Жнецы Страданий - Казакова Екатерина "Красная Шкапочка" - Страница 75

• Предыдущая
• 75/88
• Следующая

— Это. Встрешниковы. Хляби. Стерев. Черту. Ты. Мог. Убить. Нас. Обоих.

Каждое слово сопровождалось тяжелым ударом. Где-то между Хлябями и Чертой Тамир снова упал, и дорабатывал его Велеш уже ногами. Потом вздернул за волосы, заглядывая в разбитое лицо:

— Был бы я гнидой. Я б тебя не тронул. И вообще промолчал бы. А когда вернулись — рассказал бы все наставнику. Но ему я не скажу. Потому что я — не сволота. А ты теперь до смерти помнить будешь, что ежели разорвал обережный круг из блажи какой, то хоть спящий, хоть Ходящий, хоть живой, хоть подыхающий, хоть кишками наружу — его закроешь. Понял?

Тамир, захлебываясь кровью, кивнул. Только после этого Велеш отошел.

Избитый выученик с трудом сел, пытаясь раздышаться от боли. Несколько раз сплюнул вязкую багрово-красную слюну и осторожно пошатал пальцем один из зубов. Снова сплюнул. Зуб остался лежать на ладони. Тамир потрогал языком рану в десне. Больно.

Хорошо хоть не передний, а то до старости шепелявить…

Да еще и рожа теперь вся перекошена. Пальцами щупаешь — ну чисто тюфяк сырой — неровная, проминается и мокрая от кровищи.

— Ты мне зуб выбил… — сказал парень, с трудом шевеля разбитыми губами.

— А хотел — глаз. Иди, морду умой.

Стоя над ручьем и глядя в желтоватую воду с коричневым илом на дне, Тамир тщетно пытался разглядеть свое лицо. Из ручья смотрело нечто совсем уж страшное — опухшее, с расплывшимся носом и бесформенным окровавленным ртом. Скоро глаза заплывут и вокруг них пролягут черные круги синяков. Хорош.

Но Велеш прав. Будь здесь Донатос, он бы за такую дурость все ребра переломал. Послушник Цитадели засучил рукава и окунул ладони в ледяную воду. В этот миг левую руку от запястья до ключицы пронзило такой болью, что Тамир, не сдержавшись, вскрикнул и повалился на колени.

На его вопль — испуганный и полный страдания — выбежал Велеш.

— Ты чего? — удивился он и, увидев, как Тамир, скорчившись на сыром песке, прижимает к животу локоть, присел рядом. — Дай, погляжу, что там у тебя. Да не ори ты. Я ее тебе не ломал.

Парень осторожно ощупал кончиками пальцев руку от запястья до локтя. Нахмурился.

— Кость целая, даже ушиба нет. Чего орешь?

А Тамир смотрел на свою левую руку расширившимися от ужаса глазами. Сквозь кожу, которая у него, как у всякого колдуна, была очень бледной, просвечивал серый узор. Диковинное переплетение линий проступало через плоть — серебристое, путанное.

Старший выученик проследил за безумным взглядом послушника и спросил:

— Я тебе ум отшиб ненароком?

Парень отрицательно покачал головой. И поднес руку к глазам собеседника:

— Смотри.

— Ну, смотрю. И что?

— Видишь? Жилы серые.

Велеш вздохнул и ответил:

— Знать, сильно я тебе по роже съездил. Умывайся, да пошли есть. Хватит уже дурака валять.

С этими словами он развернулся и ушел, оставив Тамира наедине с лихорадочными мыслями и пылающей, словно от жестокого ожога, рукой.

Клесх спешился, перекинул поводья через голову лошади и передал их подскочившему выученику из молодших.

— Наставник…

Лесана стояла чуть в стороне и смотрела на него погасшими, но полными затаенного облегчения глазами.

— Отведи его к Нурлисе, затем в мыльню, к лекарям и в трапезную. Покажи Цитадель, объясни все. Потом поговорим. Ступай с ней.

Последнее крефф сказал, обернувшись к своему спутнику — крепкому широкоплечему парню, который как раз покинул седло и теперь стоял на почтительном отдалении. Парень старался выглядеть спокойным, но в темных глазах светились настороженность и испуг.

Лесана окинула новичка быстрым взглядом и кивнула, приглашая идти следом. Он покорно двинулся за ней, однако девушка спиной ощущала его пылающий любопытством взор. Еще бы — девка в портах да без волос. А может, он и не понял, что она — девка? И тут Лесана вспомнила, как ее, Айлишу и Тамира вот так же гулкими коридорами Цитадели Фебр вел на нижние ярусы. Каким чужим и страшным все им казалось! Как жутко разносилось эхо шагов, как давила на плечи холодная громада камня. И они…

От этих воспоминаний болезненно дрогнуло сердце. Они. Их теперь не было. Айлиша сгибла и лежала, приваленная булыжниками, в каменоломнях. Тамир спустился в Подземелья и все реже вспоминал о живых. Она — Лесана — пережила столько всего, что иной раз думала — с ней ли случилось то, что случилось? А Фебр, который вел их этими самыми коридорами… Ей стало так горько, так больно и так тоскливо, что горло сжалось.

Девушка спускалась по крутым ступенькам, а ее спутник, неуверенно озираясь в полумраке, шагал следом.

В царстве Нурлисы было, как всегда, душно и жарко.

— Лесанка? Ты что ли? — проскрипела бабка из своего угла. — Никак новенького привела. Ишь, мордоворот какой! Ну, чего встал? Садись, вон, на скамейку, ножни пойду возьму. Ты заплечник-то свой к печи положи, ишь, вцепился.

Послушница вышла, оставляя парня наедине со старухой. Девушка задыхалась от тоски, ужаса и раздвоенности. Она обучалась в крепости уже две весны, а сейчас вдруг вспомнила себя прошлую. И в тот же миг поняла — той прошлой более нет, и никогда не будет. Как нет более Айлиши, Тамира, Фебра…

Парень вышел из старухиной коморки через пол-оборота, смущенно ощупывая стриженую голову.

— Идем, — сухо сказала Лесана. — Покажу, где у нас мыльни.

Он покорно двинулся следом, чувствуя себя неловким и смешным рядом с этой уверенной деловитой девкой. Казалось, она всю жизнь ходила в портах и распоряжалась парнями. И еще он видел по движению гибкого поджарого тела, что, случись с ней подраться, кабы не пришлось потом собирать в горсть зубы…

А Лесана не знала, о чем он думает, она вела его теми же путями, какими в свое время перепуганных подлетков водил Фебр, немногословно рассказывала, что к чему, и дивилась, неужто и сама была такой же испуганной, жалкой, сробевшей?

— Никак припожаловал? — сухо сказал Нэд, когда в покой, ярко озаренный светцами, зашел Клесх.

Явился он в Цитадель самым последним. Уж и дождаться не чаяли. Впрочем, оборотливость наставника ратоборцев всегда была на слуху. Этого, куда не отправь — равно как за смертью.

— Выуча я нового привез, — спокойно ответил обережник. — В такую глушь забрался…

И он опустился на скамью. Остальные креффы тоже рассаживались. Майрико, как всегда, устроилась на полу, Донатос в углу. Старики возле очага. Другие — как придётся. Вроде бы не было отведено для каждого особого места, но всякий раз устраивались одинаково.

— Дар-то хоть теплится в твоем выуче? — подал голос Дарен. — Или опять дерьмо, вроде Лесаны своей, приволок?

Клесх повернулся к наставнику воев:

— Теплится. Хороший Дар. Правда, целительский. Ратоборца ни одного не нашел.

Но Дарен, видимо не хотел так быстро заканчивать разговор о Лесане, поэтому снова загудел:

— Ежели в нем силы столько же, сколько в девке твоей… лучше бы дома оставил!

Клесх пожал плечами и промолчал.

Нэд нахмурился и спросил голосом, в котором крылось плохо скрываемое раздражение:

— И то правда. Объясни — ты почто девку эту приволок, ежели от нее толку, как от курицы?

Наставник Лесаны ответил:

— Толк от нее я видел. Отчего вы его добиться не смогли — знать не знаю. Девка станет ратоборцем. Посильнее Дарена, а, может, и меня посильнее. А, может, и тебя, Нэд.

И он замолчал.

Повисла тишина. Даже Бьерга не нашлась, что сказать. Глава Цитадели потемнел лицом. Только что один из креффов обвинил смотрителя Крепости и остальных наставников в неумении видеть дальше собственного носа. Причем произошло это настолько случайно, что теперь оставалось лишь гадать — как так вынесло разговор. Однако оставить сказанное неуслышанным было нельзя, и Нэд поднялся со своего места.

— Клесх, не забывайся.

Тот снова пожал плечами.

— Я приехал так быстро, как смог. Привез выуча с сильным Даром. Разогнал оборотней у Встрешниковых Хлябей, даже Ходящую добыл — впервые чуть не за полтора века. Скажи мне, Нэд, что я сделал неправильно, коль ты опять мной недоволен?

• Предыдущая
• 75/88
• Следующая