Лучезарный - Бычкова Елена (1) Александровна - Страница 17

Вилы выпали из ослабевшей руки храбреца. Он завопил и бросился бежать. А его приятель застыл на месте, глядя на зверя пустыми остекленевшими глазами.

Легкая добыча. Эмил опрокинул его на землю, вцепился в шею. Из разорванного горла брызнула кровь. Минуту тело дергалось и билось, потом затихло. Волк облизнулся и бросился за вторым. Догнал на краю поляны. Этого не стал убивать быстро. Притащил визжащую и почти не сопротивляющуюся жертву к развалинам, бросил на камни.

Парень увидев своего соседа, валяющегося в луже крови, не придумал ничего лучшего как грохнуться на колени перед полудемоном и заскулить:

– Господин, колдун! Не убивайте! Больше никогда… Никогда больше…

Он пытался выговорить, что больше никогда не придет сюда. И Эмил верил – действительно не придет.

Демоны тянут силу из человеческой боли и ужаса. Он тоже был демон, пусть всего лишь наполовину. Тонкая ниточка тепла и жизни. Совсем немного, но лучше, чем ничего.

Спустя час, Эмил сидел, осматривая себя. Уже не лапы, но еще и не руки. Шерсть. Волчья морда слегка изменилась, однако способность говорить, по-прежнему, была утеряна. Одной смерти, путь и мучительной, мало. Он поднялся, равнодушно обошел то, что осталось от крестьянина, послужившего энергетическим источником, и побежал в лес.

За три дня колдун убил еще двоих – старуху, собиравшую травы, и оборванного пьяницу, храпящего под кустом.

На четвертый день блуждания в чаще Эмил наткнулся на поляну, по краю которой росли искривленные больные деревья с бледно-зелеными поганками у корней. В центре ее виднелась проплешина. Люди называли такие места ведьмиными кольцами и старались держаться от них подальше.

Колдун вышел в круг и принялся рыть землю. Затем лег в неглубокую яму, вжался в почву. Снизу сочилась слабенькая аура темной силы, и он терпеливо собирал ее капли, не двигаясь с места целые сутки…

Как он и ожидал, тело стало меняться. Однако вместе с изменениями пришла боль. Она выкручивала суставы. Сводила челюсти. Скручивала удлиняющиеся пальцы. Вонзалась в распрямляющийся позвоночник. Эмил катался по траве и стонал сквозь зубы уже совсем по-человечески.

Потом долго лежал, не в силах пошевелиться, сквозь усталость чувствуя сосущую боль в душе и сокрушающее чувство вины. Он хотел убивать, чтобы отгородиться от него. Но чем больше было смертей, тем сильнее становился «голод». После каждой новой жертвы смутное ощущение покоя возвращалось. И так же быстро проходило. Черная бездна, распахивающаяся в душе, требовала новых чужих мучений, новой силы, а желудок – новой крови.

На шестой день он поймал кролика. Волчье чутье подсказало, какое вкусное и теплое у него мясо, как приятно захрустят на зубах тонкие косточки. С голодным рычанием он разорвал маленькую тушку зверька, вгрызаясь в его бок, и вдруг услышал совсем рядом, у дерева, за которым сидел, тихий шорох, шаги, размеренное человеческое дыхание.

Колдун выпустил добычу и резко обернулся. У дуба стоял мальчишка-подросток, которого он уже видел в лачуге, где очнулся и откуда убежал. Лицо этого смертного отличалось от туповатых физиономий местных жителей. Кудрявые каштановые волосы были аккуратно причесаны, и пахло от него не навозом и потом, как от деревенских жителей, а лугом, земляникой…

Эмил заглянул в янтарно-карие глаза и вдруг, на мгновение, увидел себя со стороны. Полузверь, полудемон, жуткая сгорбленная тварь, покрытая клочьями шерсти, с оскаленной звериной пастью и черными когтями, испачканными свежей кровью. Любой, увидев такое в лесной чаще, бросился бы прочь, вопя от ужаса.

Но мальчишка продолжал спокойно рассматривать его, не собираясь уходить. И почему-то не боялся. От него не веяло кисловатым запахом страха, который принуждал мгновенно броситься на дрожащую жертву. Голодное рычание заклокотало в горле волка, задние лапы, напряглись, готовясь к прыжку. Зверь уже представлял, как вопьется в беззащитное человеческое горло, но подросток вдруг заговорил:

– Эмил, – произнес он тихо. – Ты меня не узнаешь?

Что-то смутное, раздражающе знакомое было в его голосе и взгляде. Рычание на мгновение стихло в глотке полудемона, он пристальнее вгляделся в человека. Но мутная ярость снова резанула изнутри, и волк опять оскалился.

– Я Мёдвик, – тот медленно шагнул вперед, протягивая руку. – Я искал тебя. Ты меня совсем не помнишь?

Колдун попятился, не спуская взгляда с длани, тянущейся к нему.

– Эмил, – прошептал мальчишка. – Я хочу помочь.

Его голос приводил волка в смятение, пробуждал в памяти какие-то давние, почти забытые чувства. Тревогу. Колдун понял, что не может убить странного подростка, не испытывающего страха. Лучше уйти, оставить его в покое.

Волк отступил на шаг. Отвернулся. И тут его головы, покрытой землей и засохшей кровью, коснулась легкая ладонь. Эмил замер, не зная, что делать – впиться в руку, посмевшую дотронуться до него, или стоять, не двигаясь, впитывая тепло, исходящее от нее.

– Пойдем со мной. – Мёдвик не просил, он приказывал, мягко, но настойчиво. – Идем…

Колдун снова зарычал, не зная, как поступить.

– Не надо, – тихо ответил мальчишка, в ответ на его угрозу. – Тебе будет только больнее… Идем со мной, я помогу.

И вукодлак послушался. Он пытался передвигаться как прежде, на четырех лапах, но мальчик не позволил.

– Я знаю, что больно. Но ты человек. Помни о том, что ты – человек.

Идти прямо было трудно, однако он снова подчинился, завороженный тихим голосом.

Они медленно шли через чащу, продирались через кусты, перелезали через кучи бурелома. Один раз пересекли широкую лесную дорогу. Совсем недавно здесь проехала телега, крепкий запах лошадиного пота все еще стоял в воздухе. Колдун шумно принюхался, но Мёдвик снова заговорил с ним, и мысль об охоте забылась.

Время от времени смутное беспокойство начинало шевелиться в душе колдуна, но его заглушал тихий голос человека.

Долгий путь через лес закончился на солнечном берегу круглого озера. Здесь у самой воды догорал маленький костерок. От него едко пахло горящим можжевельником и еще чем-то незнакомым. Едва этот запах коснулся ноздрей полудемона, как он почувствовал слабость. Она медленно разлилась по всему телу, наполнила голову тяжелым туманом. «Опасность!» – закричало во весь голос звериное чутье, но бежать было поздно.

Вукодлак вдруг понял, что не может стоять. Лапы подогнулись и мягко опустили его в траву. Тихое рычание вырвалось из пасти и тут же смолкло, сжавшееся горло больше не могло выдавить ни звука. Веки потяжелели, но прежде чем зрение погасло, Эмил увидел, как Мёдвик вытаскивает из костра длинный прут с раскаленным кругом на конце, таким обычно клеймят животных, и медленно приближается к нему…

Колдун проснулся от боли. Но теперь она жгла не изнутри, а снаружи. Болело солнечное сплетение, запястья, ступни, голова… Он понял, что лежит на спине, а над ним раскинулся купол ночного неба, куда летят красные искры. Едва слышно плескалась вода в озере. От земли тянуло прохладой.

Эмил попытался перевернуться на бок, и со второй попытки это удалось. Он увидел кромку берега, заросли пожухшего камыша, костер. Возле него сидел тот самый подросток, который привел сюда. Голова мальчишки клонилась на грудь, каштановые волосы завесили лицо. В руке Мёдвик держал все тот же длинный железный прут.

Колдун приподнялся. Он находился в круге, выложенном разноцветными камнями – белыми, розоватыми и черными. На внешней стороне каменной линии были нарисованы символы защиты и подчинения. Полудемон в недоумении протянул руку (она оказалась черной с длинными когтями, и это тоже слегка удивило его), чтобы дотронуться до ближайшего знака, но его вдруг отшвырнуло назад и обожгло. Боль, вспыхнувшая во всем теле, была такой сильной, что он зашипел. Схватился за ладонь и увидел на ней глубокий красный ожег в форме двух полумесяцев. Точно такие же раны оказались на груди и на ногах – их выжгли раскаленным железом.

Мёдвик вздрогнул, просыпаясь. Вскинул голову.