Первая кровь - Держапольский Виталий Владимирович "Держ" - Страница 6

«Ага, — подумал мальчишка, — заботятся, держи карман шире!»

— Здоровый раб, — говорил по этому поводу Митрофан Петрович, — всяко лучше больного и немощного невольника. А в интернатах фрицы растят себе здоровых и послушных рабов.

И Вовка был с ним полностью согласен.

В кабинете директора, куда полицай привел Вовку, сидел тучный мужик в форме старшего воспитателя-наставника, недовольно просматривающий какие-то бумаги.

— Ко мне? — бросил он полицаю, не удосужившись даже оторваться от бумаг.

— Вообще-то я к главному, но раз его нет, то и ты, наверное, сойдешь, — «через губу» ввернул ответную «любезность» воспитателю Жека, решив поставить его «на место». — Ты б башку от бумажек оторвал, дядя, когда к тебе люди по служебной надобности приходят! Сидит он тут, понимаешь, штаны протирает! — понесло Жеку — в тепле выпитое для сугреву спиртное стукнуло полицаю в голову.

— Я бы попросил… — Щеки толстяка затряслись от гнева.

— Слышь, интеллигентишка недоделанный, — погрозил наставнику стволом автомата Жека, — обрубками своими интернатскими командуй! А сейчас давай оформляй пацана, а мне бумагу гони, что сдал я его тебе.

Толстяк-воспитатель пошел красными пятнами, но нужную бумагу полицаю выписал.

— Ты это, печать не забудь! — напомнил наставнику Жека.

Толстяк достал из ящика стола массивный футляр, вынул из него печать и, размахнувшись как следует, приложился к документу. Лежащая на столе канцелярия подпрыгнула, жалобно звякнула крышка на стеклянном графине с водой.

— Ну вот, совсем другой коленкор! — пробежавшись глазами по документу, произнес полицай. — Давай, шкет, обживайся! — бросил полицай Вовке и вышел из кабинета директора.

— Сволочь! — прошипел ему вслед наставник, но так, чтобы полицай не услышал, — с отморозками из хиви никто не хотел связываться. — Иди сюда!

— Это вы мне, дяденька? — переспросил Вовка.

— Ты еще здесь кого-то видишь? — недобро усмехнулся воспитатель. — С каждым годом молодежь все тупее и тупее, — он покачал головой. — Иди сюда! — вновь повторил он. — И шапку сними!

— Хорошо, дяденька! — стягивая шапку на подходе к столу, произнес мальчишка.

— Запомни, воспитанник, я тебе не дяденька, а старший наставник-воспитатель! — принялся поучать Вовку толстяк. — Так ко мне и обращайся. Понял?

— Понял, дяд… господин… старший наставник-воспитатель, — поправился Вовка.

— Уже лучше, — слегка подобрел толстяк. — Господин старший наставник-воспитатель… — Его маленькие глазки маслено блеснули. — Так и зови — господин старший наставник… Садись, — указал на стул толстяк. — Будем тебя оформлять. — Он положил перед собой чистый бланк. — Фио…

— Что?

— Фамилия, имя, отчество, — пояснил воспитатель.

— Путиловы мы, — ответил мальчишка. — Звать Вовкой. Отца как звали — не помню. Вообще родителей не помню. С бабкой я жил. Старенькая она была, померла надысь…

— Путилов Владимир, — бубня себе под нос, вывел в соответствующей графе толстяк. — Отца, значит, не помнишь? — уточнил он.

— Не-а! — мотнул головой Вовка.

— Запишем тебя тогда Владимировичем, чтобы, значит, не заморачиваться. Откуда родом?

— Из Козюкино мы.

— Козюкино, — бубня себе под нос, записал толстяк. — Лет сколько?

— Точно не скажу, дяд… господин старший воспитатель, бабка говорила, что десять или одиннадцать.

— Ладно, запишу тридцать седьмым годом, одиннадцать тебе. А сейчас пойдешь с дежурным, он тебе место покажет, кровать там… Потом зайдешь к кастеляну, он тебе белье выдаст и одежку, а твою рвань пусть сожжет…

— Дяденька, так хорошая же одежка! — запричитал Вовка. — Зачем её жечь?

— Дяденька? — нахмурился толстяк, отвешивая Вовке подзатыльник. — Я тебе что сказал?

— Господин старший наставник-воспитатель! — скороговоркой выпалил Вовка, потирая затылок, а про себя добавил: «Сука! Я тебе еще припомню!»

— То-то! Дежурный!!! — крикнул воспитатель во всю глотку.

В коридоре раздался дробный топот, и через несколько секунд в кабинет ворвался растрепанный паренек лет пятнадцати.

— Звали, старший наставник-воспитатель? — не переводя дух, выпалил дежурный.

— Господин старший наставник-воспитатель, — поправил толстяк парня. — Теперь будете ко мне так обращаться. — Ясно?

— Ясно, господин старший наставник-воспитатель! — вытянулся в струнку дежурный.

— Бери этого шкета, — Боровой ткнул коротким мясистым пальцем в Вовку, — определишь его на постой. Кровать покажешь, кастелянскую… да, и баню организуй — воняет от него…

— Я мылся сегодня… — заикнулся Вовка, но воспитатель даже слушать его не стал:

— Значит, помоешься еще раз! А рвань — в топку! Вонючая… Все уяснили?

— Да, господин старший наставник-воспитатель! — в один голос ответили мальчишки.

— Тогда брысь с глаз моих!

20.04.48

Тысячелетний Рейх.

Рейхскомиссариат «Уральский хребет».

Блок «Сычи».

Закрыв за собой дверь в кабинет воспитателя, мальчишка-дежурный спросил Вовку:

— Тебя как звать, пацан?

— Вовкой кличут, — ответил Путилов, шагая следом за дежурным. — А тебя?

— Серегой, — ответил парень. — Тебе сколько лет, Вовка?

— Одиннадцать, — ответил мальчишка, — хотя я точно не знаю. Это ваш Боров, — Вовка указал на закрытую дверь кабинета, — так написал.

— Ага, господин старший наставник-воспитатель, — копируя голос Борового, произнес, надувшись, Серега, — его среди наших действительно Боровом обзывают. Гад, каких поискать! Руки любит распускать…

— Пусть только попробует! — злобно сверкнул глазами Вовка. — Я ему быстро культяпки укорочу!

— А ты ничего, боевой пацан, хоть и мелкий! — одобрительно фыркнул Сергей. — У нас пацанов твоего возраста нет совсем. Только девчонки. Мальчишки либо совсем желторотые — лет по семь-восемь, либо как я — лет по четырнадцать-пятнадцать. Ничего, приживешься, у нас не так уж и плохо… Борова, главное, сильно не зли, а то ведь забьет до смерти, — поучал Вовку Сергей.

— Слушай, а сбежать отсюда не пробовал?

— А куда бежать? У меня здесь мамка, брательник младшой здеся же…

— Брательник? — переспросил Вовка, вспоминая рассказ сердобольной хозяйки, пригревшей его в Сычах. — А ты, случайно, не теть Веры сын? Она говорила, у неё оба сына в интернате.

— А ты мамку откуда знаешь? — изумленно спросил Серега. — Как она? Когда ты её видел? — Вопросы сыпались на Вовку, словно из рога изобилия.

— Случайно встретились, я сегодня на вашем огороде от полицайского патруля ховался, а она меня увидела. Хорошая у тебя мамка! Накормила, обогрела, в баньку сводила… Я своей мамки-то совсем не помню, — грустно добавил мальчишка. — Сирота я. Так можно отсюда свинтить? А? — вернулся к насущному вопросу Вовка.

— А смысл? — пожал плечами Серега. — Все равно ведь рано или поздно поймают. А тут крыша над головой, кормежка…

— Ты прям как тот полицай, что меня сюда притащил. Тоже: крыша, жрачка… Не это главное, Серега. Если ты не видишь в этом смысла, то у меня кой-какой смысл есть! Прожил же я столько лет и без вашего интерната.

— Интересно, как это у тебя получилось? — произнес Сергей.

— Есть способы, — туманно ответил Вовка. — Так пробовал кто-нибудь?

— Были такие случаи, — утвердительно кивнул Серега, — только плохо все закончилось.

— Поймали?

— Угу. Года два назад Колька Антипов сбежал. Через три дня его назад полицаи притащили…

— И?

— Боров до смерти его потом замучил, а сказал, что Колька сам из окна выпал. Разбился…

— Вот урод! — сжал кулаки Вовка. — Ну ничего, со мной у него этот фокус не получится! А вообще, как вы тут, в интернате, живете-то? — спросил он Сергея, когда они подошли к комнате для мальчиков. — И где весь народ? Тихо как на кладбище.

— Так на работе же все, — пояснил Серега. — Девчонки в швейной мастерской; пацаны, кто в столярке, кто в токарном цехе, кто в свинарнике на смене, кто в курятнике; мелюзга на подхвате у девчонок: где поднести, где подать или подержать.