Лука и огонь жизни - Рушди Ахмед Салман - Страница 6
- Предыдущая
- 6/41
- Следующая
Лука вспомнил, как споткнулся на пороге, и у него на миг сильно закружилась голова. Может, как раз тогда он и пересек границу? И куда отклонился, вправо или влево? Должно быть, все-таки вправо. Так что, это Тропа Правой Руки? Какая тропа ему больше подходит? Разве он, левша, не должен был отклониться влево? Ему показалось, что он совсем запутался. Почему он вообще должен оказаться на какой-то Тропе, а не на дорожке перед собственным домом? Куда может привести его эта Тропа и стоит ли вообще идти по ней? Может, ему следует убраться подальше от этого жуткого Никтопапы, вернуться в безопасное пространство собственной комнаты? Все это Волшебство совсем заморочило ему голову.
Разумеется, Лука прекрасно знал о существовании Волшебного Мира. Он с колыбели каждый день слышал о нем от отца, верил в его существование и даже составлял карты, рисовал картины этого мира: стремительный Поток Слов, впадающий в Озеро Мудрости, Гора Знания, Огонь Жизни и все такое. Однако он верил во все это не так, как верил в существование обеденного стола и городских улиц или в расстройство желудка. Этот мир не ощущался по-настоящему, как, скажем, любовь, горе или страх. Он был настоящим в той же мере, в какой кажутся настоящими истории из книжек, пока их читаешь, или миражи в знойном мареве, пока не подойдешь к ним поближе, или сны, пока они снятся.
— Может, это сон? — предположил он, и полупрозрачный Рашид, назвавшийся Никтопапой, кивнул с задумчивым видом.
— Неплохое объяснение, — согласился он. — Почему бы не провести эксперимент? Если это действительно сон, то в нем Пес и Медведь перестанут быть бессловесными животными. Я, видишь ли, знаю о твоей заветной мечте. Ты ведь ужасно хочешь, чтобы они умели разговаривать, а? То есть, я имею в виду, разговаривать с тобой на твоем собственном языке и рассказывать тебе о своей жизни. Не сомневаюсь, им есть что рассказать о себе.
— Откуда вы об этом знаете? — поразился Лука и снова, еще не договорив до конца, угадал ответ. — Ну, конечно! Вы знаете, потому что об этом знает папа. Как-то раз я признался ему. И он пообещал, что придумает замечательную историю о говорящих животных — псе и медведе.
— Вот именно, — безмятежно подтвердил Никтопапа. — Все, что было свойственно твоему отцу, что он знал, говорил и делал, постепенно перетекает в меня. Но что-то я слишком разговорился, — спохватился он. — По-моему, твои друзья пытаются привлечь твое внимание.
Лука оглянулся и с изумлением увидел, как пес Медведь встал на задние лапы и прочистил горло, будто оперный тенор. И запел, на сей раз не завывая, подлаивая и тявкая, а выговаривая вполне вразумительные слова. Он пел, как заметил Лука, с легким чужеземным акцентом, словно приезжий из другой страны, но слова звучали вполне отчетливо, хотя то, о чем говорилось в песне, совершенно сбивало с толку.
Потом настал черед медведя Пса, и он тоже встал на задние лапы, а передние скрестил на груди, как записной школьный оратор на диспуте. Он заговорил на чистейшем человеческом языке, и голос его напоминал голос Гаруна, так что Лука чуть не свалился с ног, когда его услышал. Никтопапа поддержал его, вовремя протянув руку помощи, точь-в-точь как это сделал бы настоящий Рашид Халифа.
— О мой крошечный избавитель, — провозгласил медведь в самых изысканных выражениях, но, как заметил Лука, слегка дрожащим голосом. — О несравненный юный заклинатель, знай, что я не всегда пребывал в таком виде, в каком ты зришь меня теперь. Нет, я был могучим властелином одной, хм, северной страны, где растут дремучие леса и лежат глубокие снега, укрытой от мира кольцом высоких гор. И звали меня тогда не Пес, а, хм, Арта-Шастра, князь Кафский. В этой замечательной холодной стране мы плясали, чтобы согреться, и наши танцы вошли в легенду. Наши прыжки и скачки, повороты и пируэты закручивали воздух в блестящие серебряные и золотые нити, и это принесло нам богатство и славу. Да! Вращение и кружение доставляло нам несказанное удовольствие, и мы гордо выступали, кружась и вращаясь, и наша страна была чудом из чудес, а наши одежды сверкали, как солнце. — По мере рассказа голос его окреп, словно он сам поверил в собственную историю. — Вот так мы благоденствовали, — продолжал он, — но это вызвало зависть у наших соседей. И один из них, огромный колдун с птичьей головой по имени, — тут медведь Пес снова запнулся, — по имени… ах да, Булбул-Дэв, великан-людоед, король Восточных Земель, который пел как соловей, но танцевал как последний увалень, исходил самой черной завистью. Он напал на нас во главе несметного войска великанов, называемого… ах да, Тридцать Птиц, тьма чудовищных тварей с огромными клювами и пятнистыми телами. И мы, сияющий и танцующий народ, оказались слишком доверчивыми и наивными, чтобы оказать им достойное сопротивление. Однако мы проявили стойкость и не выдали врагу секреты нашего танца. Нет и нет! — Голос медведя зазвенел от волнения, и он заторопился довести рассказ до конца: — Когда эти проклятые Птицеголовые сообразили, что мы не станем обучать их тому, как закручивать воздух в золотые нити, и ценой жизни сохраним нашу величайшую тайну, они так страшно замахали и захлопали крыльями и заскрежетали и защелкали клювами, что это навело на нее колдовские чары. В считанные мгновения народ страны Каф, раздавленный пронзительными воплями чудовищ, утратил человеческое обличье и превратился в бессловесных животных: ослов, обезьян, муравьедов и, увы, медведей. И Булбул Дэв воскликнул: «Попробуйте теперь исполнить свой золотой танец, придурки! Спляшите свою серебряную джигу! Все, чем вы не поделились с нами, вы утратите навек вместе с человеческим обликом. Вы так и будете пресмыкаться в шкуре животных, если, ха-ха, не сумеете заполучить Огонь Жизни, который вас освободит!» Он, разумеется, имел в виду, что мы попали в безвыходную ловушку и навсегда останемся животными, потому что Огонь Жизни — это просто сказка, и даже в сказках его нельзя добыть. Вот так я и стал медведем — да, конечно, танцующим медведем, но не исполнителем золотого танца! — и в обличье медведя я бродил по миру, пока меня не поймал капитан Ааг и не заставил выступать в цирке, где мы и встретились с тобой, мой юный господин.
Лука подумал, что такую историю мог бы рассказать, например, Гарун, как замечательную сказку из великого Моря Историй. Но рассказ кончился, и Лука почувствовал страшное разочарование.
— Так вы оба люди? — спросил он с сожалением. — Значит, вы на самом деле не мои друзья, Пес с Медведем, а зачарованные принцы в шкурах пса и медведя? Я что, должен теперь называть вас не Пес и Медведь, а Арта-кто-то-там и Барак? Я безумно беспокоюсь за отца, а теперь, выходит, должен еще беспокоиться о том, как вернуть вам обоим прежний облик? Надеюсь, вы помните, что мне всего двенадцать лет!
- Предыдущая
- 6/41
- Следующая
