Сочинения по русской литературе. Все темы 2014 г. - Коган Ирина Ильинична - Страница 49
- Предыдущая
- 49/104
- Следующая
…Рассказать, что отовсюду
На меня весельем веет,
Что не знаю сам, что буду
Петь, – но только песня зреет.
Поэт не говорит о том, что он будет петь, да это и не важно, главное – прилив творческих сил, которые бурным фонтаном рвутся наружу, к свету.
Природа у Фета является, как правило, неотъемлемой частью ночного пейзажа, который рождает мимолетное, но незабываемое состояние влюбленности. Эта страсть возникает не просто под действием романтической атмосферы, создаваемой ночью, луной, звездами, иногда пением соловья, она живет благодаря тому, что ночью, когда спят люди, ничего не существует, кроме влюбленных и природы, и кажется, что весь мир создан для них двоих: и звезды, и небо, и луна:
Какое счастие: и ночь, и мы одни!
Река – как зеркало и вся блестит звездами…
…И в сердце чувствую такой прилив любви,
Что не могу молчать, не стану, не умею!
Как уже было сказано, в поэзии Тютчева природе отводится особое место. С одной стороны, природа для поэта – это объект созерцания и восхищения, с другой – непостижимый, сложный мир, над которым не властны «внешние силы» («Не то, что мните вы, природа»). У Тютчева между человеком и природой изначально существует разлад, который мешает человеку соединиться с «общим хором» («Певучесть есть в морских волнах»), в котором царят полная гармония и созвучие. В стихотворении «Певучесть есть в морских волнах…» поэт говорит, что этот диссонанс вызван тем, что у человека, в отличие от природы, нет полной свободы: он зависит от предрассудков, обязательств, от общечеловеческих законов. Природа же естественна и независима. Тютчев «разводит» жизнь природы и жизнь человека; он как бы делит мир на дневной и ночной. В первом властвует человек: «день, земнородных оживленье». Ночи же Тютчев, как и Фет, отводит особое место, потому что только в это время человек не заглушает «природной музыки». Природа «хозяйничает» в ночи, и можно острее ощутить ее красоту и величие, потому что в этот момент все сущее так же таинственно, «как в первый день созданья» («Как сладко дремлет сад темно-зеленый…»). Несмотря на разлад с природой, человек может познать этот сложный, многомерный мир, в котором есть душа, свобода, язык, и слиться с миром природы. Именно ночью поэт чувствует себя частичкой природы: «Все во мне, и я во всем», – говорит Тютчев в стихотворении «Тени сизые смесились…». Ночью взору человека предстает бездонное звездное пространство, которое соединяет его со Вселенной:
Но меркнет день – настала ночь…
…И бездна нам обнажена
С своими страхами и мглами,
И нет преград меж ей и нами –
Вот отчего нам ночь страшна!
Перед таким огромным, необузданным миром человек ощущает себя незащищенным и бессильным. Человек слаб не только в общении со Вселенной, но даже с себе подобными. Тютчев, как и Фет, говорит о бедности слова, созданного человеком. Он считает, что мир души нельзя открывать «наружному шуму», иначе человек потеряет силу и богатство своего внутреннего мира. Нельзя даже делиться с кем-то своими мыслями, надеждами, потому что другой не сможет понять твои переживания, не прочувствовав их, а словами не передать то, что кипит в душе:
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Похожие мотивы есть в творчестве Фета: высказанные слова Фет называет «ложью роковой»: выплеснувшись наружу, все, что в груди буйствовало «прозрачною волною», становится тусклым, безжизненным. Но уста поэта могут «схватить на лету» все движения души («Как беден наш язык»).
Оба поэта не обошли стороной тему любви. Только Тютчев, как правило, говорит не о своей личной страсти, не о конкретной привязанности, а о чувстве вообще. Любовь в понимании Тютчева – это «поединок роковой», в котором один из любящих неизбежно страдает. По его мнению, самоубийство и любовь разделяет всего один шаг. Самоубийство не физическое лишение жизни, а медленное, мучительное затухание любящего сердца. У Фета – наоборот: его интересуют только собственные чувства, будь то мимолетное увлечение или большая любовь.
Говоря о поэзии Тютчева, мы должны коснуться темы познания мира, которая не нашла глубокого отклика в лирике Фета. Человеческий ум, стремления к знаниям неистощимы. Как видно из стихотворений «Цицерон» и «Последний катаклизм», Тютчев считает, что в совершенстве познать что-то глобальное можно только в минуты его разрушения. Но это познание дано не каждому. В стихотворении «Фонтан» поэт говорит о ненасытной человеческой мысли, которая стремится достичь высот познания, но «длань незримо-роковая» свергает ее вниз, на землю. Только избранники бога, такие, как Цицерон, могут, увидев крушение цивилизации, проникнуть в ее суть:
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был –
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!
Познать религию так же сложно, как целый мир. Как правило, человек осознает истинную цену, всю глубину того, чем владеет, только тогда, когда близка потеря этого духовного богатства. В этом случае для человека на время исчезает все вокруг, и это что-то становится самым главным и дорогим. В стихотворении «Я лютеранин люблю богослуженье…» Тютчев призывает каждый раз молиться так, словно это в последний раз. Именно тогда твоя душа сольется с Богом и он услышит твои молитвы.
На мой взгляд, у Фета почти нет отдельных философских стихотворений с размышлениями об отношении к миру, о месте в нем человека. Фету важны собственные конкретные, зримые впечатления: его поразило что-то в данное мгновение, например, бабочка; или зародилось чувство – и это находит отражение в его стихах. У Тютчева философские стихотворения преобладают, в них отражены проблемы познания, жизни, смерти, одиночества души в огромном мире.
Оба поэта, каждый по-своему, поэтически отразили высшие категории бытия, столь важные в жизни каждого из нас. Поэтому для людей моего поколения так необходимо обращаться к творчеству Тютчева и Фета: все, что с нами происходит, они пережили, глубоко прочувствовали и передали нам бесконечный опыт страдания и счастья – опыт самой жизни.
«В Салтыкове есть … этот серьезный и злобный юмор, этот реализм, трезвый и ясный среди самой необузданной игры воображения…» (И. С. Тургенев)
Впервые к жанру сказки сатирик М. Е. Салтыков-Щедрин обратился в 1869 году. В журнале «Отечественные записки» были опубликованы три его произведения: «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил», «Дикий помещик» и «Пропала совесть». Характерной особенностью этих сказок являлось сатирическое изображение пороков окружающей действительности. Салтыков-Щедрин едко высмеивал язвы общества. В его произведениях мы видим правителей, которые не умеют пользоваться доверенной им властью; народ, который позволяет, чтобы с ним недостойно обращались; читатель может посмотреть со стороны на свои пороки: рабскую покорность, трусость, неспособность к действию, словоблудие и так далее. Чтобы ярче изобразить пороки и недостатки окружающего мира, писатель использует такие приемы сатиры, как гипербола и гротеск, а также создает свои сказки при помощи эзопова языка. Иносказание позволяет сатирику заострить внимание читателей на опасности того или иного отрицательного качества.
Уже в произведении «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил» рельефно обозначились социальные симпатии писателя. Два генерала воплощают собой паразитизм, тунеядство и праздность правящего сословия. Эти отставные чиновники, дослужившиеся в петербургской канцелярии до генеральских чинов, всю жизнь существовавшие за счет многострадального народа, являются основным объектом сатирического изображения Салтыкова-Щедрина. Может показаться, что переселение названных персонажей на необитаемый остров представляет собою нечто фантастическое. Писатель и в самом деле щедро пользуется приемом фантастического предположения, но оно оказывается в этой сказке оправданным и исполненным глубокого смысла. Лишенные в новых условиях богатого пенсионного обеспечения и ежедневного труда кухарок, генералы обнаруживают абсолютную неприспособленность к жизни. Они привыкли жить чужим трудом и способны превратиться в голодных дикарей и даже хищных животных. Очень скоро «оба генерала взглянули друг на друга: в глазах их светился зловещий огонь, зубы стучали, из груди вылетало глухое рычание. Они начали медленно подползать друг к другу и в одно мгновение ока остервенились». Эта ужасная сцена заканчивается тем, что один из героев даже проглатывает орден другого.
- Предыдущая
- 49/104
- Следующая
