Хватай Иловайского! - Белянин Андрей Олегович - Страница 19
- Предыдущая
- 19/75
- Следующая
Хотя стоп! Почему это не знаю? Вот как раз именно это мне преотличнейше известно. Кто меня люто ненавидит? Кто мог одновременно привлечь на свою сторону и нечисть, и учёную братию? Кто вечно прячется по тёмным углам, а нападает сзади? Кто до сих пор так и не показал своего прыщавого рыла, но чью хромую поступь я и за версту узнаю? Ох, сколько ж крови мне попила эта ведьма недобитая…
Ладно, пора закругляться с этим делом. Я быстро собрал необходимый арсенал оружия. Сабля дедовская — одна штука, заточка хорошая — полирнуть бы ещё вдоль клинка, да времени нет. Два пистолета, одноствольные, заряжены обычным свинцом, поскольку серебра на этих бесов не напасёшься, а жалованье нам государь не платит. Нагайку новую возьму, пластунскую. Её Прохор в прошлом месяце у кубанцев за шесть жменей табака выменял. Считай, украл, потому как пластунская нагайка со свинцом на хвосте и ножом в рукояти — по-любому меньше рубля не стоит! Соль в карман взял, святую воду… Обойдусь, чую, не так уж и надо. Коню бы подковы посеребрить, вот уж не помешало бы. Но ни денег на это дело, ни особого толку: серебряные подковки хороши, когда араб с нечистью бьётся, да как угадать, когда оно будет? А до этого часа он лёгкое серебро за день стопчет, так что и смысла тратиться нет.
— Ну что ж, хотелось бы, конечно, разрыв-травы, да где её взять… Хорошо, махнём как есть. Бог даст, и так всем вражьим мордам носы забекреним, а зубы они и сами в ладошку соберут. Я ж за своего денщика в скальную породу урою, по стенкам размажу, назову фреской и скажу, что так оно исторически и было!
Верный жеребец сдвинул брови, сурово фыркнул, пустил струйкой пар из ноздрей и пристукнул левым задним копытом по стенке стойла, демонстрируя горячий нрав и готовность поставить всех обидчиков «дяди Прохора» в позу клешнявого героя басен Лафонтена. Очень правильный настрой, я потрепал его по крутой шее и пообещал яблоко, как вернёмся. Редкая лошадь не продаст душу за арбузную корку, сухарик, кусок сахару или морковку. Вот дядин жеребец за спелое яблоко на край света пойдёт. Лошади вообще простые существа, почти как люди, только с четырьмя ногами. А характер, привычки, капризы и прочее — всё как у людей. Недаром для казака конь это младший брат, и отношение к нему соответственное — ласковое и без обид…
— Эй, характерник! — В воротах показались двое наших. — Тебя батька атаман кличет.
— Чего ему?
— А ты вопросов не задавай, сам догадайся.
— Чиновный жандарм из стольного Санкт-Петербурга в себя пришёл. Дядюшке одному с ним беседовать не с руки, вот он за мной и отправил, ему так веселее.
Казаки, переглянувшись, кивнули.
— Вот только некогда мне. Так Василь Дмитревичу и передайте.
— Но ить приказано же…
А поздно! Я прыгнул в седло, и белый араб, не дожидаясь шенкелей, перемахнул через присевших казаков, как курица через плетень, только не в пример элегантнее. Я не оборачивался и не вслушивался во всё, что они обо мне думают. Будь я на их месте, думал бы то же самое: самовлюблённый юнец, ни в одной битве не отметившийся, за дядиной спиной прячущийся, ничего толкового не делающий, а только на весь белый свет о своих подвигах хвастающий! Это не совсем так, хотя зерно истины есть…
Поэтому, игнорируя тяжеловесные матюки сзади, мы с арабом с наслаждением нырнули по маковку в омут новых приключений. Мы пронеслись по селу сине-белой молнией! Выехали за околицу, чудом никому ничего не сломав, не потоптав и не сбив по пути даже переходящего улицу цыплёнка. Арабский жеребец, когда он захочет, может хоть на свадебном столе станцевать, не разбив ни одного блюдечка, а моя вежливость и воспитанность давно вошли в поговорку.
— Расступись, селяне-е! Зашибу-у! Отвали, за-ради Христа, к такой-то матери!
Все с пониманием и отваливали, а к их пожеланиям о моём долголетии и пылким высказываниям о том, кто были мои родители, я давно не прислушиваюсь. Сдохну я не прямо сию минуту, родила меня не пьяная медведица под забором, а высокий титул «антихрист!» мне вообще не по чину. За околицей я развернул коня налево, и верст пять мы неслись вдоль батюшки-Дона. Потом дорога повела в поля, оттуда за болото, к нехоженому лесу. Как помнится, именно в том лесу небезызвестная рыжая ведьма Фифи и обозначила местонахождение «тятенькиной усадьбы». Местные жители не раз говорили страшным шёпотом, что какое-то заброшенное поместье там действительно было. Один барский дом да пять-шесть хозяйственных построек, всё деревьями да кустарником заросло. Сами деревенские туда не ходят, тропинка средь трясины петляет, шаг ступил неверно, и всё, только булькнуло. Самое место для того, чтоб меня заманить, правда? Ну не волнуйтесь, не обману ожиданий, иду я, уже иду…
Впереди густыми тенями синел смешанный лес. Обычные леса зеленеют, а этот как будто бы манил к себе искусственно-могильной прохладой. Сие завораживало и отталкивало одновременно. Араб неуверенно перебирал точёными ножками, фыркая и закусывая удила. Я похлопал его по шее, успокаивающе и ласково, но острое покалывание в левой ноге едва не заставило снять сапог и яростно почесать пятку! С огромным трудом подавив это недостойное желание, я огляделся по сторонам, бормоча себе под нос:
— Всё верно, там нас и ждут. Но не с распростёртыми объятиями, а с вилами, факелами, ножами, ядом и прочими прелестями. Прохор тоже там, точно знаю, непонятно только, почему…
Конь развернул умную морду, вопросительно глянув мне в глаза.
— Почему я так боюсь с ним встретиться? — скорее мысленно, чем вслух, удалось закончить мне.
Жеребец повёл плечами и сделал первый шаг по лесной тропинке. Иному, обычному, человеческому взгляду представилось бы, что мы идём по широкой просёлочной дороге. Но у меня-то глаз заплёванный. Я все их заморочки чародейские насквозь вижу! Если кому-то там представляется аккуратненькая белая усадьба на холме, двухэтажный дом с колоннами и красивой крышей, всяческие беседки кружевные, заборчик из редкого частокола, даже украшения и виньетки на каждом углу — так мне оно всё в своём реальном виде показывается! Нет там усадьбы барской, а есть три курных избёнки из бурелома лесного. Нет туда дороги наезженной, а есть узкая тропинка через болото, где шаг вправо, шаг влево — и утоп на месте на пару с конём. Нет там жизни цивилизованной, а есть один обман, сплошная оптическая иллюзия. Где свет — там мрак, где правда — там ложь, где явь — там сплошной туман, недомолвки и обман всесторонний, откуда ни подъезжай. Нехорошее место, гиблое…
— Но ведь мы казаки? — зачем-то спросил я у арабского жеребца, уже по праву крови своей никакого отношения к российскому казачеству не имеющего. — А значит, с нами воинское счастье. Пойдём на переговоры, так и проиграть можем, ибо не в дипломатии сила, а в нагайке! Вот и выходит, что…
Дослушивать он меня не стал, взвился на дыбы, замесил передними копытами воздух и от всей души дал такого галопа, что я чуть из седла не вылетел. Ох, недаром на Дону к таким норовистым жеребцам и подход другой. Тот же мой покойный батька, чтоб его в раю архангелы стопочкой не обходили, всегда учил: сперва глянь коню в глаза! Пристально эдак, со значением, левую бровь нахмурь, правую выгни и смотри. Ежели только энта скотина ухмыльнётся недобро или морду хитрую сотворит — сразу бей наотмашь в челюсть! Потом прыгай ему на спину — и, покуда не очухался, хрясть кулаком промеж ушей! После такого «воспитания» под тобой любой конь как шёлковый ходить будет.
Может, и моему арабу надо почаще напоминать, кто в хате хозяин? Один раз словил, да, видать, забылось уже? Горячий дядюшкин жеребец доставил меня к страшному лесу меньше чем за минуту, пока я лежал на его спине, вцепившись как клещ, обхватив руками шею и привстав на стременах. На опушке он встал словно вкопанный, гордо и неприступно! Молодца! Я тоже выпрямился, поправил папаху и постарался придать голосу побольше булатности:
— Выходи, что ль, стерлядь рыжая! Всё равно не отстану и не отступлюсь, покуда моего денщика не вернёшь!
- Предыдущая
- 19/75
- Следующая
