Первая кровь - Держапольский Виталий Владимирович "Держ" - Страница 49

— Ладно, мне все ясно. Отсюда вывод: пока личный состав не подготовлен — никаких военно-полевых игр! Никаких выстрелов, мин и прочей ерунды! Берем один танк с опытным инструктором и откатываем «псов» в окопе. Как это, в принципе, и происходит в нормальной учебке на начальном этапе. Всем понятно?

— Яволь, герр оберстлёйтнант!

— Тогда за дело, господа офицеры!

08.11.1948

Рейхскомиссариат «Украина».

«Псарня» — первый детский военизированный интернат для неполноценных.

— Ну что, тунеядцы-хулиганы, выздоравливать собираемся? — привычно пошутил Рагимов, начиная утренний обход. — Может, хватит на больничных койках-то вялиться? Пора и честь знать!

— Ой, дядь Миш, и не говори, — так же обыденно включился в «игру» Вовка, — достало уже пластом лежать! Все ждем не дождемся, когда уже нас в строй поставишь?

— Кто бы говорил, Путилов? — рассмеялся врач, присаживаясь на краешек Вовкиной кровати. — Ты ж у меня в лазарете — как за здрасте! Не подскажешь, в который раз? Четвертый? Или пятый?

— Да бросьте вы этот счет, дядь Миш! — Мальчишка лукаво улыбнулся. — Я сам-то давно уже со счету сбился…

— А ты почаще свою дурную башку суй куда ни попадя, — посоветовал школьный эскулап. — Глядишь, вообще в придурка превратишься! За полгода два сотряса и контузия — это тебе не фиги воробьям показывать! Головешку-то беречь нужно! Не болит с утра? — Рагимов, оттянув пальцами веки, внимательно осмотрел Вовкины глаза.

— А чему там болеть? Сплошная кость! — вновь пошутил пацан.

— Ну-ну, рассказывай! А кого неделю назад так корежило, что без пилюли и жизнь не в жизнь? — Рагимов откинул в сторону одеяло, которым укрывался мальчишка, и принялся осматривать бинты: помимо контузии заработал Вовка на учениях еще осколочное ранение в ногу от разорвавшегося боевого снаряда, которого в запаре «боя» и не заметил. — Че молчишь? Я тебе как врач говорю: береги башку! Иначе плохо кончишь!

— Яволь, герр гуптарцт![80]

— Гляди у меня, Путилов! — притворно пригрозил Вовке Рагимов. — Попадешь в лазарет с башкой — всю жопу тебе исколю! А лечение головы через жопу — быстрее до некоторых доходит. Понял, боец?

— А то! Мы ж русские, дядь Миш…

— А это здесь при чем? — не понял доктор.

— Как при чем? Говорят же немцы, что у нас, русских, все делается через жопу!

— Беда мне с вами, умниками, — вздохнул Рагимов, укрывая раненого курсанта одеялом. — После завтрака на перевязку. Не забудь! — напомнил он Вовке. — А то филонить начал в последнее время… Это всех касается! — повысил голос Михаил. — Понимаю, что отдирать присохшие бинты — не пряники трескать: больно и муторно! Привыкайте! На то она и война… Ну, Незнанский, показывай, как там у тебя, рана больше не гноится…

После обхода в палату к курсантам заглянул мастер-наставник Сандлер.

— Ну, как дела, доходяги? — неофициально поинтересовался он вместо приветствия.

Заметив командира, мальчишки завозились в постелях, пытаясь привести себя в вертикальное положение.

— Лежите, не рыпайтесь! — произнес Михаэль. — Как самочувствие?

— Гут! — ответил за всех Вовка. — Врач сказал, что Семку и Славку скоро выпишет. Меня через недельку, а вот Петька и Илья еще поваляются — у них загноение пошло…

— Понятно, — кивнул Сандлер. — Лечитесь. А сейчас — хорошая новость: в канун очередной годовщины Национал-социалистической революции, — торжественно произнес мастер-наставник, — руководство «Псарни» решило вас поощрить внеочередным увольнением в город! С выплатой денежного довольствия в двойном размере!

— Двойного?! — Не удержался от радостного возгласа Семка Вахромеев. — Это ж куча карбованцев… А когда в увал можно?

— Хоть завтра. После торжественного построения запланирован очередной выезд в город, — пояснил мастер-наставник.

— А нам можно? — глупо улыбаясь, спросил Семен.

— Если в состоянии — почему бы и нет, — ответил Михаэль. — У доктора поинтересуйтесь…

— О чем, разрешите спросить? — задал вопрос появившийся в палате Рагимов.

— Герр доктор, — по уставу обратился к врачу Вахромеев, — можно нам в увольнение?

— В увольнение? — задумался Рагимов. — Когда?

— Завтра! — выдохнул мальчишка.

— Что, очень хочется?

— Еще как! — по-собачьи преданно глядя в глаза Михаилу, произнес Семка.

— Ну… Можно всем, кроме Незнанского и Петрова, — помедлив, ответил Рагимов. — Путилов вроде бы с костылями справляется худо-бедно. Ну а остальные — извиняйте — слишком тяжелые у вас раны, — развел руками доктор.

— Ну вот, так всегда! — загрустил Петька. — Кому-то всё, а кому-то…

— Увольнение твое никуда не пропадет, — заверил Незнанского Сандлер. — Как только сможешь — пойдешь в увольнение. Да, — неожиданно опомнился он, — это еще не все новости. Есть еще одна — не менее хорошая: прошедшие военно-полевые игры, в результате которых некоторые курсанты получили ранения, было решено приравнять к боевым действиям! Поэтому каждый из вас был представлен к награде — почетному нагрудному знаку за ранение третьей степени! — Сандлер положил на стул возле Вовкиной кровати пять конвертов. — Торжественное награждение проведем, когда все раненые курсанты вернутся во взвод. А пока — носите и гордитесь! Фатерлянд никогда не забывает тех, кто проливает за него кровь… И пусть вам завидуют! Хайль Гитлер! — Сандлер развернулся на каблуках и вышел из палаты.

— Герр Сандлер, — вышел следом за немцем Рагимов, — я с вами посоветоваться хотел…

— Вот ведь, — пораженно произнес Семка, — и я сподобился… Вовка, дай хоть посмотреть, — попросил он Путилова, сграбаставшего со стула пачку конвертов.

— Так, — Вовка быстро проглядел надписи. — Вахромеефф. Держи, Семен.

Семка быстро доковылял до Вовкиной кровати и схватил конверт со своим именем.

— Раздай пацанам, — попросил его Путилов, протягивая оставшиеся награды.

— Яволь, герр обергефрайтер! — комично отсалютовав Вовке, произнес Семка.

Мальчишки, распаковав конверты, принялись с интересом разглядывать значки.

— Такой же, как у фюрера! — благоговейно произнес Славка, поглаживая пальцами лежащий на ладони черный металлический овал. — Я на портрете видел… Вот тут его носят, внизу, под карманом! — Он пристегнул значок на левую сторону груди. — Ну теперь мы ваще — первые парни на деревне! — радостно заявил он. — Пусть обзавидуются — правильно Сандлер сказал…

«Да уж, было б чем гордиться! — с горечью подумал про себя Вовка, катая во вспотевшей ладони ненавистный знак. Обрамленная венком из листьев свастика, выдавленная на каске, лежащей поверх скрещенных мечей, жгла руку. — Уже вторая награда…»

— А у Вовки-то уже вторая награда! — словно в унисон его невеселым мыслям раздался веселый Славкин голос. — Теперь наш взвод самый героический в школе! Пацаны, кто в увольнение завтра? Я точно двину!

— Я тоже пойду, — произнес Славка. — Надоело лекарства нюхать! Вовка, ты с нами?

— Наверное, — пожал плечами мальчишка. — Завтра посмотрим…

— Вован, ты чего такой невеселый? — спросил друга Петька. — Тебе хорошо: в увал пойти разрешили, а мне валяйся тут!

— Не знаю, — буркнул Вовка, падая на подушку и отворачиваясь к стене. Желание трепаться на тему увольнительной у него не было.

— Странный он какой-то сегодня, — произнес Славка, любуясь наградой, пристегнутой к больничной пижаме.

На праздничное построение, посвященное двадцать пятой годовщине Национал-социалистической революции в Германии, Вовка решил не ходить.

— Настроения нет, — пояснил он сокурсникам, худо-бедно передвигающимся после ранений. — Вон, с Петькой и Ильюхой посижу, чтобы скучно им не было.

— Не, Вовка, сходи лучше, — покачал головой Незнанский. — Сандлер знает, что ты ходить можешь… Да и остальные в курсе. Как бы не докопались — ить главный праздник в Рейхе. Помнишь, что Грабб на уроке рассказывал?