Цветущий сад - Пембертон Маргарет - Страница 3

• Предыдущая
• 3/100
• Следующая

Нэнси судорожно вздрогнула. Прежде всего ей нужно связаться с мужем. Было уже без четверти семь, через пятнадцать минут он покинет свою вашингтонскую квартиру и отправится на коктейли и разные приемы с бесконечным перемыванием косточек правительству. Она протянула руку к переговорной трубке и попросила Коллинза поспешить.

Что сделает Джек? Примчится на автомобиле? Успеет на последний поезд? Прилетит на самолете? Как угодно, лишь бы поскорее. Мысль о том, что ей придется провести длинный скучный вечер в одиночестве, внезапно ужаснула ее. Ей не хотелось сидеть одной в темноте.

«Роллс» плавно подкатил к стоянке у роскошного особняка, в котором жило уже третье поколение Камеронов. Нэнси не стала дожидаться, когда Коллинз откроет ей дверцу. Она сама распахнула ее и побежала к дому.

Рамон Санфорд нетерпеливо постукивал кончиком черной сигареты по крышке портсигара. Он не привык ждать, а Нэнси Ли Камерон опаздывала почти на час. Его удерживали от ухода только фотографии, развешанные по всей комнате в овальных серебряных рамках. На них были запечатлены представители семейств Камеронов и О'Шогнесси — ушедшие и ныне здравствующие. Рамону не нравились Камероны с их вздернутыми подбородками и плотно сжатыми губами. Несколько раз он возвращался к фотографии Нэнси, сделанной на борту яхты. Она стояла, опершись о поручень, ее темные волосы развевались на ветру, шею обвивал длинный шифоновый шарф. Голова была слегка откинута назад, на лице сияла улыбка. Это был необычный снимок. Он резко отличался от тех, где нарочито позировал ее муж. Улыбался ли когда-нибудь сенатор так непосредственно и естественно, как его жена? Вряд ли. Все, что делал Джек Камерон, преследовало определенную цель. Даже смеялся он только тогда, когда это было выгодно.

На секретере красного дерева рядом стояли две фотографии. Рамон с любопытством вгляделся в них. На одной, пожелтевшей от времени, был снят пожилой человек. На другой он увидел знакомое лицо мэра Бостона. Рамон никогда не встречался с Патриком О'Шогнесси, дедом Нэнси, властным и стройным, с копной седых волос, со взглядом, полным достоинства, устремленным прямо в камеру. И все же Рамону было знакомо это лицо. Точно такой же портрет красовался на письменном столе его деда уже более сорока лет. Санфорд и О'Шогнесси. Легкая улыбка тронула губы Рамона. Друзья и враги. Знала ли об этом Нэнси так же хорошо, как он? Лео Санфорд обожал воспоминания и любил поболтать. В детстве Рамон часто сидел у него на коленях на террасе их виллы в Опорто и не раз слышал рассказ о том, как лучший друг деда Патрик О'Шогнесси спас его пасынка, когда тот тонул. Затем каким-то образом, всего лишь при незначительной поддержке Лео, он превратил небольшую съестную лавку в Бостоне в мультимиллионную империю бизнеса. После смерти деда эта фотография куда-то исчезла. Отец Рамона, тот самый ребенок, которого Патрик О'Шогнесси вытащил из мрачных вод Атлантического океана, не любил своего спасителя. Точнее — никого из его потомков. Он ненавидел Чипса О'Шогнесси так непримиримо, что Рамон из уважения к отцу никогда не стремился познакомиться с ним. Только сейчас, со смертью Дьюарта, он попытался по просьбе матери возобновить связи, существовавшие некогда между их семействами. Причем таким способом, который отец наверняка одобрил бы. Он улыбнулся еще шире, когда поиски фотографии второй жены мэра оказались безрезультатными. Ее нигде не было видно. Отсутствие снимков Глории бросалось в глаза.

Рамон взглянул на часы. Без пяти минут семь. Он погасил сигарету и направился к двери. Внезапно она распахнулась, и в комнату влетела темноволосая женщина. Она резко остановилась в оцепенении, заметив, что в комнате кто-то есть. Темные брови Рамона приподнялись в изумлении. Женщина держала в руке смятую шляпу. Ее спутанные волосы были покрыты снегом, лицо побледнело, под глазами виднелись синие круги. Дорогая соболья шуба намокла, а снизу была забрызгана грязью и талым снегом. Изящные туфли из крокодиловой кожи потрескались и, казалось, вот-вот развалятся.

— Рамон Санфорд, — представился он. Рамон ожидал чего угодно, только не появления этой женщины. Заинтригованный, он подошел к ней и протянул руку.

Она смотрела на него, часто моргая, как будто только что вошла с яркого солнечного света.

— Простите, я…

Он взял ее руку и поцеловал. Пальцы ее совсем заледенели. Он не отпускал их, стараясь согреть в своих ладонях. Ошеломленная, она не отнимала руки, пытаясь собраться с мыслями и прийти в себя.

— Простите. Я совсем забыла…

— Не надо извиняться. Я развлекался тем, что изучал ваши семейные фотографии. Одна из них, портрет вашего деда, мне очень знакома. Лео Санфорд держал точно такую же на своем рабочем столе до самой смерти.

Нэнси напрягла память. Санфорд. Внук благодетеля их семьи. С этим человеком она никогда ранее не встречалась, но пригласила его на коктейль в шесть часов. Это, кажется, у него недавно кто-то умер — то ли отец, то ли мать. Голова у нее трещала. Ей хотелось поскорее избавиться от гостя.

— Сожалею. Но вы видите, я совсем забыла, что мы должны были встретиться, и кажется, сейчас совсем неподходящий момент…

Она часто дышала, и, крепко сжимая ее холодную руку, он ощущал усиленное биение пульса. Глаза ее метались по комнате, будто искали лазейку для побега. Они задержались на телефоне, затем — на подносе с напитками.

— Извините… — Она отняла свою руку, и Рамон понял — она даже не сознавала, что он все это время держал ее. Направившись к сверкающим хрустальным графинам с виски и бренди, Нэнси нечаянно сбила подушку с подлокотника кресла. Рука ее заметно тряслась, когда она попыталась взять бокал.

Рамон наблюдал за ней. Общество, в котором вращалась Нэнси Ли Камерон, было сосредоточено главным образом в Бостоне и на Палм-Бич. Она избегала Вашингтон, редко бывала в Нью-Йорке и только однажды присутствовала на демонстрации мод в Париже. В Каннах, Дьювилле, Санкт-Морице, Нью-Йорке и Лондоне, где он проводил время среди подобных ему прожигателей жизни, они никогда не встречались. Последний раз им довелось видеться в 1909 году, на борту яхты английского короля Эдуарда в Каусе, куда были приглашены их родители. Вряд ли она помнила это.

— Нашим отцам должно быть стыдно за то, что они так ненавидели друг друга, — сказал он. — Эта вражда разбила сердце моего деда. Он и отец долгие годы не могли помириться.

Внезапно Нэнси почувствовала, как комната у нее перед глазами пошла кругом. О Боже! Через несколько месяцев, если верить словам матери о загробной жизни, она, наверное, услышит историю Санфорда и О'Шогнесси из первых уст! Когда она взяла графин со спиртным, ее рука так тряслась, что горлышко с резким стуком билось о край бокала, разбрызгивая золотистые капли на поднос и на ковер.

Рамон быстро подошел к Нэнси, взял графин из ее рук, налил немного бренди в бокалы и протянул один ей. Теперь он понял причину ее появления в таком растрепанном виде и неспособность владеть собой. Он хорошо знал повадки алкоголиков. Большинство его богатых и знаменитых друзей было из их числа. Впервые Рамон посочувствовал Джеку Камерону. Каким мужеством надо обладать, чтобы осмелиться провозгласить себя кандидатом на пост президента, имея жену-алкоголичку.

— Я действительно очень сожалею, что не могу уделить вам время, — снова начала Нэнси, пытаясь овладеть собой, — но у меня есть ваш телефон. Если вы не будете против…

— Я буду рад, если вы позвоните, — оживленно сказал Рамон, — однако сейчас не откажитесь пообедать со мной.

Они не договаривались об обеде, но Нэнси не протестовала. Она не слышала его. Она набирала номер телефона в Вашингтоне.

Рамон прошелся по комнате, отметил пару картин Вермеера, заслуживающих более пристального внимания, услышал, как Нэнси просила позвать к телефону мужа, и прикрыл двери. Маленькая служанка в темно-розовой форменной одежде направилась было в комнату, но Рамон отрицательно покачал головой:

— Миссис Камерон разговаривает по телефону.

• Предыдущая
• 3/100
• Следующая