Приключения в лесу - Хайтов Николай - Страница 16
- Предыдущая
- 16/38
- Следующая
А теперь давайте подумаем, почему Панакуди дал такое обещание. Когда родились у него такие смелые мысли?
А тогда, когда они с Саботой затаив дыхание следили за перепалкой между Калотой и Звероловом. «Видал? — шепнул старику Сабота, легонько толкнув его локтем. — Ну и дела! Будь у нас побольше этих кореньев, тогда бы все в крепости передрались и перебили друг друга! Хотя, — огорчённо вздохнул юноша, — боярин и крепостные стены всё равно останутся…» — «Почему же они останутся?» — возразил ему тогда дед Панакуди. «Потому что нет такого средства, чтобы сровнять стены с землёй…» — сказал Сабота. Перебранка между боярином и Звероловом продолжалась, но Панакуди уже больше ничего не видел и не слышал: он напряжённо размышлял о чём-то. Потом дёрнул Саботу за рукав и сказал шёпотом: «Сровнять крепость с землёй мы не можем, но мы можем её затопить. Я вспомнил… — Глаза у него загорелись, но он осекся. — Об этом после! Сейчас протолкайся вперёд и скажи боярину, что желаешь сразиться с драконом».
Зверолова к тому времени уже бросили на растерзание псам. Сабота вышел вперёд, и дальше произошло то, что вам уже известно. Потом, когда сын углежога удрал от боярских стражников, Панакуди велел крестьянам отобрать для чудища трёх телят и дожидаться, пока сам он сходит домой и выпьет три сырых яйца, чтобы голос был позвонче, а то чудище не расслышит ещё.
И старик заковылял к своей хижине, где его уже дожидался Сабота. Едва он перешагнул порог, юноша бросился к нему, хотел заговорить, но старик подал ему знак — дескать, молчи, взял с постели овчину, накинул себе на голову, кивком показал Саботе, чтобы тоже сунул туда голову, и только тогда начался у них разговор.
— Мы же могли поговорить на языке «пу-пу», — сказал Сабота, сморщив нос от запаха старой овчины.
— С твоим «пу-пу» больно долго получается, а у нас времени в обрез. Слушай внимательно, что я скажу! — И, переведя дух, старик торопливо продолжал: — Дело мы с тобой затеяли, сынок, нешуточное! Если к завтрашнему дню не затопим крепость, красавица Джонда попадёт в пасть дракона, а мы с тобой — к боярским псам.
— Этому не бывать! — прервал его Сабота.
— Ещё не знаешь, что делать надо, а уже кричишь «не бывать»! — рассердился Панакуди. — Значит, тоже не головой думаешь, а усами, да ещё прежде, чем они у тебя выросли.
— Но почему же, дедушка? Я всё хорошо обдумал. Ты сказал, что крепость можно затопить. С какой стороны? Ясное дело — с той, где река. Крепости всегда строят так, чтобы, если случится осада, не остаться без воды. Значит, где-то должна быть потайная преграда, которая не даёт реке проникнуть в крепость. И такая преграда есть. Я даже знаю где: недалеко от водопада. Там вода особенно гулко бьётся о стену, я это ещё прошлым летом заметил, когда слуга Главного Прорицателя послал нас ловить раков. Место там глубокое, я нырнул, и под водой мне ещё ясней стало, что за стеной — пустота. Тогда мне ничего такого не пришло в голову, но, когда ты сказал, что крепость можно затопить, я сразу вспомнил. Вот! А ты говоришь, что я не головой думаю!
— Молчи! Молчи, сынок! Не вгоняй в краску! Ты так умно, так дельно рассуждаешь, что меня, старика, стыд берёт. Но всё равно, дело нам предстоит нелёгкое. После того как чудодейственные коренья заставят всех в крепости говорить правду и там из-за этого поднимется кутерьма, тебе придётся каким-то образом миновать девять зал, проникнуть к потайной преграде и пустить в крепость воду. И самому при этом не утонуть! Ведь покончив с крепостью, надо будет приниматься за дракона, а без тебя нам нипочём не справиться. Вот что предстоит тебе сынок: сотворить невозможное!
— Кому в крепости известно, как открывается потайная преграда? — Сабота нечаянно шевельнулся и тут же чихнул, потому что из овчины при каждом движении сыпалась пыль, а Сабота привык к чистому лесному воздуху, а в лесу, как известно, пыли и в помине нет.
— Известно про то двоим, — ответил Панакуди. — Во-первых, Калоте — если, конечно, этот дуролом не забыл, потому что на уме у него только охота да обжорство. Во-вторых, Главному Прорицателю. Этому вралю и проныре вообще всё известно, потому что под его началом все боярские соглядатаи. Он рассчитывает в один прекрасный день отравить боярина и сесть на его место.
— Больше мне ничего знать не надо! — воскликнул Сабота. — Считай, что крепость уже под водой.
— Ты забываешь о девяти залах длинного входа. В каждой из них подстерегает тебя смертельная опасность. В одной, как ты знаешь, псы…
— У псов — только зубы, а у меня есть руки, — возразил Сабота. — Да ещё невыросшие усы, которые иногда заменяют мне голову. Верно, дедушка? — хихикнул он и тут же опять отчаянно расчихался, потому что из овчины опять посыпалась едкая пыль. — Не беспокойся, дедушка, — добавил он, перестав чихать, — девять зал и Главный Прорицатель — это моя забота. А ты, как «побеседуешь» с драконом, поди набери побольше чудодейственных кореньев. Потому что без них мне не проникнуть к тайной преграде.
— С драконом у меня разговор будет недолгий. Я крикну: «Ответь мне, дракон, нет или да?» Эхо ответит: «Да-а», — вот и всё. Даже возвращаться, докладывать боярину не надо: соглядатаи Прорицателя всё равно раньше моего прибегут. Так что я оттуда сразу же отправлюсь за кореньями. Прихвачу с собой Двухбородого и Козла — вместе-то больше наберём. Маловато осталось их в наших лесах, кореньев этих, — дикие кабаны выкапывают.
— Да-а… — вздохнул Сабота. — Если не хватит кореньев, красавице Джонде несдобровать…
— Никак, приглянулась она тебе? — Панакуди, скинув овчину, заглянул юноше в глаза. — Нет! — поправился он, вглядевшись пристальней. — Ты любишь её! Давно?
— Не помню… — смущённо пробормотал Сабота и хотел снова спрятать голову под овчину, но Панакуди отшвырнул шкуру на пол.
— Тебе сколько лет от роду, а? Не сто шестьдесят небось, как мне! Не помнит! А вот я всех помню! И Леку, и Чубру, и Комну, Войку, Делебону, Чецу — всех до единой! Эх, ты!.. Чуть не вчера дело было, а он уже забыл!
— Не вчера, дедушка. Прошлым летом… Девушки собирали бруснику на Медвежьей поляне, и я сквозь ветки увидал её…
— А не догадался, умная голова, горсть ягод у неё попросить?
— Юноша не должен подходить к девушке, пока у него усы не выросли!.. Ведь так ведётся испокон веку? А то бы я обязательно подошёл… — Сабота смущённо потупился, у него покраснели даже уши…
— Почему ж ты мне ничего не сказал, сынок! — заахал Панакуди. — У меня ведь мазь есть такая, что у тебя за сутки длиннющие усы вырастут!.. Я ведь и Козлу усы сделал — прежние у него на пожаре спалило. И Двухбородый мне по гроб благодарен, вон у него какая бородища отросла от моей мази. Ко мне за усами знаешь откуда народ приходил? Один раз из самой Глиганицы боярский сын прискакал и не медяшками какими-нибудь заплатил, а золотом! Три золотые монеты подарил! Ну уж и я расстарался — усы сотворил ему густые, русые, закрученные кверху, прямо как бараньи рога. А тебе какие надобны, говори!
— Если сейчас смазать, когда они вырастут? — робко спросил Сабота.
— К завтрашнему утру. Когда солнце выглянет из-за гор, у тебя уже будут усы.
— Тогда мажь, дедушка! — обрадовался Сабота. — Очень мне они пригодятся… Только пускай длинные будут, чтоб зимой вокруг шеи обматывать — для тепла… И голову чтоб, если понадобится, укутать можно было…
— Сейчас, сейчас! — Панакуди принёс бутылочную тыкву, где у него хранился жир какого-то неведомого зверя. — Будут тебе такие усы, какие ты хочешь. Но имей в виду: иной раз усы — помеха. Когда кашу ешь или молоко пьёшь. Так что особенно густые ни к чему.
— Не беда, дедушка! Молоко я через соломинку пить буду.
— Надо же! — изумился Панакуди. — Сто сорок два года ношу усы и бороду и не догадался молоко через соломинку пить, а юнец зелёный догадался! Одно могу сказать: далеко ты пойдёшь, сынок. Приложить к такой умной голове усы да бороду — и тебе прямая дорога в Главные Советники. Само собой, если ты не станешь этим остолопам боярам говорить того, что на самом деле думаешь! — Мазнув Саботу в последний раз волшебной мазью, он добавил: — Носи, сынок, усы, носи и радуйся! И да порадуется вместе с тобою красавица с золотыми косами!
- Предыдущая
- 16/38
- Следующая
