Леди и война. Цветы из пепла - Демина Карина - Страница 28

• Предыдущая
• 28/73
• Следующая

— Он запомнит ваш вкус, и запах, и саму вашу суть, которая в крови прописана, — заметил маг, улыбаясь благодушно. — И если все-таки тебе вздумается бежать, найдет.

Холодные скользкие пальцы разжались.

— С мужскими особями работать не так интересно. А вот женские… женщины куда выносливей мужчин. И полезнее. Ты не представляешь, насколько удивительными возможностями тебя одарила природа. Только женщина способна дать истинную жизнь. Какую… другой вопрос.

Не мертвец, значит… значит, они берут живых людей и делают вот это?

— Вы пытаетесь меня напугать?

Уж лучше умереть, чем превратиться в карто. Или в нечто подобное.

У Меррон в сапоге есть нож. До сердца не добьет, клинок коротковат, но если вскрыть горло… сонную артерию… пусть догоняют на том свете.

— Конечно, милая дева, я пытаюсь тебя напугать. — Харшал одернул рукава. А насколько сам он живой? — И если в тебе есть хоть капля разума, ты будешь бояться.

— Зачем?

— Затем, чтобы твой страх удержал твоего друга от глупостей. А если страха будет мало, то… да, ты правильно угадала. Карто делают из живых людей, и до самого последнего момента эти люди остаются в сознании. Не потому, что нам нравится издеваться над разумными существами…

А ему нравится. Лично ему, толстому, но уже совершенно недружелюбному Харшалу-как-его-там, мастеру, эмиссару и чужаку, что разглядывал Меррон с интересом, но не тем, который она выдержала бы.

Как-нибудь, но выдержала бы.

— …но боль привязывает. В какой-то момент она превращается в удовольствие, их же ненависть становится любовью. Не выходи из шатра. Одежду и еду тебе принесут. Будь добра, прояви благоразумие.

Он ушел, а карто остался.

Сидел, уставившись на Меррон, смотрел и улыбался.

Благоразумие, значит…

…бояться.

…и ждать, когда же Харшал решит, что страха недостаточно.

Завтра? Послезавтра? Дня через три-четыре? Или его терпения хватит недели на две?

Дар вернется. Он ведь обещал. И значит, сдержит слово. Надо просто не думать о плохом.

Не получалось.

Ей и вправду принесли еду — жирную кашу из белой мягкой крупы, которая не имела вкуса, сухие лепешки с острой чесночной посыпкой и свежий сок. Меррон заставила себя есть, отчасти потому, что карто, устроившись на ковре, следил за ней и, вероятно, заупрямься она, накормил бы силой. Отчасти поэтому упрямиться было глупо. Если с ней захотят что-то сделать, то сделают без ядов и магических зелий.

— Все, я поела. Спасибо большое. — Меррон вспомнила, что тетушка учила быть вежливой с людьми, вне зависимости от их положения. Но карто не был человеком.

Он забрал посуду и исчез, чтобы вернуться со свертком.

— Это я не надену!

Карто заворчал.

— Я не ношу такое!

Покачнулся, точно потерял вдруг равновесие, но вдруг оказался рядом. Настолько рядом, что Меррон затошнило. Поднявшись на ноги, карто подцепил рубашку скрюченным пальцем и дернул.

Он и вправду разумен.

Демонстрирует силу.

Проводит твердым когтем по шее, и намек этот не понять невозможно.

— Я… я все поняла. Отойди. И отвернись, пожалуйста.

Отошел, но не отвернулся.

Одежда… это же ерунда. Замерзнуть она не замерзнет. От голода умереть тоже не дадут. И значит, в какой-то мере жизнь удалась. А что в широченных штанах из тонкой ткани и маечке, которая едва-едва грудь прикрывает, Меррон неуютно, так это мелочи.

Она кое-как завернулась в длинное полотнище густого лилового оттенка. А туфли без задников, но с закрученными носами и вовсе хороши. Конечно, в таких только по шатру и гулять, но Меррон дальше и не надо.

— Доволен?

Определенно карто был доволен, оскалился и язык в ноздрю засунул, небось одобрение выражая. Но главное, что из шатра убрался вместе со старой одеждой. Хорошо, что нож Меррон переложила под подушки. Карто не заметил? Вряд ли, скорее не придал значения.

Меррон легла и, подтянув ноги к груди, обняла колени.

Не стоит думать о том, что может случиться… а о чем тогда? О чем-нибудь приятном.

О доме, например.

…какой у протектора может быть дом? Не тот, в котором ей было бы уютно. Меррон представляла себе обыкновенный, небольшой, но чтобы сад, и яблони, и растреклятые розы, до которых у нее вечно руки не доходили, и чтобы в саду беседка стояла, белая… летом в беседке самое то — чай пить, с медом, орехами и пряниками.

Чушь какая.

Что она о протекторах знает? Ничего. Но вряд ли они станут чаи в беседках распивать. Да и сама она не годится на роль жены. Нужна леди, а Меррон… из нее не получится. Вообще, если разобраться, она давным-давно мертва и похоронена. Не лучше ли для Дара будет не возвращаться? В мире множество женщин. Красивых. Умных. Чтобы манеры и характер, как в тетиной книге написано, чтобы прелесть ума, тонкий склад души и несомненное глубокое уважение к супругу. Еще, кажется, про добродетельность упоминалось вместе с благовоспитанностью. А Меррон вести себя не умеет. И вечно злится без причины.

Она уснула, прикусив ладонь, чтобы не разреветься от жалости к себе…

Сон не принес облегчения. Стало хуже.

И день тянулся неимоверно долго.

Следующий за ним — еще дольше…

…и потом тоже.

Меррон устала отмечать дни, завязывая узелки на шелковой веревке. Каждый новый пугал тем, что вот сегодня Харшал поймет, что за ней не вернутся.

Что тогда?

И нож, который Меррон носила с собой, уже не скрывая — в нынешнем ее наряде было сложно что-то скрыть, — подсказывал выход. Больно не будет… будет, но не настолько, чтобы не выдержать. Все лучше, чем нежитью становиться.

Вот только решимости не хватало.

Когда узелков стало много — Меррон не желала считать их, на лагерь напали…

Ее разбудил шорох. Спала Меррон чутко, иррационально надеясь, что если вдруг за ней придут ночью, то она успеет проснуться и ударить себя ножом.

Шелковый полог пробила стрела с огненным хвостом, она уткнулась в подушку, и подушка вспыхнула. Рассыпались искры, оставляя ожоги на белом ковре. И тонкие плети пламени поползли по стенам шатра. Снаружи доносились крики, вой, лязг какой-то и вовсе непонятный грохот. Горели повозки и самый дальний из шатров, тот, в котором Харшал больше всего времени проводил. Мелькали тени лошадей, людей и нелюдей. Стрелы полосовали ночь. Что-то хрустело… ломалось…

…Харшал разозлится.

И примет решение. А значит, нет смысла ждать. Если добраться до лошади… а на лошади — до границы… если хоть немного повезет…

Немного повезло: Меррон добралась до коновязи. Навес пылал. Визжали ошалевшие лошади, на спины которых сыпались искры и горящая солома.

— Ну надо же, какая встреча!

Этот голос Меррон узнала бы из многих.

— А ты изменился…

Обернуться не позволили. Ударили сзади. Больно.

И темно.

Только слышно, как хрипят, силясь вырваться, кони… а потом совсем уже ничего не слышно.

Дядя сразу все понял, наверное, он давно ждал, с той самой встречи в городе, которая случилась после свадьбы. И теперь испытывал не страх, хотя ему было чего бояться, но несказанное облегчение.

Отпустив сиделку, Кайя прикрыл дверь.

Вот и что ему делать?

— Мне бы следовало воспользоваться случаем и красиво помереть. — Магнус с трудом подтянулся и сел, опираясь на пуховые подушки.

Он стар. Изможден.

И на него не получается злиться. Ненавидеть. Таить злобу.

— Ты достаточно здоров? — Кайя неуютно. Он не хочет быть здесь и не может отделаться от мысли о том, что снова оставил Изольду.

Если вернуться к ней, отложить разговор на день. Или два. Все равно ничего не изменишь.

Трусость.

— Смотря для чего. Чтобы не помереть — пожалуй. Чтобы жить… спрашивай. Врать не стану. Не потому, что ты узнаешь. Просто не стану. Только сядь. Не могу, когда ты так маячишь.

Кайя подчинился. Табурет сиделки под его весом заскрипел, но выдержал. Что до вопросов, то ему важен один:

— Почему?

• Предыдущая
• 28/73
• Следующая