатился под телегой первого ряда, прополз под второй. — Проснись, дед, в меха одет. Дай мне хитрость лисью, силу медвежью, ловкость кунью, глаза кошачьи, уши волчьи…

Он вскочил, закрыл и открыл глаза. Впереди стали различимы человеческие фигуры, нагло седлающие его гнедую.

— Оставь лошадь! — рванул он саблю, подбегая ближе.

— Ты кто? Гнаться нужно! Не мешай! Не мешкай! — вразнобой ответило сразу несколько голосов.

— Прочь от моей гнедой! Прокляну! — Олег, подбежав, огрел кого-то рукоятью сабли. — Вон пошли!

— Ведун, там тати… Коней угнали… Табун весь…

— Понял уже! — рыкнул Олег. — Путы на ногах размотайте!

Он быстро проверил, как натянуты подпруги, поднялся в седло, встал в стременах. Последние из ростовских коней еще скрывались на дороге, подгоняемые всадниками в темных халатах, — у исходящих паром сторожевых костров, на которых виднелись только слабые угасающие огоньки, метались в растерянности ратники, лежало несколько темных тел.

— Зараза! — сплюнул Середин. — Что, вообще лошадей не осталось?!

Похоже было, оставленные накануне на ногах гнедой путы не дали умчаться с угонщиками только ей.

— У воеводы есть… — вспомнил кто-то. — Воевода велел при нем коня оседланного оставить и дозор малый. На случай…

— Вижу! — Олег хлопнул ладонью по крупу гнедой, пнул ее пятками, посылая в сторону небольшого отряда, двигающегося вдоль леса. — Ей, Валах! Поганый! Чего ждете? Гнать угонщиков надо!

— Они сторожей оглушили, ведун. Костры залили, — послышался знакомый голос. — Куда ты торопишься? Выхлестаем все глаза в лесу в темноте-то. Поутру выслеживать поскачем…

— Какое поутру?! — возмутился Середин. — Рядом они еще. За мной! Вчера слушать не стали, так хоть сейчас мне поверьте!

— Темно…

— Кто не трус, за мной! — крикнул Олег, потянул левый повод, разворачивая гнедую к дороге, и погнал ее во весь опор. Вскоре тяжелый топот позади подсказал, что ростовские ратники решились-таки последовать его призыву. — За спиной у меня держитесь! И все путем будет…

Кошачье зрение куда бледнее человеческого. И цветов никаких не разобрать, и предметы как бы не в резкости, но его вполне хватает, чтобы углядеть впереди яму или колдобину, низкую ветку или поворот тропы. Буквально через несколько минут впереди стали различимы и скачущие всадники, с посвистом подгоняющие чужих лошадей. Как ни торопились ночные тати, а кони нестись в темноте со всех ног не хотели. Они тоже берегли свои ноги и глаза.

Угонщики услышали топот, заметались — перекрывавший единственный проезжий путь табун не давал им возможности скрыться. Один из них, понадеявшись на темноту, спрыгнул с седла, шарахнулся в сторону, прижался к дереву. Середин, выдернув саблю, принял чуть вправо, на всем ходу рубанул его поперек спины и помчался дальше. В этот раз у него не дрогнуло ничего, даже в самой глубине души. Сказалась извечная ненависть честного человека к захребетникам, готовность любого нормального работяги без колебаний придавить мразь, едва только ее перестанет прикрывать теплое крыло Уголовного кодекса.

Внезапно конная масса резко замедлила ход и слегка расползлась в стороны. Несчастный конокрад жалобно взвыл, оглянулся, слепо щурясь на дорогу, потом вспрыгнул в седле на ноги, шагнул вперед, словно надеясь перебежать живое препятствие по спинам, но уже на третьем коне потерял равновесие и ухнулся под копыта.

— Тпру!!! — предупреждающе крикнул для ратников Середин, придержал скакуна, поднялся на стременах, вглядываясь вдаль. — Воевода, они большую часть коней бросили, а десятка два угнать пытаются, пока мы тут застряли.

— Ну, так веди, коли видишь! — скомандовал Поганый и добавил уже для своих: — Лихай, Светозар, останьтесь. Отгоните табун обратно.

— И пусть конокрада подберут, — добавил Олег. — Он где-то здесь, под лошадьми валяется.

Ведун послал гнедую вперед, и та принялась послушно проталкиваться вперед. Медленно, слишком медленно.

— Уйдут… — скрипнул зубами Середин.

— Рассвет скоро, — отозвался Валах. — Ты их токмо сейчас далеко не упусти. А как солнышко выглянет, мы их враз переловим.

Они проталкивались через табун не менее получаса — но зато потом Середин вновь перешел в стремительный галоп, прижавшись к конской шее и внимательно вглядываясь в дорогу. Не могли конокрады черной ночью так же быстро скакать! И табун, пусть небольшой, гнать — работа не самая легкая.

Внезапно что-то изменилось… Олег остановил отряд, закрутил головой.

— Ты чего, ведун? — не понял воевода.

— Предчувствие у меня нехорошее, Валах, — пробормотал Середин.

— Пока ты тут чувствуешь, конокрады уйдут!

— Опять тебе мои предчувствуя не нравятся, Поганый? — огрызнулся ведун. — Помолчи, дай разобраться…

Итак, что-то изменилось на дороге. Что-то важное, но не сильно бросающееся в глаза… Он развернул гнедую, медленно поехал назад и спустя сотню шагов увидел то, что искал:

— Смотрите: здесь трава вдоль тракта вытоптана, ветки у кустов и деревьев поломаны. А дальше — уже нет. Значит, повернули здесь тати куда-то… Ну-ка, тихо…

Коли конокрады повернули куда-то к тайному схрону, то затаиться должны были, чтобы убежище топотом и говором не выдать. Вот только не могут кони целым табуном бесшумно стоять…

— Ага… — Ведун услышал по правую сторону недовольное всхрапывание, спешился, прошел вдоль зарослей, подергивая ветки. И действительно — после одного из рывков молодая осинка повалилась на дорогу. Олег принялся торопливо расчищать поворот, замаскированный недавно срубленными деревцами, потом вернулся в седло.

— Погодь, — остановил его Валах. — Ужо светлеет небо-то. Сейчас рассветет, так сразу и вдарим.

— Тогда без меня, — покачал головой Середин. — После ночного зрения я поутру просто слепну минут на двадцать. Только мешаться стану.

— Ну и ладно, ведун, — кивнул Поганый. — Ты свое дело сделал, теперича не беспокойся. Мы тоже кое-что умеем…

Небо и вправду стало наливаться светом. Олег отъехал в сторону, закрыл глаза, дожидаясь неизбежного. Еще немного — и даже сквозь веки прямо в сердцевину мозга ударило ослепляющей болью.

— Ква, — пробормотал он, различив сквозь острую резь в голове лихой посвист, грозные крики: «Ростов!!!», лязг железа, крики боли.

Пара минут — и все стихло. Середин ждал. Ждал, борясь с любопытством и слыша, как рядом стучат по дороге копыта, похваляются славными ударами ратники, как кто-то громко и жалобно плачет. Наконец, веки из просто темных стали слегка розовыми. Это означало, что глаза снова научились различать цвета, и ведун рискнул, прищурясь, оглядеться вокруг.

Дело, разумеется, было уже закончено. Пара довольных собой всадников, бодро подпрыгивая в седлах, отгоняла освобожденных коней назад по дороге; возле ведуна, тыкаясь мордой ему в коленку, топталась незнакомая оседланная лошадь, а у ближайшей сосны два других ратника деловито пытались перебросить веревку через толстый высокий сук. Плакал шкет лет пятнадцати, в драной полотняной рубахе, темно-синих шароварах, с босыми окровавленными ногами и связанными за спиной руками.

• Предыдущая
• 43/71
• Следующая