Должно было быть не так - Павлов Алексей - Страница 31

• Предыдущая
• 31/61
• Следующая

— Ты думаешь? — озадачился Денис.

— Конечно. Но и второе ухо тебя не спасёт. Тебя спросят, какой ты масти, ты задумаешься, а тут врасплох про ухо, ты растеряешься, подумают, что ты за собой что-нибудь чувствуешь. Вот ты уже и растерялся.

— Да нет, не растерялся.

— В зеркало посмотрись. Растерялся. Значит, за собой что-то чувствуешь.

— Нет, не чувствую. — Денис насторожился, видимо, вспомнив стремительное развитие истории со Славой, уже не понимая, шутят с ним или нет.

— А что расчувствовался? — поддержал Леху Вова. — Тебе тюрьмой интересоваться надо, а ты булки греешь.

— Алексей, я интересуюсь!

— Проверим. Решишь задачку?

— Не знаю. Попробую.

— Значит, согласен?

— Да.

— Ты убегаешь от медведя в лесу. Видишь две бочки. Одна с дерьмом, другая с мёдом. В какую прыгнешь?

— Не знаю, — чувствуя подвох, сказал Денис.

— Задачку ты не решил. Тебе дачки заходят?

— Да.

— Следующую дачку отдашь мне.

— Почему?

— Сам сказал: решишь за дачку. Не решил. Дачкудолжен.

— Алексей, — погрустнел Денис, — научи отвечать. Что надо ответить, чтобы было правильно?

— «Дальше побегу». Вторую задачку решишь?

— Нет, не решу, Алексей.

— Ты не хочешь со мной говорить? Порядочному арестанту всегда есть что сказать.

— Хорошо, попробую.

— Почему на малолетке колбасу не едят?

— А разве не едят?

— Не едят. Почему?

— Потому что нет, наверно… Не знаю.

— Так. Вторую дачку ты мне тоже должен.

Казалось, Леха давно не шутит, но Денис не пал духом:

— Алексей, как правильно отвечать? Научи, пожалуйста!

— Значит, так. Запомни принцип малолетки. Если мать пришла на свиданку в красном — не ходить. Колбаса — на хуй похожа. Сыр — пиздятиной воняет. Рыбы — в озере ебутся. Понял?

— Понял.

Повтори. Громко. Три раза. С выражением. Стихи в школе читал наизусть? Давай.

— Колбаса на х.. похожа! — заорал Денис, — сыр п……… воняет! Рыбы в озере е…..!

— Чего орёшь?

— Ты сам сказал.

— Порядочный арестант на поводу не пойдёт! — рассвирепел Леха Террорист. — Что на это скажешь?

— Что же мне сказать? — обратился вдруг ко мне Денис, — Лёша, помоги. Что сказать?!

У меня самого закралось беспокойство. Дорожник — классный парень, но, как говорит Вова, одни преступники собрались. Нарочито значительно и меланхолично я вышел на середину, повернулся лицом к решке, хмуро указал на Леху, Вову, Артёма и Валеру:

— Им, что ли? Чего им говорить! — предъяви им.

Получилось в десятку. Леха Террорист переломился пополам от хохота. Смеялись все, долго и до слез. Дорожник, справившись с приступом смеха, с упоением повторил: «Предъяви…» — и снова зашёлся.

Поставили кассету «Abba». Грянула музыка, лирическое облако окутало хату. Зажмурившись, явно представляя, что он в ночном клубе, в жизнеутверждающем ритме танцевал Вова. Мотая головой в нахлынувшем потоке фантазии, танцевал Леха Террорист. Танцевали Артём, Валера, Денис, кто-то ещё, и даже Максим у тормозов отрывался, как на дискотеке, забыв, что он петух.

На одиннадцатый день голодовки запланировано принудительное кормление. Так сказал Вова и подтвердил Валера. Будут через металлическую кишку вводить в пищевод манную кашу. Процедура небезопасная и негигиеничная. Могут поцарапать пищевод. Поэтому на утренней проверке отдал пачку заявлений с прежними требованиями и одно с оповещением администрации о временном прекращении голодовки. Поставил в курс хату. Вова обрадовался. Валера, как врач, стал давать советы по правильному выходу из голодовки. Советы я выслушал, и с удовольствием нажрался колбасы и сала с хлебом. Опять же с крепким чаем, и без каких-либо проблем.

Тут вызвали к врачу.

— Вы что, Павлов, голодаете? — у нас тут Ваше заявление, — корпусной врач держала в руках одно из моих заявлений. Чтобы не дать возможности администрации тюрьмы не зафиксировать голодовку, приходилось каждый день информировать о ней всех: следствие, про-курора, начальника тюрьмы, начальника спецчасти, врача, начальника ГУИН, комитет по правам человека при Президенте Борисе Ельцине, с указанием, когда голодовка начата, какой идёт день, какие предъявляю требования, и какие приняты меры (т.е. никаких). Заявление в руках врача, адресованное начальнику спецчасти, менее других имеющего отношение к моим требованиям, было наиболее кратким.

— А остальные заявления?

— У нас одно. Вы писали ещё?

— Да, минимум по семь заявлений ежедневно.

— Ну, и как Вы себя чувствуете?

— Сегодня голодовку закончил. Скажите, пожалуйста, на какой день начали бы кормить принудительно?

— Сегодня бы и начали. Я Вас спросила, как себя чувствуете.

— Как в тюрьме.

— Понятно. С такими ответами не удивительно, что стационар назначили.

Ага, значит, скоро в Кащенко. Так это ж дом родной. Помню, на военной экспертизе, один псих в коридоре поймал двух других, возложил им руки на плечи и, сияя от счастья, заявил: «Все здесь такие родные! Кащенские!» Что ж, я не против.

Вернулся в камеру. Опять на вызов.

— Ты шустрый, — сказал Косуля. — Кащенко не будет. Будут Серпы.

— С какой стати, Александр Яковлевич? Есть постановление комиссии и следствия.

— Не беда, я написал протест. — И шёпотом: «Я уже понял: можешь. Но надо наверняка. На Серпах у меня завязки хорошие. Вообще ничего не надо делать, поставят диагноз автоматически. Нужно только заплатить. Твоя жена уже передала деньги».

Снится или кажется? Нет, вот сидит напротив за столом в безупречном костюме известный адвокат… Не удивительно, что газеты иногда сообщают: на улице из-бит адвокат такой-то. Этого бы не грех прямо здесь придушить.

— Какие, в баню, Серпы! Только в Кащенко! Отзывайте свой протест.

— Поздно, Алексей. Поздно. Но ты не беспокойся. Я обещаю. Вот и письмо принёс, как обещал.

Один человек, читая рукопись этой книги, спросил меня: «Неужели все было так плохо? Неужели не было светлых переживаний, какой-то внутренней жизни, чего-то такого, что отвлекало бы от обстановки?» Конечно, было. Письма. Они могли составить отдельную главу, но не сохранились. Восстановить их не представляется возможным. Неточности были бы кощунством.

Насмешка судьбы в том, что письма приносил Косуля. Вернувшись в хату, я увидел Вову и Валеру.

— Куда все подевались? На прогулке?

— На прогулке… — задумчиво повторил Вова. — С вещами всех заказали. Тебя тоже.

— Шутишь?

— Нет.

Удар ключа о тормоза: «Павлов — с вещами. Готов?» — «Погоди, старшой, он только с вызова. Через пять минут».

— Давай, Леха, прощаться. По воле свидимся. Адрес помнишь? С общака отпиши, как определишься. Если что не сложится, поддержим. Вот квитанция, мы тебе на счёт тридцать рублей положили. Слава был против, но мы настояли.

В коридоре перед сборкой висело горячее напряжение, возбуждённые оперативники с дубинками и красными повязками на рукаве с надписью «резерв» ещё не остыли от боя. Двое здоровенных молодцов враждебно двинулись мне навстречу. Их опередил другой, в котором я признал Руля, принимавшего меня на тюрьму. — «Я тебя помню, Павлов, — тихой скороговоркой сказал он. — Молчи, ни слова, а то хуже будет».

— Ребята, не надо, этот от врача, пусть идёт на сбор-ку, — встав между мной и резервниками, сказал Руль и открыл дверь.

Так называемая чёрная сборка. Сколько тысяч полотенец сожгли здесь арестанты, прежде чем когда-то белая штукатурка приобрела такой вид. Лавок нет. Посередине подле баулов стоят Артём и Леха Террорист.

— Давай сюда, становись к нам, ставь баул рядом, — забеспокоился Артём. — Ты в порядке?

— Я в порядке, а вы? Что случилось?

— Через дубинал прогнали. Дениса унесли. Сказали, сейчас ещё придут: мы на общак отказались. Что же тебе делать. Тебя нельзя бить.

• Предыдущая
• 31/61
• Следующая