Равноденствия. Новая мистическая волна - Силкан Дмитрий - Страница 16

Но! (Это уже не факты.) Все они (твои предки) предполагали, что в жизни каждого мальчика имеет место такой период, когда он не может полностью себя контролировать, и есть опасность, что лестница унесёт его».

(«Как он аккуратен в выражениях», — подумал Сергей.).

«Именно поэтому я выставил тебя тогда из дома. То же самое сделал со мной твой дед. Прости меня или хотя бы постарайся понять.

Прости меня!

Я очень любил твою мать. Я очень любил (и люблю!) тебя.

Никто, кроме нас с тобой, никогда не поймёт, что такое настоящий ловчий во ржи».

(«А вдруг и я не пойму», — мелькнуло у Сергея.)

«Он один, всегда один, потому что, если хочешь сберечь тысячи ребятишек от падения в пропасть, надо, чтобы никто не знал, где она.

А наши любимые — знают.

А если у нас не будет любимых — кто будет охранять пропасть завтра?

Не очень связно, да, малыш?

Я не знаю, зачем нужна Лестница, я не знаю, почему именно мы — такие. Где эта дьявольская грань, отделяющая нас от остальных?

Так или иначе, — теперь ты — страж.

Будь сильным.

Любящий тебя папа».

— Папа, — повторил вслух Сергей. Комок подступил к горлу, но глаза были сухи. За окном мирно дремал город.

Наташа вернулась на следующий день, ни словом не обмолвившись о событиях вчерашнего вечера.

Началась рутина с мелким ремонтом, оформлением прописки, разбором старых вещей. Чего только не находилось на антресолях и в кладовке, начиная от бронзовых загадочных бюстов и театральных костюмов до старой игрушечной железной дороги и огромных, в общем-то не детских, санок на деревянных полозьях.

Неделя текла за неделей, и всё было хорошо. Сергей сначала прятал ключ от Комнаты у себя в кармане, но, каждый раз неожиданно обнаруживая его на привычном гвозде и задним числом припоминая, что сам повесил его сюда из-за неудобства, оставил эту затею.

Пару раз даже гости заходили, и Сергей сам себе казался смешным, провожая каждого до туалета и обратно в гостиную, где все они были у него на виду.

Он уже начал успокаиваться. Наташа ничем не проявляла своего интереса к Комнате, а для Максима окружающий мир представлялся таким огромным, что вряд ли его сейчас могла заинтересовать скромная дверь в глубине коридора.

Первый гром грянул на день рождения Сергея. В обновлённую квартиру съехались два десятка гостей. Сергей и Наташа готовились к этому заранее. Она занималась столом, а он установил две видеокамеры: одна была направлена на дверь Комнаты, вторая — на гвоздь с ключом. Изображение выводилось на маленький монитор, умещавшийся у Сергея на руке наподобие часов.

Сначала всё шло замечательно. В окружении друзей Наташа была ещё прекрасней, и Сергей любовался ею. Она делала всё, чтобы создать именно для него атмосферу праздника, и все гости необъяснимым образом помогали ей в этом. Много пили, говорили, танцевали (Сергей посматривал на монитор — никто не приближался к ключам), ближе к ночи начали разъезжаться, толпились в прихожей, кто-то пытался затянуть песню.

Сергей взглянул на монитор и привлек к себе Наташу. Шум в прихожей не смолкал.

— Я так тебе благодарен. Я бы не смог жить без тебя.

— И Максима, — подсказала она.

— Конечно, — согласился Сергей и потянулся к ней.

Мир вокруг исчез, когда его губы коснулись её.

Это был последний счастливый день в его жизни.

Через две минуты он понял, что в прихожей неестественно тихо.

Из двери Комнаты торчали ключи.

Сергей не пустил Наташу в Комнату. Он запер дверь за собой и вгляделся в ровно освещённый бесконечный лестничный пролёт.

— Эй! — от безнадёжности тихо позвал он. Ни звука. Он спустился ступеней на пятьдесят и ещё раз крикнул. Не было даже эха.

На белом чистом листе он вывел печатными буквами: «Список № 7».

Не ходить на работу было нельзя. Во-первых, не прокормиться, а во-вторых, бессмысленно. Сидя в квартире, можно было сойти с ума. С таким же успехом можно было не спать, не принимать душ.

Наташа говорила ему, что её совершенно не тянет в Комнату. Особенно когда два следователя, приходившие к ним по поводу исчезновения их друзей, практически с порога отправлялись вниз по Лестнице. Третьего не прислали. Сергея вызвали повесткой, он дал какие-то бессвязные показания, и дело заглохло.

Он знал, что обречён. Он дарил Наташе дорогие подарки, они даже съездили втроём во Францию, но каждая ночь казалась ему последней, и чёрные круги под глазами удивляли коллег.

Всё случилось внезапно. Всего-то за картошкой сходил.

— Ау, я пришёл, — с напускной веселостью закричал он с порога. Из своей комнаты вышел Максим.

— А где мама? — спросил Сергей.

Сын посмотрел на него удивлённо.

Ключ торчал в двери.

Теперь уже не недели — годы текли бессмысленной чередой.

Посвятив жизнь сыну, Сергей пытался найти в ней какой-то смысл, оправдание. Получалось плохо. Когда Максим был на занятиях, Сергей сидел над Лестницей и кидал вниз камешки, считая число ударов по ступенькам. Образ Наташи со временем изменился в его сознании, но ощущение потерянного счастья было таким же острым, как и в день её исчезновения.

Когда Максим был в детском лагере, Сергей предпринял две попытки разобраться с Лестницей. Взяв отпуск на работе и набив рюкзак провизией, он отправился вниз. Неделя вниз, десять дней вверх, сорванный голос, галлюцинации, накачанные мышцы ног, чуть не провалившиеся от бессонницы глаза — вот и весь результат. Потом он пытался забаррикадировать Лестницу. Кирпичная кладка разрушалась на следующий день, а деревянные щиты как по маслу скользили вниз. Кстати, никаких следов — вещей — в своём походе он не отыскал.

Максим перешёл уже в седьмой класс, и Сергею страшно было подумать, что подступает время, когда должен будет выгнать сына на улицу. Можно было бы отправить его за границу, но где гарантия, что, оставаясь с отцом в прекрасных отношениях, Максим вдруг не вернётся, а Сергея не будет дома.

Он тянул время, как мог, но нужно было решаться. Отослав Максима — на месяц, к бабушке, — Сергей твёрдо решился больше не пускать сына в квартиру.

Солнечный свет не радовал, и всё чаще вспоминался отец в прокуренной комнате за тяжёлыми шторами.

Максим вернулся на неделю раньше срока, Сергей был на работе. Лестница молчала.

«Зачем всё это? — думал Сергей. — Что это за боги?»

Почему-то часто стала сниться Наташа. Она смеялась и призывно махала рукой. Смеялась…

«Ты страж». Сильные люди…

Снова завести семью, вырастить другого стража?

Не смешно…

«Смешно? А вдруг они так шутят, просто шутят? Лестница без дна — не смешно ли. Волшебная гора!» — Сергей чувствовал, что сейчас начнётся истерика.

«Горка! Жаль, не ледяная! А почему, собственно…»

Санки из чулана поражали дореволюционной добротностью. Накатанные полозья блестели. Призывно мерцала бездна.

Сергей поставил санки на верхнюю ступеньку и сел в них.

«Это будет незабываемо», — подумал он и оттолкнулся от края.

— Русь! — закричал он во все горло, набирая скорость. — Куда-а-а!

Русь стремительно удалялась. Сани неслись.

Арсений Петрович уже с месяц чувствовал себя нехорошо. С раннего детства усвоенная привычка не оставлять никаких нерешенных дел на завтра позволяла не отвлекаться на житейские мелочи, и поэтому, когда с утра во вторник сердце закололо особенно остро, Арсений Петрович понял, что именно сегодня он должен позаботиться о своей душе.

Арсений Петрович был примерным прихожанином Троицкой церкви уже больше шестидесяти лет. Впервые в церковь его привела мать — женщина добрая и набожная. Величие и красота храма, таинство службы так поразили маленького Арсения, что его дорога к Богу была естественной и легкой, а вера — незыблемой. Он закончил школу (не без сложностей, конечно, какой искренне верующий человек мог учиться в советской школе без сложностей), но продолжать образование не стал, устроившись дворником в ветеринарную клинику. Работа оставляла достаточно времени для церковных дел: у Арсения Петровича обнаружился неплохой бас, и уже в двадцать лет он пел в церковном хоре.