Присвоенная (СИ) - Багирова Марина - Страница 24

• Предыдущая
• 24/80
• Следующая

За день никто не произнес и слова.

С удивлением дожив до вечера, я легла спать и, закрыв глаза, решила помечтать перед сном. Я представила, что на этот букет месяц зарабатывал наш почтальон, пожилой мужчина, красневший при виде меня, как помидор. Или что на эти розы сбросились все мальчишки из старших классов, которые дрались за честь открыть мне дверь. Я представила, что никого чужого в моем доме нет, что я здесь одна, в безопасности… или в крайнем случае что я просто сошла с ума.

А утром я отправилась на работу. Мое тело выполняло все, что должно было делать, без консультации с рассудком. На взводе я ощущала его присутствие везде: в ванной утром, на улице рядом с собой, на перемене, стоя у окна, — за спиной…

День пролетел незаметно, и вот я уже возвращалась домой с соседской девочкой, которая иногда составляла мне компанию. Ее имя проскочило сквозь сито моей памяти сразу, как только она представилась, но это не мешало нам частенько оживленно разговаривать по дороге из школы. Вот и сегодня я надеялась, что милое лицо и звонкий голосок малышки помогут снизить напряжение безумной ситуации.

— А откуда вы приехали?

— Я жила в другой стране, в большом городе…

— А сюда приехали зачем?

«Зачем?» — шепнули кусты справа от меня. Я вздрогнула и против своей воли посмотрела в ту сторону.

— Вас кто-то обидел? — по-взрослому догадалась девятилетняя девчушка, и ее глаза зажглись огнем подлинного женского интереса. — Человек, которого вы любили?

— Не совсем так…Ты знаешь, что такое свобода?

Она не могла меня понять в силу своего возраста, но я хотела объясниться.

— Поверь, она крайне важна для любого человека! Например, когда ты дышишь, то этого не замечаешь, но стоит лишиться возможности вдохнуть, и ты поймешь: важнее ничего нет! Со свободой то же самое. Так вот, у меня ее не было. И я уехала, чтобы никто и никогда не приказывал мне, как жить.

— А тот человек, которого вы оставили, наверное, скучает?

«Скучает…», — снова шепотом подхватило эхо.

— Очень сомневаюсь… — растерянно пробормотала я. Глупое предположение.

Попрощавшись с ней, я свернула к своему дому. Еще издали было видно: на коврике лежит что-то белое. Ноги сами замедлили ход, и я обреченно остановилась над белоснежным конвертом. Адресата не было. Медленно наклонившись, дрожащими руками я вынула из открытого конверта кусок дорогой атласной бумаги. Мое сердце болезненно дернулось.

Посредине было всего два слова: «Это судьба».

«Если разыщешь — это судьба…»

А ведь я сама написала эти строки! Глупая, верила, что убегаю навсегда…

Я закрыла глаза и вслушалась в тишину своего дома. Это был последний день, когда я могла назвать его своим: уютные вечера у окна, моя любимая деревянная чашка, теплая постель в выходные дни так долго, как хотелось, шум дождя на крыше, надежность стен — мой спокойный мир, съеденный по кусочкам…

Ненависть к Кристофу закровоточила, как старая рана, которую безжалостно пнули.

— Нет! Ты слышишь?! Ни за что! — моя ярость не смогла уместиться в слова, и, уловив краем глаза движение сбоку, я схватила ближайший стул и швырнула в том направлении. Удар пришелся по зеркалу в прихожей, и его осколки с печальным звоном посыпались на пол, брызгая солнечными зайчиками по комнате. В каждом осколке пылал мой разъяренный взгляд…

— Ни за что!!!

Я помчалась наверх в спальню и рывком вытащила из-под кровати пыльный чемодан, купленный когда-то на распродаже (помнится, я даже уверяла себя, что мне он уже никогда не понадобится). Сгребая вещи без разбору, я бросала их в кучу, зло повторяя:

— Никогда… и ни за что!

Через пару минут беспорядочная гора возвышалась посреди спальни, полностью скрывая под собой несчастный чемодан. Его замки еле защелкнулись, оставляя снаружи кишки рукавов и брючин.

— Ни за что!

Я подтащила тяжеленный чемодан к краю лестницы. На одной из ступенек он вырвался из моих рук и, подпрыгивая, покатился вниз, замки лопнули, и вещи разлетелись по комнате. Бросившись к нему, я стала собирать все трясущимися руками, но с каждой минутой мои лихорадочные движения замедлялись, пока я не застыла на коленях, глядя в одну точку…

Бесполезно. Он здесь, и мне не убежать.

Слезы прорвали плотину моей решимости! Я была так слаба, что, полуслепая от соленой пелены в глазах, на коленях еле добралась до кресла. Рыдания бесконечными спазмами сотрясали тело…

Мне не убежать. Единственное, что оставалось, — оплакивать себя…

Знакомое дыхание окутывало меня, и тяжелое забытье отступало с каждым ударом сердца… Еще наполовину во сне, я знала, что в комнате, кроме меня, был кто-то еще. Как же хорошо я это знала! Но все равно не могла заставить себя открыть глаза и посмотреть своей смерти в лицо.

— Я не верила, что ты меня найдешь, — мой тихий голос был осипшим от слез.

Молчание.

— Я нашел.

И лишь тогда, резко выпрямившись в кресле, я распахнула глаза. Лишь тогда я поверила в его присутствие по-настоящему! Мое бешено несущееся сердце закричало: «Он здесь!»

— Боишься? — Кристоф стоял у стены напротив, такой же холеный и дерзкий, такой же самоуверенный, каким приходил в мои кошмары все это время. Спустя миг он уже находился у моих ног, присев и внимательно вглядываясь в мои глаза. Лицо его было безмятежно-спокойно.

Я не могла отвести взгляд от его руки, которая медленно (слишком медленно для своей истинной скорости) приближалась ко мне. Воспоминания о том, как я висела на этой руке под потолком, задыхаясь, были так свежи, что в мучительном ожидании кары я зажмурилась. Но все, что ощутила, — это нежное прикосновение к щеке. Еще не успев посмотреть на Кристофа, я знала, что он улыбается: мой ужас его забавлял.

Так и было…

— Диана, — мягко прошептал он, — ты боишься меня?

Неужели ему просто было скучно без моего страха? Может, ему не хватало барабанной дроби моего сердца, рвавшегося из груди каждый раз, когда он подходил слишком близко? Или ему была нужна его любимая забава — бледная, полумертвая от усталости и кровопотери служанка, чтобы выяснить, наконец, где предел ее выносливости?

Я не собиралась позволить ему узнать это!

— Почему бы тебе просто не сделать то, зачем пришел, Кристоф? Чего ты тянешь? — Хотелось быстрее с этим покончить, неопределенность мучила меня.

— А зачем я пришел, как ты думаешь? — спросил он откуда-то сзади.

Оглянуться на его голос я не решилась.

— Зачем, по-твоему, я приехал в этот забитый городишко, в эту глушь, где одна барышня, имевшая ранее десятки слуг, чувствует себя теперь как дома?

Это прозвучало настолько похоже на упрек, что я забыла свой страх и вскочила, развернувшись к нему лицом.

— Эта барышня, — я цедила по слову, — два года назад сама была служанкой и иной раз спала по три часа в сутки, лишь бы ее хозяин получил возможность утешить свою гордыню!

Мой голос повышался, наполняясь болью и страданиями минувших лет.

— Я ждала этой встречи, Кристоф! Я обманывала сама себя, убаюкивая сказкой, что ты меня не найдешь. Но в глубине души я знала, что от тебя не спрятаться. Ты здесь, и поэтому я говорю: достаточно! Хватит тянуть! Хватит меня мучить! Сделай то, зачем пришел, — убей, съешь, отдай на растерзание своим «псам»! Все что хочешь! Но не тяни — я не могу так жить!

Ответом было молчание.

— Нет?! Тогда отпусти! — Я бросилась к двери, но была поймана уже на третьем шагу. Все еще вырываясь по инерции (ведь знала же, что это бесполезно!), я подняла на него глаза в ожидании победной ухмылки, но вместо нее увидела проникновенный взгляд.

— Я никогда никому не позволял менять мои планы! Не позволю и тебе, Диана, — в его голосе не было угрозы, он просто пытался донести до меня прописную истину. — Ты уйдешь лишь тогда, когда я захочу, — никогда!

Его слова выключили во мне способность сопротивляться, и я безвольно обвисла в его руках. Внезапно у меня мелькнула тревожная догадка. Ну конечно же!

• Предыдущая
• 24/80
• Следующая