Легенды о Христе (с илл.) - Лагерлеф Сельма Оттилия Ловиса - Страница 35

• Предыдущая
• 35/36
• Следующая

– Вот твоя свеча. Я вырвала ее у тебя, потому что видела, как близка она твоему сердцу и как хочешь ты сохранить ее горящей. Я не знала, как иначе помочь тебе.

Раньеро при падении сильно ушибся. С трудом поднялся он на ноги и хотел идти, но пошатнулся и чуть было снова не упал. Он попробовал взобраться на лошадь. Франческа помогла ему. Когда он уселся, она спросила его:

– Куда ты хочешь ехать?

– В собор, – ответил он.

– Тогда я провожу тебя, – сказала она, – потому что и я иду к мессе.

И она взяла лошадь за повод и повела ее.

С первого же взгляда Франческа узнала Раньеро, но он не заметил, кто она, так как не давал себе времени разглядеть ее. Взор его был пригвожден к горящей свече.

По пути они не обменялись ни единым словом. Раньеро думал только о пламени, о том, чтобы сохранить его до последней минуты. Франческа же не могла говорить, потому что ей казалось, что она боится дать себе отчет в том, что приходило ей в голову. Она думала, что Раньеро вернулся на родину безумным. И хотя она была почти убеждена в этом, она предпочитала лучше не говорить с ним, чтобы окончательно не увериться в его сумасшествии.

Раньеро вдруг услыхал, что кто-то около него плачет, он оглянулся и заметил, что рядом с ним идет Франческа дель Уберти и по ее лицу катятся слезы. Но Раньеро только на мгновение остановил на ней свой взор и ничего не сказал. Он ни о чем не хотел думать, кроме своего пламени.

Раньеро дал ей довести себя до собора. Здесь он слез с лошади. Он поблагодарил Франческу за ее помощь, но все время глядел не на нее, а на пламя. Один пошел он в исповедальню к духовенству.

Франческа вошла в церковь. Была Страстная суббота, и все свечи в церкви стояли незажженные в знак траура. Франческа подумала, что и в ней погасло всякое пламя надежды, которое раньше еще теплилось в ее душе.

В церкви было очень торжественно. Пред алтарем стояло множество священников. Каноники с епископом во главе сидели на клиросе.

Немного погодя Франческа заметила, что среди духовенства происходит какое-то волнение. Почти все те, кто не обязан был присутствовать при мессе, поднялись и ушли в исповедальню. Наконец вышел туда же и епископ.

Когда кончилась месса, проповедник взошел на хоры и обратился к народу. Он рассказал, что Раньеро ди Раньери прибыл из Иерусалима во Флоренцию со священным пламенем от Гроба Господня. Он рассказал, что претерпел и вынес рыцарь в пути. И всячески превозносил его.

Присутствующие сидели пораженные и слушали. Франческа еще никогда не переживала такого блаженного мгновения. «О Господи, – простонала она, – это счастье слишком велико, чтобы я могла его пережить!» И слезы катились из глаз ее.

Патер говорил долго и красноречиво. В заключение он громким голосом произнес:

– Конечно, многим может показаться чем-то незначительным привезти во Флоренцию горящую свечу. Но я говорю вам: молите Господа, чтобы Он даровал Флоренции побольше носителей вечного пламени, тогда она станет великим городом и все другие города будут ей завидовать.

Когда священник кончил, главные двери собора широко распахнулись, и вошла наскоро составленная процессия. Тут шли настоятели, монахи и священники, и все они двинулись через средний проход к алтарю. В конце процессии шел епископ и рядом с ним Раньеро в том самом плаще, который он носил в продолжение всего пути.

Но в тот момент, когда Раньеро переступил порог церкви, из толпы поднялся старик и пошел ему навстречу. Это был Оддо, отец подмастерья, работавшего когда-то в мастерской Раньеро и повесившегося из-за него.

Поравнявшись с епископом и Раньеро, старик поклонился им обоим. Затем громко, чтобы все слышали в церкви, он сказал:

– Конечно, великое событие для Флоренции, что Раньеро вернулся со священным огнем из Иерусалима. До сих пор никогда еще ничего подобного не бывало. Возможно, что кто-нибудь скажет, что это невероятно. Поэтому я прошу сообщить всему народу, какие доказательства и каких свидетелей имеет Раньеро в подтверждение того, что это пламя есть действительно то самое, которое было зажжено в Иерусалиме.

Услыхав эти слова, Раньеро сказал:

– Господи, помоги мне! Откуда мне взять свидетелей. Я всю дорогу ехал один, только дебри и пустыни могут говорить за меня.

– Раньеро – честный рыцарь, и мы верим ему на слово, – сказал епископ.

– Раньеро и сам должен бы знать, что здесь возникнут сомнения, – продолжал Оддо. – Он, конечно, ехал не совсем один. Его слуги могут свидетельствовать за него.

Тут Франческа дель Уберти выделилась из толпы и поспешила к Раньеро.

– Каких еще нужно свидетелей?! – воскликнула она. – Все женщины Флоренции готовы поклясться, что Раньеро говорит правду.

Тут Раньеро улыбнулся, и его лицо на мгновение просияло. Но тотчас он снова обратил свой взор и свои мысли к пламени.

В церкви началось волнение. Часть народа говорила, что Раньеро не смеет зажигать на алтарях свечи раньше, чем не докажет своей правоты. К ним присоединились многие из его прежних врагов.

Тут встал Джакопо дель Уберти и заступился за Раньеро.

– Все присутствующие, я полагаю, знают, – сказал он, – что между мной и моим зятем дружба невелика, но теперь и я, и сыновья мои готовы поручиться за него. Мы верим, что он совершил этот подвиг, и знаем, что тот, кто был в силах выполнить такой обет, – человек мудрый, благородный, любящий ближних, и мы с радостью примем его в свою среду.

Но Оддо и многие другие не согласны были допустить, чтобы Раньеро вкусил счастье, которого он добивался. Они собрались густой толпой, и видно было, что они не отступят от своего решения.

Раньеро понял, что, если дело дойдет до борьбы, эти люди раньше всего бросятся на пламя. Не отрывая взоров от противников, он поднял пламя так высоко, как только мог.

На лице его видны были смертельная усталость и отчаяние. Видно было, что как ни готов был Раньеро на всякую борьбу, но что он не ожидал ничего, кроме поражения. Что за радость, если ему даже не дано будет зажечь свечи! Слова Оддо были для него смертельным приговором. Сомнение, если оно уже теперь явилось, будет, конечно, распространяться и расти. Ему уже чудилось, что Оддо навеки погасил его пламя.

Маленькая птичка впорхнула в широко открытые двери храма. Она летела прямо на свечу Раньеро. Тот не успел ее отклонить, птичка задела ее крылом и погасила.

Руки Раньеро опустились, слезы полились из глаз. Но в первое мгновение он почувствовал облегчение. Это все же лучше, чем если бы люди погасили его пламя.

Маленькая пташка продолжала летать по церкви, беспорядочно кидаясь то туда, то сюда, как это обыкновенно бывает с птицами, когда они попадут в закрытое помещение.

Вдруг по всей церкви пронесся громкий клич: «Птица горит, священное пламя зажгло ее крылья!»

Пташка испуганно пищала. Еще несколько мгновений носилась она под сводами храма, как блуждающий огонек. Затем она быстро опустилась и упала мертвой пред алтарем Мадонны.

И в ту минуту, как птица упала пред алтарем, Раньеро встал. Он расчистил себе дорогу в церкви, – ничто не могло его удержать. И от пламени, которое пожирало крылышки птички, он зажег свечи пред алтарем Мадонны.

Тогда епископ поднял свой жезл и воскликнул:

– Господу это угодно, Он явился свидетелем Раньеро!

И весь народ в церкви, его друзья и противники, перестали сомневаться и поражаться. Подавленные чудом Господним, все воскликнули:

– Господу угодно это, Он явился свидетелем Раньеро!

О Раньеро остается еще добавить, что до конца дней своих он был счастлив, мудр, заботлив и милосерд. Но жители Флоренции называли его Паццо ди Раньеро в память того, что его приняли за безумного. И это прозвище стало почетным титулом для него. Он положил начало благородному роду, принявшему прозвище Пацци, которое он носит и доныне.

Надо еще добавить, что во Флоренции вошло в обычай каждый год в Страстную субботу устраивать празднество в честь прибытия Раньеро со священным огнем, причем пускают летать через храм искусственную птицу с огнем. Вероятно, и в нынешнем году этот праздник будет чествоваться, если не отменили обычай.

• Предыдущая
• 35/36
• Следующая