Анж Питу (др. перевод) - Дюма Александр - Страница 56

• Предыдущая
• 56/143
• Следующая

Там он увидел Жильбера. Рядом стоял офицер королевской гвардии.

– Что вам от меня нужно? – осведомился Людовик XVI.

Пока подошедший офицер извинялся перед самодержцем за то, что нарушил его приказ, Жильбер, не видевший короля уже много лет, молча рассматривал человека, которому господь судил держать руль Франции во время шторма, в какой страна еще никогда не попадала.

Оплывшее короткое туловище, лишенное энергии и величественности, изнеженное невыразительное лицо, бесцветная молодость, уже вступившая в неравную борьбу с приближающейся старостью, борьбу могущественной материи с очень средним умом, который ценили лишь до тех пор, пока его обладатель занимал столь высокое положение, – все это для физиономиста, занимавшегося с Лаватером, для магнетизера, читавшего будущее с Бальзамо, для философа, мечтавшего с Жан Жаком, наконец, для путешественника, видевшего все человеческие расы, – все это говорило о вырождении, упадке, бессилии и гибели.

Жильбер отвернулся от этого печального зрелища – не из уважения к королю, а от горя.

Король шагнул к нему.

– Это вы доставили мне письмо от господина де Неккера? – осведомился он.

– Да, государь.

– Правда? – воскликнул король, словно до сих пор сомневался в этом. – Идите же скорее сюда!

Слова эти были сказаны с выражением тонущего человека, который зовет на помощь.

Жильбер протянул письмо королю. Людовик схватил его, быстро пробежал глазами и не без известного благородства обратился к офицеру:

– Оставьте нас, господин де Варикур.

Жильбер остался с глазу на глаз с королем.

Комната была освещена лишь одной лампой; казалось, король велел не зажигать больше света, чтобы по его лицу, скорее раздраженному, нежели озабоченному, нельзя было прочесть теснившиеся у него в голове мысли.

– Сударь, – начал он, устремив на Жильбера такой ясный и проницательный взгляд, какого тот от него не ожидал, – верно ли, что вы – автор «Записок», которые так меня поразили?

– Да, государь.

– Сколько вам лет?

– Тридцать два, ваше величество, однако занятия и несчастья удваивают возраст. Вы можете обращаться со мною, как со стариком.

– Почему же вы так долго мне не представлялись?

– Потому, ваше величество, что у меня не было нужды повторить вам лично, что я написал вам гораздо более открыто и свободно.

Людовик XVI задумался.

– Других причин у вас не было? – подозрительно спросил он.

– Не было, государь.

– Однако, если не ошибаюсь, у вас была возможность заключить по некоторым признакам, что я – ваш доброжелатель.

– Ваше величество, по-видимому, изволит говорить о своеобразной аудиенции, которую я имел дерзость просить у короля, когда пять лет назад, после выхода моего первого «Мемуара», попросил его поставить однажды вечером, ровно в восемь, лампу на окно и сообщить таким образом, что его величество прочел мою работу.

– Ну-ну, – с одобрением в голосе подбодрил король.

– И в назначенный день и час лампа действительно появилась там, куда я просил вас ее поставить.

– А дальше?

– А дальше я увидел, как она трижды поднялась и опустилась.

– Ну, а потом?

– А потом я прочел в «Газетт» следующие слова:

«Тот, кого трижды позвал свет, может явиться к тому, кто трижды поднял этот свет, и будет вознагражден».

– Да, именно так там и было сказано, – согласился король.

– А вот и само это объявление, – продолжал Жильбер, извлекая из кармана газету, в которой пять лет назад было помещено упомянутое им объявление.

– Превосходно, – проговорил король, – я жду вас уже давно. Вы появились, когда я уже отчаялся вас дождаться. Добро пожаловать, тем более что по примеру добрых солдат вы явились в самый разгар борьбы.

Внимательно вглядевшись в Жильбера, король добавил:

– А известно ли вам, сударь, что короли не очень-то привыкли к тому, что человек, которому велено прийти за вознаграждением, не приходит?

Жильбер улыбнулся.

– Так почему же вы все-таки не пришли? – осведомился Людовик XVI.

– Потому что не заслуживал никакого вознаграждения, государь.

– Как это – не заслуживали?

– Я рожден французом, люблю свою страну, дорожу ее процветанием и не отделяю себя от тридцати миллионов моих сограждан, поэтому, работая для них, работал и для себя. А за эгоизм вознаграждать не принято, государь.

– Вы говорите парадоксами, сударь. У вас должна была быть другая причина.

Жильбер промолчал.

– Говорите, сударь, я так хочу.

– Похоже, государь, вы угадали верно.

– Не правда ли? – с беспокойством воскликнул король. – Вы нашли положение страны тяжелым и решили выждать.

– Чтобы дождаться еще более тяжкой минуты. Да, ваше величество, вы угадали верно.

– Люблю откровенность, – заметил король, не в силах скрыть тревогу, так как был по натуре человеком робким и легко краснел.

– Выходит, – продолжал он, – вы предсказали королю гибель и побоялись оказаться слишком близко от развалин.

– Нет, государь, напротив: я поспешил навстречу опасности, когда гибель стала неминуемой.

– Ну, разумеется: вы едете от Неккера и говорите в точности, как он. Опасность! Опасность! Да, на меня надвигается опасность. А где Неккер?

– Неподалеку, полагаю, и готов выполнять приказы вашего величества.

– Тем лучше, он мне понадобится, – со вздохом промолвил король. – В политике упрямиться не приходится. Человек считает, что делает хорошо, а получается плохо; иной раз он даже делает хорошо, а капризы случая все сводят на нет, его планы – лучше некуда, а выясняется, что он ошибался.

Король снова вздохнул, и Жильбер поспешил на помощь.

– Ваши рассуждения превосходны, государь, – проговорил он, – но сейчас нужно прежде всего видеть будущее яснее, чем это получалось до сих пор.

Король поднял голову: брови на его бесстрастном лице немного нахмурились.

– Простите меня, ваше величество, – сказал Жильбер, – я врач. Когда болезнь серьезна, я бываю краток.

– Стало быть, сегодняшнему бунту вы придаете большое значение?

– Это не бунт, ваше величество, это революция.

– И вы хотите, чтобы я вступил в переговоры с мятежниками, убийцами? Ведь они силой взяли Бастилию, а это – мятеж, они лишили жизни господина Делоне, господина де Лома и господина де Флесселя, а это – убийство.

– Вам следует отделять одних от других, государь. Те, кто взял Бастилию, – герои, но те, кто убил де Флесселя, де Лома и Делоне – злодеи.

Кровь прилила к лицу короля, но он тут же побледнел, губы его побелели, а на лбу выступили капельки пота.

– Вы правы, сударь. Вы и вправду врач, вернее хирург, поскольку режете по живому. Но вернемся к вам. Вас ведь зовут доктор Жильбер – так по крайней мере подписан ваш «Мемуар».

– Я, право, очень рад, что у вашего величества столь хорошая память, хотя, говоря по правде, гордиться мне особенно нечем.

– Что вы хотите этим сказать?

– Совсем недавно мое имя произносилось в присутствии вашего величества.

– Я вас не понимаю.

– Шесть дней назад меня арестовали и бросили в Бастилию. А я слышал, что без ведома короля не производится ни один более или менее важный арест.

– Вас? В Бастилию? – широко раскрыв глаза, воскликнул король.

– Вот лист из тюремного реестра, ваше величество. Как я уже имел честь говорить, шесть дней назад по приказу короля меня посадили в тюрьму, откуда я вышел три часа назад милостью народа.

– Сегодня?

– Да, государь. Разве ваше величество не слышали выстрела из пушки?

– Конечно, слышал.

– Так вот, та пушка открыла мне двери тюрьмы.

– Ах, – прошептал король, – признаюсь, я был бы крайне рад, если бы сегодняшний выстрел по Бастилии не оказался одновременно выстрелом по королевской власти.

– Право, государь, не стоит делать из тюрьмы символ государственного устройства. Напротив, ваше величество, скажите лучше, что вы рады взятию Бастилии, ибо отныне именем ничего не ведающего короля не будут твориться беззакония, подобные тому, жертвой которого оказался я.

• Предыдущая
• 56/143
• Следующая