200 лет спустя. Занимательная история каучука - Азерников В. - Страница 21

• Предыдущая
• 21/29
• Следующая

Нет, наверное, все-таки не только мечтал, но и надеялся и ждал. Ждал подходящего момента, когда задуманную и осуществленную реакцию можно будет мобилизовать на службу промышленности. Поэтому-то, когда в конце 1925 года Лебедев узнал об объявленном конкурсе, решение созрело мгновенно.

Известный ученый, уже двадцать пять лет работающий в химии, руководитель отдела в Ленинградском университете, Лебедев создает специальную группу ученых-энтузиастов. Семь человек — пять из них его ученики — собираются в свободное время при лаборатории общей химии в Ленинградской военно-медицинской академии. Вся группа прекрасно понимает, что желание участвовать в конкурсе никак не освобождает их от основных обязанностей и что работать придется во внеурочное время — по вечерам, по воскресеньям. Это значит на два года забыть об отдыхе, о театрах, о кино, о гостях, забыть обо всем, кроме каучука. Вся группа знает, что эта работа потребует нечеловеческого напряжения сил — и физических и духовных. Два года на большое исследование — это почти ничего. А если это исследование ведется во многом впервые, ощупью, почти в потемках — это уже не почти ничего, а просто ничего. А если еще работа делается на конкурс — точно к сроку, день в день, точно по заданным условиям, пункт в пункт; если где-то рядом в других лабораториях работают другие группы таких же энтузиастов и так же настойчиво стремятся к цели; и если цель эта неизвестна, потому что каждый держит ее в секрете, и, следовательно, у кого-то она может быть и ближе и яснее и, значит, все усилия напрасны, к финишу придет первым другой, — если работа ведется в такой обстановке, то два года для нее — это вообще не срок и лучше за нее даже и не браться.

Но Лебедев и его помощники взялись за нее. Вспоминая это время, одна из участниц этой работы писала: “Сергей Васильевич всем руководил, всё направлял, вникал во все детали, каждую новую операцию он проводил сам и только после этого передавал ее помощнику. С осени 1927 года работа велась лихорадочным темпом, с большим напряжением сил. Успели ее выполнить к сроку только благодаря большому опыту Сергея Васильевича, его блестящей интуиции и его умению своим примером зажигать энтузиазмом помощников”.

Однако главная заслуга Лебедева была не в том, что он оказался прекрасным капитаном корабля дальнего плавания, как можно представить себе конкурсную группу, а в том, что еще до того, как были подняты якоря, он наметил точный курс — смело проложил верную дорогу на белой карте дальнего поиска. Перед каждым, отважившимся поднять паруса на поиски СК, открывались два пути. Первый — самый вроде бы простой. Попытаться подражать природе: сделать СК из того же вещества, из какого делает каучук природа, — из изопрена. Второй — построить СК из другого вещества, более доступного, чем изопрен. Первый путь был уже не однажды испробован учеными разных стран, и большого успеха никто из них не добился. Второй также не был целиной. Вспомните хотя бы немецкий метил-каучук. Однако в этом втором пути могло быть много параллельных тропинок, потому что многие вещества давали при полимеризации продукт со свойствами каучука.

Лебедев выбрал второй путь.

А среди всех тропинок он выбрал ту, по которой шел однажды, семнадцать лет назад, молодым и никому еще не известным ученым.

Он решил сделать каучук из бутадиена.

Но если тогда, в 1909 году, он не ставил перед собой иных задач, кроме чисто научных, то теперь он должен был думать о новых условиях, поставленных правительством. Каучук должен был быть промышленным. Это значит — дешевым, это значит — легко получаемым, из доступного сырья.

Для опытного образца цена и затраты времени роли не играют; для промышленных партий они — главное. Помните, немцы получали свой метил-каучук по шесть месяцев; чем это кончилось? Отставкой метил-каучука.

Поэтому бутадиеновый каучук теперь надо получать по-иному. Как? Вот это-то и надо было установить.

Сначала Сергей Васильевич решил получать его из нефти. Нефти в СССР много, так что сырьевая база хорошая. Но потом, попробовав, отказался от нефти.

И потерял драгоценное время.

А рисковать нельзя. Всего лишь одна ошибка могла дорого обойтись. А две — могли оказаться смертельными для работы.

Но Лебедев не допустил второго промаха. Отказавшись от нефти, как исходного сырья, он выбрал спирт.

И нащупал верную дорогу.

Спирт — доступный продукт. Его широко получали в то время в СССР из пищевых продуктов, главным образом из картофеля. Надо было только разработать способ быстрого и полного превращения его в бутадиен.

Вот на это и ушла часть отпущенного срока.

Сергей Васильевич решил использовать для этого превращения катализатор — вещество, ускоряющее и направляющее химическую реакцию в нужную сторону.

В качестве катализаторов химики применяют многие соединения, и очень важно суметь найти и угадать то единственное вещество, которое может подойти наилучшим образом.

Лебедев решил применить в качестве катализатора некоторые природные глины. Того, что он смог достать в Ленинграде, ему было мало. Поэтому даже летом, находясь в отпуске в Крыму, в Коктебеле, он занят тем, что бродит по окрестностям и собирает образцы глин. Он не просто гуляет — он внимательно смотрит под ноги. Он не просто лежит на земле, загорая, — его интересует то, на чем он лежит, ибо, может быть, он лежит как раз на том, что ищет, — на нужной ему глине. Собранные образцы Лебедев отсылает в Ленинград и каждый день нервничает, ждет ответа. Наконец он приходит: глины ведут себя в работе хорошо. Возвращается в Ленинград Лебедев, как геолог, нагруженный разными глинами.

Но, справившись с одной задачей, нужно было тут же решать другую. Нужен был еще один катализатор — для превращения бутадиена в каучук.

После некоторых колебаний Лебедев остановился на натрии — легком, светлом металле. И хотя многие были против натрия, Лебедев настаивал на своем. И настоял все-таки. И время доказало, что он был прав.

Наступила осень 1927 года. До истечения срока конкурса оставались считанные месяцы. Работа подходила к концу.

Это были очень трудные месяцы. Хотя основное направление было выбрано, и опыты показали, что выбрано оно правильно, оставалось еще много работы. И чем ближе к концу, тем больше обнаруживалось всяких недоделок, неясностей, которые нужно как можно скорее устранить, ибо время быстротечно, оно неумолимо тает, приближая последний день декабря — последний день, в который еще можно что-то поправить, доделать, дописать.

Трудность увеличивалась еще тем, что все приходилось делать самим. Сами закупали подсобные материалы, сами таскали лед с Невы. Сергей Васильевич работал и руководителем, и исполнителем, и лаборантом, и слесарем, и стеклодувом, и электромонтером. В каком невероятном темпе велась работа, вы можете догадаться по тому, что еще 30 декабря вечером она шла полным ходом.

Уже куплен билет в Москву, уже готов опытный образец и ящик для него, а работа еще не кончена.

Уже подан на московский вокзал поезд Ленинград — Москва, уже началась посадка, а Сергей Васильевич еще дописывает схему процесса. Работа ведется как на конвейере. Свои листочки Лебедев передает помощнице. Она, торопясь, переписывает их начисто. Еще двое сотрудников укладывают каучук и описание в ящик.

Все ежеминутно смотрят на часы: успеют или не успеют?

Наконец поставлена последняя точка. Последний листок уложен в ящик. Вбит последний гвоздь. Один из сотрудников, рискуя опоздать, мчится на вокзал.

И успевает.

Через несколько минут поезд увозит в Москву небольшой ящик с загадочной надписью “Диолифин” — двухлетний напряженный труд восьми энтузиастов, восьми бескорыстных ученых, детище Сергея Васильевича Лебедева.

И хотя сейчас все восемь так устали, что у них, кажется, нет никаких сил, они еще долго не расходятся, вспоминая эти промелькнувшие два года, смеются, радуются. Хотя они не знают еще, можно ли им радоваться.

Четыре месяца тянется томительное ожидание. Лишь в начале апреля становится известно: их работа признана лучшей.

• Предыдущая
• 21/29
• Следующая