Алмазное сердце - Шевченко Ирина - Страница 11
- Предыдущая
- 11/103
- Следующая
— О моя спасительница! — нимало не смутился мужчина. — Нашли в запасах банку горчицы и пришли закончить с маринадом?
— Я принесла вам целебную мазь, — промямлила я, опуская глаза.
— Благодарю, — холодно произнес он. — Обойдусь без ваших снадобий.
— Понимаю. У метаморфов ускоренная регенерация, я знаю. Но это смягчит обожженные участки… после уксуса. Мне так стыдно за свою оплошность…
— Не стоит извиняться, — оттаял он. — Такое бывает. И, в свою очередь, простите меня за ту вспышку гнева. Давайте вашу мазь.
Я протянула ему баночку. Оборотень открыл ее, принюхался и вдруг расхохотался.
— Сана… Вас ведь так зовут?
— Милисента. Сана — это сокращенно. Милисента — Сента — Сена — Сана…
— Странная логика, — передернул плечами он. — Но позвольте все же узнать полное имя.
— Зачем?
— Понимаете ли, дэйни, — ухмыльнулся он так, что стало видно выдающиеся сильнее, чем у обычного человека, клыки, — наша жизнь полна неожиданностей, и не всегда приятных. Может статься, однажды я буду серьезно ранен, намного серьезнее, чем теперь, и ко мне пригласят целительницу. Так вот, даже находясь на смертном одре, прежде чем впустить лекарку, я поинтересуюсь, как ее зовут. И если мне назовут ваше имя, велю сразу послать за исповедником.
— Что? — вспыхнула я.
— Вы — самая бездарная целительница из всех, кого я когда-либо встречал, — отчеканил он.
— А вы… вы… Грубиян! Наглец и… И бескультурный человек… метаморф! У вас в комнате дама, а вы как ни в чем не бывало расхаживаете перед ней в грязных подштанниках!
— Ах да. Простите. Сейчас же переоденусь.
Угол комнаты ограждала старая ширма. Мужчина скрылся за ней, прихватив что-то со стоявшего у окна стула. Пока он там возился, в комнату вернулся тайлубиец и нерешительно остановился на пороге, увидев меня, притопывающую от раздражения.
— Так лучше? — спросил, выходя из-за ширмы, оборотень.
Я обернулась на голос, не веря, что можно было переодеться за такое короткое время. Но волку это удалось. Теперь на нем были… чистые подштанники.
— Вы невыносимы!
— А я и не заставляю вас терпеть мое общество, дэйни.
Залившись краской, я кинулась к двери.
— Мазь не забудьте, — крикнул он вслед.
— Оставьте себе, — бросила я и хлопнула дверью.
Джед
Унго смотрел на меня с осуждением.
— Да, я грубый, неотесанный волк, — согласился я. — Девушка пришла извиниться, а я чуть до слез ее не довел. Но ты только посмотри, чем она собиралась меня намазать!
Тайлубиец, помня об уксусе, осторожно приоткрыл крышку протянутой мной баночки и принюхался.
— Ореховое масло? — удивился он.
— Вот именно! Похоже, у дэйни талант отнюдь не целителя, а кулинара. И оборотень в пикантном маринаде — ее главное блюдо.
Масло было свежее и вкусное: я отковырнул немного пальцем и с наслаждением рассосал.
— А закажи-ка чай. И узнай, пекут ли тут вафли.
Не пропадать же добру!
ГЛАВА 4
Лисанна
«Милая моя Милисента!
Спешу обрадовать, что предчувствия твои оправдались и в Лазоревую Бухту я добралась без осложнений. Если, конечно, не считать таковым небольшое происшествие в дороге, о котором я как-нибудь тебе расскажу.
На месте встретили меня хорошо. Баронесса Агата Солсети оказалась вовсе не такой, как мы представляли. Да, она далеко не молода, но еще полна жизни и в услугах целителя не нуждается. Пригласили меня (а точнее — тебя) ее многочисленные родственники. Мы с тобой и в этом ошиблись: живет она не одиноко и на вилле постоянно гостит кто-нибудь из семьи. Сейчас же, летом, собрались все: два племянника, внук и невестка — вдова покойного сына хозяйки. Я прожила с ними под одной крышей уже седмицу и не сказала бы, что они очень близки как между собой, так и с хозяйкой виллы. Но баронесса устроила так, что они теперь вынуждены всячески заботиться о ней. Дэйна Агата весьма состоятельна и, по сути, содержит родню, а после ее смерти все состояние достанется лишь одному из них, и никто не знает, кому именно. Вот они и предпочитают не рисковать благополучием, опекая старушку. Наверное, ты удивляешься: откуда мне это известно? Так в доме это не секрет даже для слуг, а дэйна Агата сама рассказала мне обо всем в первый же вечер. Как она выразилась, для того, чтобы у меня не сложилось ложного представления о ее домочадцах.
Но если бы ложное мнение все же сложилось, оно быстро развеялось бы. Признаюсь честно, никто в этом доме, кроме самой дэйны Агаты, симпатии у меня не вызывает. Ее племянник дэй Рудольф — завзятый дуэлянт. Долго жил при дворе и из-за вспыльчивости и пристрастия к пистолетам снискал там недобрую славу. Сейчас пережидает у тетушки шумиху после очередного скандала. Каждое утро он тренируется в стрельбе в саду, как раз под моими окнами. Это неприятно, но зато я ни разу не проспала завтрак (Ты же помнишь, как тяжело я просыпаюсь по утрам?). Его брат, дэй Герберт, имеет другие пристрастия: ни разу за все время я не видела его трезвым. Они с дэем Рудольфом близнецы, обоим за сорок, высокие, худые, смуглолицые, у обоих — редкие черные волосы и усы щеточкой. Но дэя Герберта всегда можно опознать по мутным, припухшим глазам и нездоровому румянцу. Впрочем, для человека пьющего, ведет он себя довольно смирно и особого беспокойства никому не причиняет.
Раз уж взялась, расскажу тебе и о других обитателях виллы. Дэй Стефан, отпрыск покойного сына баронессы, с первого взгляда тебе бы, наверное, понравился, как понравился и мне. Приятный молодой человек двадцати двух лет, немного полноватый, с густыми русыми кудрями и большими задумчивыми глазами. Сразу он показался мне поэтом, пребывающим во власти накатившего вдохновения. Но, увы — все его мысли заняты исключительно лошадьми. О них, о породах, мастях и статях все его разговоры, а людей он не замечает вовсе…»
Правда, однажды мне удалось привлечь его внимание. На третий день поутру, проходя мимо дэя Стефана по коридору, я вместо обычного приветствия громко и выразительно сказала: «Иго-го!» Тогда он взглянул на меня, выражение небесно-голубых глаз сделалось осмысленным и несколько удивленным, и я в первый и в последний раз услышала: «Доброе утро, дэйни».
Но я не стала писать о своей детской выходке Милисенте.
«…Его мачеха, дэйна Виктория, сейчас тоже здесь. Она овдовела четыре года назад, но по-прежнему поддерживает отношения с семьей покойного мужа. Слуги на вилле (не удивляйся, но за неимением достойной компании среди домочадцев баронессы я коротко сошлась кое с кем из слуг)… Так вот, слуги считают Викторию единственным бескорыстным человеком в окружении дэйны Агаты. На состояние свекрови она не претендует, а навещает ее, как все думают, лишь по доброте душевной. От мужа, как говорят, она тоже почти ничего не получила, и мне странно, на какие средства она живет, — нарядов и драгоценностей у нее вдоволь: и на бедную родственницу Виктория никак не похожа. Со мною она мила и приветлива. Я побаивалась, что, будучи женщиной привлекательной и следящей за собой, она попросит меня приготовить какие-нибудь кремы или духи, но она с первых минут заявила, что никакими снадобьями не пользуется. Наверняка врет (зачеркнуто) это не так: ей уже за тридцать, как я подсчитала, а выглядит она нашей с тобой ровесницей — вряд ли это возможно без целительских уловок. Но общения со мной, не имея надобности в зельях и снадобьях, она тем не менее не избегает, напротив, создается впечатление, что она желает подружиться. А меня подобное желание отчего-то настораживает. Не знаю, как сказать, но Виктория не кажется мне искренней. Возможно, я все себе придумала и она просто ищет женского общества, ведь помимо дэйны баронессы на вилле одни лишь мужчины, но порой ее компания меня тяготит. Но, как я уже писала, дэйна Агата в моих услугах не нуждается и у меня нет никаких уважительных причин, чтобы отказаться от прогулок с Викторией по пляжу или поездки в город.
Кстати, о городе. Лазоревая Бухта — это и не город вовсе, каким мы его себе представляем, а скопление выстроенных вдоль морского побережья вилл, отделенных друг от друга обширными садами и парками. К примеру, ближайшие соседи дэйны Агаты живут в получасе ходьбы. Но есть тут и привычный городской центр с ратушей, собором, театром, лавками и магазинами, и несколько жилых кварталов, населенных в основном торговцами, ремесленниками и служащими. Там же, в центре, расположена и почта. И хотя почтальон бывает на вилле дэйны Агаты каждый день, привозит и забирает корреспонденцию, Виктория ездит за своими письмами лично, на двуколке, которой правит сама. Это немного странно, но, поскольку она теперь берет с собой и меня, я только рада такому капризу — могу втайне ото всех отправлять тебе послания.
Вот и сейчас она ждет, пока я соберусь. А потому буду заканчивать. Писать, как ты поняла, мне особо не о чем, жизнь тут неинтересна, но и беззаботна. Надеюсь, что таковой она и останется.
На этом прощаюсь.
Неизменно любящая тебя,
- Предыдущая
- 11/103
- Следующая