Изгой. Тетралогия - Радов Анатолий Анатольевич - Страница 16

А может, все дело в том доме?..

Впереди ярким пятном вспыхнул участок улицы, хорошо освещенный магическим светом фонарей. Они висели на толстой веревке, переброшенной через мощеную дорогу с одной крыши на другую. Желтые сгустки плазмы, закрепленные в стальных каркасах. Три штуки, яркие, как очи демонов Зыби. Ругнувшись не хуже сапожников из квартала Отум’Стан, Лита нервно зашарила глазами по сторонам, ища хоть какую лазейку – проулок или узкую щель меж домами. Ей хватит. Она протиснется.

«Чертовы богачи! – со злостью ярче волшебных светильников вспыхнуло в мозгу. – Понавешают фонарей у своих особняков, тайком не пробежать!»

Она сплюнула сквозь зубы и, понимая, что выхода нет, ускорила бег. Проскочить, проскочить скорее опасный участок – вот и все, что остается.

На свету она почувствовала себя так, словно с нее одним рывком сорвали одежду. Тьма – это одежда жуликов, а ночь – портниха, шьющая им обновку каждый вечер. Всем хватит. И молодчикам Юрима Красавчика, которые предпочитают открытый грабеж, и банде страшного одноглазого Сквока, в которой только виртуозы-воры, способные срезать незаметно мошну, снять украшения и вывернуть все карманы, стоит жертве всего на миг отвернуться, и небольшой шайке Агри-лодочника, члены которой хорошо знают, что такое роскошные покои аристократических домов. Потому как частенько заходят туда в гости. В отсутствие хозяев, разумеется.

Но на миг она «обнажилась», попав в полусферу света. Хрупкая девчонка лет пятнадцати, с плохо развитой грудью, чего она очень сильно стеснялась. Черты лица правильные, главное украшение на нем – огромные, черного цвета глаза. Короткие волосы, подстриженные под «мальчика», чтобы нельзя было ухватиться за косу, изящные ушки, точеные нос и губы. Если бы не одежда – ее можно было бы принять за маленькую особу аристократических кровей. Но она была воровкой, дочерью стряпухи и сапожника. Отец погиб в пьяной драке, когда ей исполнилось семь, прямо в день ее рождения. Мать через два года уволокла за собой «черная смерть». Жар, озноб, почерневшие пальцы, нарывы по всему телу, которые уже через день после появления стали лопаться, сочась черным гноем. Денег на лекарей не было, да и какой лекарь мог справиться с этим страшным недугом? Разве что те, старые целители… Но их уже нет и никогда не будет. Чревловы аристократы уничтожили их подчистую еще давно, очень давно. Только старики помнят о тех сотнях костров, на которых горели эти настоящие маги целительной ветви. Да и то слышали они об этом от своих дедов, а те, в свою очередь, от своих.

За спиной, шагах в ста, раздался сухой щелчок, и Лита почувствовала, как мигом остыло сердце. Арбалет. Один из стражников зарядил арбалет. Боженька, Великий Номан, защити!

Она дернулась вправо, потом влево и потом, подчинившись интуиции, на ходу повалилась вниз. Болт просвистел всего в паре дюймов от затылка, умчался вперед куда-то в темноту, за пределы освещенной полусферы. Зажгло ладони, стесавшиеся о камни, в правой коленке взорвалась дикая боль, тут же затошнило. Но Лита стиснула зубы, вскочила и бросилась бежать. Вперед, вперед. Ведь за спиною уже слышится новый щелчок. О, если бы она знала хотя бы простые защитные плетения!

Вцепившись в висящий на шее амулетик, она подняла его и поцеловала. Если бы не он, стражники давно наложили бы на нее «путы». Это раньше, когда их ловили, – отпускали. А сейчас, Лита чувствовала это нутром, – сейчас все по-другому. Почему? Она не знала.

«А Вистус? – кольнуло вдруг в мозгу. – У него же нет никаких амулетов!»

Свет остался позади, тьма спасительно укутала Литу, и стражники стрелять не стали. Они, ругнувшись во весь голос, припустили следом. Лита бросила взгляд через плечо – двое молодых гвардейцев как раз пересекали желтоватое облако. Однако она была быстрее, расстояние чуть увеличилось.

Но не успела Лита обрадоваться, как пальцы правой ноги во что-то воткнулись… взорвалась горячим фонтаном боль, потекла по ступне… и тут же ступня онемела до щиколоток, и часто-часто запульсировало где-то в пятке. Лита неловко повалилась на мостовую, стесав в этот раз все правое плечо и чудом не расшибив голову. Вскочила, дернулась вперед. Вывихнутую лодыжку резануло острым ножом, пальцы стали мокрыми.

– Это просто кровь, – прошептала девушка, чувствуя, как бледнеет лицо, а пальцы рук холодеют, словно притронулись ко льду.

«Боже! Как же мне теперь убежать?!» – От страха она готова была разреветься, что поделать – не сдержать свою девчоночью сущность. Да, жизнь научила не реветь, но сейчас было по-настоящему страшно. Ведь они собираются не просто арестовать, а убить! Почему? Ну почему же? Что изменилось за последнюю десятицу?

Хромая на ушибленную ногу и понимая, что так далеко не уйти, Лита решила вдруг и вовсе усесться посреди дороги – и будь что будет, но вдруг почувствовала вонь. Дядюшка Липато, один из «ночных мастеров». Это ее шанс спастись.

Она бросилась вперед, стараясь не обращать внимания на лодыжку, скрипя зубами и шумно дыша. Вонь становилась сильнее. Послышалось вялое похрапывание старенького лога, потом дядя Липато тихо кашлянул. Лита свернула в коротенький проулок, преодолела его и заковыляла к повозке. Гвардейцы были уже почти рядом – они подбегали к повороту.

Лита молча, даже не поздоровавшись с «ночным мастером», скользнула меж колес под телегу. Вцепилась руками в прибитую к днищу доску, обняла ее, закинула обе ноги и замерла, внимательно вслушиваясь в приближающийся ритмичный топот.

– Липато, твою сурдетскую мать! Ты не мог в другом месте ехать? – сдавленно проговорил один из стражников, замерев на месте, а второй закашлялся, продолжая идти к телеге. Но его кашель быстро перешел в рвотные позывы, он тоже остановился, скорчился и блеванул прямо на мостовую. Первый принялся ругаться пуще прежнего, но старик не отвечал. Он только хмыкнул, пряча улыбку в густой, похожей на старую мочалку, бороде.

Лита вывернула голову, глянула на ноги стражников, но тут же отвернулась. Ее саму едва не стошнило от вида обильно блюющего мужика. Она тяжело сглотнула, зажмурилась от боли в плече и стала просто прислушиваться. Стражники приближаться к телеге дядюшки Липато не собирались. Когда расстояние между ними и повозкой «ночного мастера» увеличилось до тридцати шагов, они молча двинулись следом.

Сволочи, мелькнуло в мозгу Литы. Ну чего прицепились?

Руки начали неметь, под коленками быстро затекло. Нет, так не уйти.

– Дядюшка Липато… дядюшка Липато, – тихонько позвала Лита, едва сдерживаясь, чтобы не вырвало. Когда молчала, тошнота почему-то не накатывала, а стоило заговорить… – Помогите… пожалуйста.

– Ты, Литка? – едва слышный шепот слился со звуком колес и поскрипыванием старых досок.

– Я, дядюшка Липато. Они меня хотят убить. Помогите.

– Хорошо, – коротко шепнул «ночной мастер» и вдруг резко наклонился вперед. В его руке мелькнуло что-то тонкое, лог от неожиданного укола дернулся, громко заржал и бросился вперед. Старик резко потянул правую вожжу. Телега качнулась, словно она была утлой лодочкой и в ее борт ударила сильная волна, стала заваливаться набок. Но вдруг выпрямилась. Одна из бочек повалилась на мостовую, телега покатилась вперед, раздался треск ломающихся досок, скрежет железного обода о камни, разбрызгивающаяся во все стороны вонь…

– Спрыгивай на повороте, – проговорил дядюшка Липато спокойным голосом, и Лита в ответ только напряглась. Через пару секунд она уже отпустила доску, перекатилась между колес, невзирая на боль, и бросилась в спасительный темный проулок. Стражники ругались возле разбитой с нечистотами бочки, дядюшка Липато кричал на лога, которого так некстати понесло, а Лита, что было силенок, мчалась вперед, к родному кварталу. Туда гвардейцы не сунутся. Может, бо́льшим числом и сунулись бы, но вдвоем побоятся.

Она свернула вправо, зацепив плечом угол дома, ругнулась вслух, мысленно в этот момент благодаря «ночного мастера», снова свернула. Показались знакомые дома. Низенькие, покосившиеся. Не такие, как в центральной части Алькорда. Совсем не такие. Не дома даже, если сравнивать, а сараи для скота.