Лети, майский жук! - Нёстлингер Кристине - Страница 27

• Предыдущая
• 27/30
• Следующая

Голоса приближались к нашим руинам. Один говорил, другой смеялся.

Дед зажал мне рукой рот. Почему он это сделал, непонятно.

Голоса стихли. Солдаты, видимо, ушли. Дед отнял руку от моего рта.

— Русские, — сказала я, — не причиняют зла.

Дед кивнул.

— Они, как все люди. А большинство из них — симпатичные.

Дед кивнул еще раз.

— Мне они нравятся. А Кон — больше всех!

Дед опять кивнул.

— Почему ты не хотел, чтобы они нас услышали?

— Потому что боюсь.

— Боишься, боишься, все боишься!

— Будешь спать у нас, — сказал дед. — Этот солдат не вернется.

— Этот солдат! — Я возмутилась. — Не говори «этот солдат»! Это — Кон. Он — мой друг. Самый лучший!

— Не волнуйся, — пробормотал дедушка.

Мы поглядели на небо. Ничего на нем не было: ни луны, ни звезд, ни облачка.

— Иногда летают самолеты, — прервал молчание дед.

— У нас тоже.

— И американские.

— А у нас нет.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю! Знаю!

— Может, нам повезет, — продолжал дедушка, — русские уйдут, а американцы придут.

— Я не хочу американцев!

Дед промолчал.

Я поняла, что Кон сегодня не вернется. Темно, хоть глаз выколи. Уличного освещения не было. И не было света ни в одном из уцелевших окон. Кон не найдет дороги.

Дедушка встал с пола, я тоже. Он зажег спичку. Мы ощупью прошли кухню. У двери в комнату спичка потухла, дед зажег новую. Пламя отбрасывало колеблющиеся тени на кровать. На краю ее с открытым ртом лежала бабушка. Она спала. Выглядела бабушка ужасно, потому что была без зубов. Она их снимала на ночь.

— Не снимай, пожалуйста, зубов! — попросила я дедушку.

Мы скинули башмаки и сели на кровать. Спичка погасла.

— Будешь спать на бабушкиной стороне или на моей? — спросил дедушка.

Я хотела спать посредине, но одеял было всего два. Тогда я пробралась к дедушке.

Вскоре дедушка заснул. Было совсем тихо. Никто не храпел, не сопел. Изредка за дверью что-то шуршало, а на потолке — трещало. Я вспомнила про трещину. Какая она теперь? Я совсем про нее забыла.

Может, Кон еще придет… Я не сняла с себя платье. Я люблю спать на животе, но пуговицы платья сильно давили. Я перевернулась на спину и нечаянно задела деда.

— Спи же, наконец! — пробормотал он.

Я заснула.

Когда я проснулась, в комнате было светло. Забитые досками окна были раскрыты. А у открытого окна стоял отец. Стоял спиной ко мне. Мне стало так хорошо! Я опять закрыла глаза.

— А я и не понял, что вы не знаете, где она, — услышала я дедушкин голос.

— Ну и что бы ты мог сделать? — спросил отец.

— Вернул бы ее домой.

— Ты? Через заграждение?

— Да! — уверенно заявил дедушка.

Отец подошел к кровати (я это поняла по скрипу половиц) и постучал пальцем по моему плечу.

— Вставай!

Я не шевельнулась.

— Ты же не спишь! — Отец постучал еще сильнее. — Ресницы у тебя дрожат!

Я попыталась закатить глаза вверх. Геральд мне говорил: когда закатываешь вверх глаза, можно заглянуть в череп. И ресницы тогда не дрожат. Но совет Геральда мне не помог. Ресницы по-прежнему дрожали. Отец сказал, чтобы я не разыгрывала спектакль. Да и бабушка, бывшая, вероятно, поблизости, и наверное еще без зубов, прошамкала, вздыхая:

— Оставь ее! Охрана еще спит. Пусть и она поспит. Она устала.

— Нам пора уходить! — ругался отец.

— Что-что? — переспросила бабушка.

— Уходить им надо! — закричал дедушка.

— Ах, вон оно что! — вздохнула бабушка.

От таких криков и глухая бабка бы проснулась. Пришлось подняться.

— Одевайся! — приказал отец.

— Я одета.

— Башмаки!

Я выбралась из постели. Наклонилась к полу. Там стояли мои башмаки, но я сделала вид, что ищу их.

— Обувайся быстрее! — отец уже не сдерживался.

Я обулась и объявила, что должна еще причесаться и умыться. А еще я хочу есть.

— Давай-давай, пошли! — приказал отец. — Прощайся!

Мы уходим.

Он схватил меня за руку и потянул за собой. Я сопротивлялась. Отец выпустил мою руку, и я упала на кровать. Отец склонился надо мной.

— Ты самый упрямый, самый глупый ребенок, каких я знаю!

— Меня должен забрать Кон!

— Кон тебя не заберет.

— Это прозвучало так убедительно, что я сразу поверила. Тогда я встала и пробормотала:

— До свидания…

Дедушка поцеловал меня в щеку. Бабушка прижала к дрожащей груди. Я высвободилась из ее объятий. Отца она тоже прижала к дрожащей груди, и он отстранился.

Мы вышли из комнаты. Дедушка закрыл забитое досками окно.

Шли мы быстро. Я протянула отцу руку.

— Не беги так быстро! У меня колет в боку.

Отец остановился, вынул из кармана сигарету, сунул ее в рот и зажег. Только я хотела сесть на обочину, как он меня приподнял.

— Не усаживайся!

Мы побежали. Через некоторое время я вновь решила присесть.

— Я устала!

— Я тоже. Но надо бежать. Дома можно спать, сколько захочешь. У нас мало времени. Через полчаса мы должны быть у заграждения.

— Зачем это нужно?

— Потому что меняется караул.

— Ну и что?

— У меня есть записка от майора с разрешением пройти через заграждение.

Чего ж тогда волноваться?

— Эта записка ничего не значит. Майор не имеет права пропускать гражданских.

— А как же ты прошел?

— Потому что там стояли добрые парни.

— Тогда все в порядке!

— Но я ведь не знаю, остались ли они на посту и придут ли другие, такие же добрые. А если они не добрые, то не пропустят нас, и мы останемся здесь.

Тогда и я заторопилась. В боку больше не кололо, и я больше не присаживалась. Мы прибавили ходу. Отец бежал, хромая и задыхаясь.

— Ты сердишься? — прервала я молчание.

— Нет!

— А мама?

— Не знаю. Обрадуется, когда тебя увидит.

— Как ты узнал, где я?

— От Геральда.

— Он сразу тебе сказал?

— Нет, только вечером.

— А почему Кон не пришел?

— Его арестовали.

Я остановилась.

— Идем, идем!

Я не двигалась. Кона арестовали!

— Из-за меня? — спросила я.

Да! Да! Из-за меня. Но это же несправедливо! Он был против моей поездки. Он ведь не знал про меня. Надо сказать майору, что он не знал!

Отец ответил, что не так все просто. Он мне объяснит на ходу. Расскажет, что знает. А знает он не больше, чем Иван, получивший вчера вечером выговор из-за Кона.

Мы побежали. Отец рассказывал на ходу. Ясно одно: Кон приобрел новые очки. А сейчас он под арестом. Его считают дезертиром.

— Но это же неправда! — кричала я.

— Конечно, неправда. Кон выехал из лазарета. В телеге сломалась ось. Вместо того, чтобы сообщить об этом. Кон выпряг лошадь и поехал на ней.

— Он скакал?

Отец точно не знал. Знал только, что Кон заблудился, и его задержал патруль. А теперь он считается дезертиром.

— Он хотел забрать меня и отвезти домой. Только поэтому он и бросил повозку. Надо им сказать!

— Это ему не поможет.

— Ну что я могу сделать для Кона?

— Ничего!

— Но ведь виновата я!

— Не болтай глупостей! Виновата или нет, можешь помочь или нет, — плевать всем на это! Поняла?

— Что ему за это будет?

Отец пожал плечами.

— Его убьют?

Отец сказал, что не убьют, потому что война кончилась. И приговоры теперь не такие строгие.

— Я его еще увижу?

Отец считал, что, скорее всего, не увижу. И других: майора, старшину, адъютанта и Людмилу, Ивана, всех остальных тоже недолго буду видеть. Через несколько дней они уезжают.

— Война совсем закончилась? Все солдаты уходят?

— Нет, пока не все. Сменяются части. Приходит обоз.

— Обоз?! Какое ужасное слово!

Я не хотела никакого обоза.

Папа тоже не хотел обоза.

• Предыдущая
• 27/30
• Следующая