Легенды о Христе (с илл.) - Лагерлеф Сельма Оттилия Ловиса - Страница 22

• Предыдущая
• 22/36
• Следующая

За ними шли толпы людей в длинных одеждах, которые, по-видимому, принадлежали к самым знатным лицам в городе. Позади них брели женщины, и среди них – многие с заплаканными глазами.

Сзади шли нищие и калеки, издававшие дикие оглушительные вопли.

– О Боже, – кричали они, – спаси его, пошли Твоего ангела и спаси его! Пошли ему помощника в эту тяжелую для него минуту!

Наконец показалось несколько римских солдат на крупных лошадях. Они следили за тем, чтобы никто не осмелился приблизиться к осужденному и пытаться освободить его.

Вслед за солдатами шли палачи, которые должны были вести человека, осужденного на распятие. Они взвалили ему на плечи большой тяжелый деревянный крест, но несчастный был слишком слаб для этой ноши и, изнемогая под тяжестью ее, почти всем телом припал к земле. Голову он склонил так низко, что никто не мог видеть его лица.

Фаустина стояла на углу маленького переулка, выходившего на эту улицу, и смотрела на страдальческий путь приговоренного к смерти. С удивлением заметила она, что на нем был пурпурный плащ, а на голову был надет терновый венок.

– Кто этот человек? – спросила она.

Кто-то из стоявших тут сказал:

– Это один из стремящихся стать царем.

– Тогда он должен претерпеть смерть из-за цели, к которой не стоит стремиться! – грустно сказала Фаустина.

Осужденный изнемогал под тяжестью креста. Все медленнее и медленнее подвигался он вперед. Палачи обвили тело его веревкой и начали тянуть за нее, чтобы заставить его идти скорее. Но когда они дернули веревку, осужденный упал и остался лежать, придавленный сверху крестом.

Произошло сильное смятение. Римские всадники с большим трудом сдерживали народ. Они мечами загородили дорогу нескольким женщинам, спешившим помочь упавшему. Палачи пытались ударами и пинками заставить его подняться, но из-за тяжести навалившегося сверху креста он не мог этого сделать. Наконец палачи сами сняли с него крест.

Тогда он поднял голову, и старая Фаустина могла разглядеть его лицо: на щеках его горели пятна от ударов, а со лба его, израненного терниями венца, струились капли крови. Волосы сбились в беспорядочные пряди, слипшиеся от пота и крови. Рот был крепко сомкнут, но губы дрожали, как бы стараясь подавить готовый вырваться крик. Глаза, полные слез, остановились и почти потухли от изнеможения и страданий. Но за лицом этого полумертвого человека старухе представилось, как бы в видении, прекрасное бледное лицо с дивными благородными чертами, освещенное величаво-проникновенным взором царственных очей, – и все существо Фаустины внезапно охватила глубокая скорбь и сострадание к мукам и унижениям этого чуждого ей человека.

– О, что сделали с тобой, несчастный!.. – воскликнула она и рванулась к нему навстречу, между тем как глаза ее наполнились слезами; она забыла о своих собственных тревогах и печалях при виде страданий этого измученного человека. Ей казалось, что сердце ее разорвется от сострадания; подобно другим женщинам, она готова была броситься, чтобы вырвать его из рук злодеев.

Осужденный видел, что она идет к нему, и пополз навстречу. Казалось, он думал найти защиту у нее от всех, кто преследовал и истязал его. Он обнял ее колени. Он прижался к ней, как дитя, ищущее спасения у своей матери.

Старуха наклонилась над ним, слезы полились из глаз ее, и она почувствовала блаженную радость, видя, что он пришел искать у нее защиты. Она обвила рукой его шею, и как мать раньше всего осушает слезы на глазах своего дитяти, так и она приложила к его лицу свой платок из холодящего тонкого полотна, чтобы отереть с него слезы и кровь.

Но в это мгновение палачи наконец подняли крест. Они подошли и поволокли за собой осужденного. Обозленные промедлением, они со зверской грубостью тащили его. Осужденный застонал, когда его уводили от найденного им пристанища, но не оказал никакого сопротивления.

Фаустина же обхватила его, желая удержать, а когда ее слабые, старые руки оказались бессильны сделать это и она увидела, что его увели, ей показалось, будто увели ее собственное дитя, и она закричала:

– Нет, нет, не отнимайте его у меня; он не должен умереть, он не должен!..

Она почувствовала нестерпимую боль и гнев на то, что его увели; она хотела погнаться за ним, хотела бороться с палачами и вырвать его из их рук.

Но едва Фаустина сделала шаг, как у нее закружилась голова, и она покачнулась. Сульпиций поспешил обнять и поддержать ее, чтобы не дать ей упасть.

На другой стороне улицы он увидел маленькую темную лавчонку и внес туда на руках старуху. Там не было ни стула, ни скамейки, но лавочник был сострадательный человек, он достал подстилку и устроил Фаустине ложе на каменном полу.

Она не потеряла сознания, но головокружение у нее было так сильно, что она не в силах была держаться на ногах и должна была лечь.

– Она сегодня совершила длинное путешествие, и шум и толкотня в городе оказались ей не под силу, – сказал Сульпиций лавочнику. – Она очень стара, а как бы человек ни был крепок, все же старость наконец одолевает его.

– Да, даже и для не особенно старых людей сегодня тяжелый день, – ответил тот. – Воздух так удушлив, что в городе нечем дышать; я не удивлюсь, если разразится гроза.

Сульпиций склонился над старухой: она заснула, спокойно и ровно дыша, после утомления и перенесенных волнений.

Он отошел к двери и, ожидая пробуждения старухи, наблюдал оттуда уличную толпу и движение.

У римского наместника в Иерусалиме была молодая жена, и накануне того дня, когда Фаустина пришла в Иерусалим, она видела ночью необыкновенный сон.

Снилось ей, что она стоит на кровле своего дома и смотрит на большой красивый двор, выложенный, по восточному обычаю, мрамором и обсаженный благородными растениями.

Но на дворе, видела она, почему-то собрались со всего света все больные, параличные и слепые. Перед ней мелькали чумные с распухшими телами, прокаженные с изъеденными лицами, параличные, которые не могли двинуться и лежали беспомощно на земле, и бесконечные вереницы других несчастных, измученных страданиями и болезнями.

И все они стремились ко входу во дворец, а некоторые из стоявших ближе громко стучали в двери.

Наконец она увидела, что раб открыл дверь и вышел за порог; она слышала, как он спросил, чего они хотят.

Они ответили ему: «Мы ищем великого пророка, посланного Богом на землю. Где пророк из Назарета, где тот, который может избавить нас от наших страданий?»

Тогда раб ответил им равнодушно-презрительным тоном, как это делают слуги, прогоняя бедных просителей: «Вы напрасно будете искать своего пророка: Пилат умертвил его».

Тогда между больными поднялся такой плач, рыдания и скрежет зубов, что молодая женщина не в силах была это слышать; сердце ее разрывалось от страдания, и слезы лились из ее глаз. И от рыданий она проснулась.

Снова задремала она, и снова ей приснилось, что она стоит на кровле своего дома и глядит оттуда на огромный, как базарная площадь, двор.

И снова видит, что двор наполнен людьми, лишенными рассудка, безумными и одержимыми злыми духами. И она увидела и раздетых донага, и закутавшихся в свои длинные волосы, и таких, которые сплели себе короны из соломы и мантии из зелени и считали себя царями, и таких, которые ползали по полу и считали себя зверями, и таких, которые неудержимо плакали от горя, которого они не могли бы назвать, и еще таких, которые таскали тяжелые камни, принимая их за золотые слитки, и таких, которые думали, что устами их говорят злые духи…

Она видела, как все эти люди теснились к воротам дворца и те, что стояли впереди, стучали и шумели, требуя, чтобы всех их впустили.

Наконец дверь открылась, и раб вышел на порог и спросил, что им нужно.

Тогда они все начали шуметь и говорить: «Где великий пророк из Назарета, тот, который послан Богом и должен вернуть нам нашу душу и наш разум?»

• Предыдущая
• 22/36
• Следующая