Румп: Настоящая история о Румпельштильцхене (ЛП) - Шуртлиф Лисл - Страница 28

• Предыдущая
• 28/41
• Следующая

- Меня зовут Роберт.

Батильда в замешательстве приподняла брови.

- Ну, я бы никогда не отгадала твоё имя, - разочарованно сказала Ида.

- Как ты нас нашел, Роберт? - спросила Батильда.

- В деревне я спрашивал о своей матери, но никто её не помнил, но потом, когда я спросил о прядении...

Батильда напряглась, но закивала головой. Должно быть, она знала, что моя мама пряла.

- О, ну иди же, поешь торта и посмотри, что мы тут готовим! - Ида потащила меня через маленький коридорчик, который вел в другую комнату, но Хэйдел тростью загородила проход:

- Ты, противный мальчишка! - заворчала она

- Хэйдел! Роберт - наш племянник и наш гость!

Хэйдел смотрела на меня сверху вниз, и мне показалось, что она могла разглядеть все мои секреты.

- Так, Роберт, перед тем, как ты войдешь сюда, иди, искупайся. Ты выглядишь так, будто купался в грязи!

Ванна находилась в углу комнаты. Батильда налила в неё горячей воды и выдала мне мыло и мочалку, чтобы я хорошенько отмылся. Затем они вышли из комнаты, последовав за Хэйдел.

После купания я завернулся в разноцветное стеганое покрывало, пока моя одежда сушилась возле огня.

- Это я сама шила, нравится? - входя в комнату, сказала Ида.

- Как тебе удается получить столько оттенков? - спросил я, проводя руками по замысловатым узорам.

- Всё на кончиках пальцев. Погоди, ещё увидишь то, над чем я сейчас работаю.

Пока сохла моя одежда, Ида кормила меня. Я ел очень и очень много. Я уже и забыл, что это такое быть чистым. Ещё я забыл, каково это кушать настоящую еду, вместо тепловатой жижи. И эта еда была даже лучше, чем мясные пироги Марты или бабушкино жаркое. Но это уж точно лучше жижи. Меня кормили свеклой, картошкой с травами и сыром, свежим хлебом и молоком. Я раньше никогда не пробовал торт, оказалось, что он похож на хлеб, только был сладким, рассыпчатым и сочным. Я съел три куска.

После ужина мне очень захотелось спать, особенно, когда надел свою теплую, выстиранную одежду, но у Иды были другие планы. Она отвела меня в другую комнату, где сидели Хэйдел и Батильда. Я остановился в дверях и разинул рот.

Хэйдел сидела за прялкой, а у её ног были мотки ниток таких цветов, которые не получишь с помощью красителей. Красные были ярче, чем клубника, желтый ярче солнечного света, голубой был, будто утреннее небо, а синий, как глубокие воды, зеленый, как листья в лесу, а остальные оттенки были такие, каких я никогда раньше не видел.

Батильда шила что-то вроде шали, создавая плавный замысловатый узор с помощью нитей, которые пряла Хэйдел. Она работала настолько быстро и ритмично, что невозможно было распознать, где были её пальцы, а где швейные иглы.

Но больше всего меня поразили гобелены. Каждый дюйм стены был покрыт яркими, полными жизни картинами: белый носорог на маковом поле, танцующие принцессы, рыцарь, защищающийся от огнедышащего дракона, пленница в башне. Посередине комнаты стоял большой ткацкий станок, заправленный нитками всевозможных оттенков. Ида села за станок и начала перебирать руками по ниткам, создавая живые картины - птицы, цветы и феи, они выглядели настолько натурально, что, казалось, могли дышать и шевелиться. Конечно, это было волшебство. Точно такое же как, когда я прял золото или когда моя мама это делала.

По мере того, как я наблюдал за всем этим, то ощущал покалывание в ногах, на кончиках пальцев, в груди и в голове. Это было местом, где всё началось, отсюда пошло и моё начало. Всё началось с моей матери, которая начинала тут.

- Как это работает? - спросил я.

- Заклинания, - с восторгом ответила Ида. - Волшебство.

- Ида! - предупреждающе одернула её Батильда.

- Большую часть работы проделываем мы, а не магия, - сказала Ида, - а заклинания - это всего лишь толчок в работе с тканями.

- Тебе не кажется, что ты увлеклась с заклинаниями? - сказала Хэйдел. Она начала прясть шерсть с легким оттенком лаванды, но за разговором цвет усилился и стал пурпурно фиолетовым.

- Такой цвет даже поднимет ткань в цене, - ответила Ида.

- Да, но как это на тебе отразится?

- Хэйдел, ты слишком много беспокоишься. Мной управляет не жадность и не гордость, только чувство прекрасного.

Хэйдел смотрела на гобелены, продолжая прясть, и по мере, того как она вошла в ритм, нити снова приобрели лавандовый оттенок.

- А вы можете менять только цвет нитей или состав тоже?

- Совсем немного, - ответила Хэйдел, - я никогда не поведу себя так глупо и алчно.

Она посмотрела на меня, и я снова почувствовал, что она видит меня насквозь, видит мою глупость и алчность, которые принесли мне столько проблем.

- Хэйдел очень осторожна, - сказала Ида.

- Нам всем следует быть очень осторожными, учитывая то, что случилось с его матерью, - сказала Хэйдел, кивая в мою сторону.

Батильда отложила шитьё:

- Хэйдел, такое могло случиться с кем угодно.

- С кем угодно, кто оказался бы таким же жадным.

- Любой может быть жадным, - ответила Ида.

- Очевидно так, - сказала Хэйдел.

- Прошу прощения, - заговорил я. - Но я никогда не знал, что моя мать...

- О, бедняжка! Какие же мы бесчувственные! - воскликнула Ида. Она оставила работу и поспешила успокоить меня.

- Да нет же, нет, просто... Ну, я о ней почти ничего не знаю. Я только знаю, что она была из ВонТам и что она могла прясть, но не так как все люди, но в чем проявлялось её глупость или жадность? - три мои тётушки прекратили работу и с осторожностью посмотрели друг на друга.

- Она что-то подобное делала? - спросил я, указывая на нити и гобелены.

- Нет, - ответила Батильда, - она обменивала всё, что создавала.

- Включая душу, - пробормотала Хэйдел.

- Хэйдел! - одернула её Ида. - Бедный племянник!

- Ну, бедный он благодаря ей. Думаешь, он не имеет права знать?

Все замолчали. Батильда и Ида уставились в пол, а Хэйдел смотрела на меня, её глаз подергивался.

- Я знаю, что она могла прясть, - заговорил я, ходя вокруг и около вопроса, который заботил меня больше всего. Я хотел узнать, что ж случилось с мамой. Я хотел узнать, можно ли было что-то сделать, чтобы решить мои проблемы, но я никак не мог решить, что именно я могу им о себе поведать. - Я знаю, что она могла прясть... ценности. Расскажите мне, что с ней случилось?

- Жадность, - ответила Хэйдел. - Жадность и магия засосали ее, и она сама спряла себе могилу.

- Хэйдел, пожалуйста, будь учтивей, - попросила Ида.

- Но это правда, ты была ещё слишком молода, чтобы это понять.

Ида было открыла рот, чтобы возразить, но Батильда остановила её.

- Она была прекрасной мастерицей, — мягко сказала Батильда. — Самой лучшей в ВонТам и не только.

- Не такой уж и отличной, учитывая обстоятельства, - возразила Хэйдел.

Батильда взглянула на Хэйдел и продолжила:

- Должна сказать, что она была недальновидна, чрезмерно самоуверенна, и, хотя она и была отличным мастером, отсюда и пошли все её неприятности. Видишь ли, Роберт, в нашей работе мы должны соблюдать баланс между работой, которую мы проделываем руками и магией, которой мы пользуемся для превращения нитей, - она протянула своё шитьё, будто показывая мне. - Мы не используем магию, больше, чем необходимо, мы мастера своего дела. Если мы начнем злоупотреблять ей, то потеряем контроль над работой и над тем, что в итоге получится. Мы потеряем контроль над собой.

Я вспомнил несчастного Кесслера, и у меня в животе вновь зародился тошнотворный страх.

- Анна знала об этом, но всегда выходила за рамки, всегда экспериментировала.

- Каким образом? - спросил я.

Батильда положила шитьё и смахнула прядь седых волос с лица.

- Твоя мать могла шерсть превратить в бархат, а траву в шелк. Прекрасные нити. Её работой все восхищались, но она опасалась, что потеряет баланс. И каким-то образом этот страх и повлиял на неё. Она всегда успешно торговала на рынках, и, несмотря на наши предупреждения, Анна поверила, будто её мастерство было могущественней любой магии.

• Предыдущая
• 28/41
• Следующая