Я – паладин! - Косенков Виктор Викторович - Страница 29

– Кой черт ты мне на дороге попался?! Чтоб тебе пропасть совсем, волчонок! – всплеснул руками дед.

А Леон все тянул свое:

– Дяденька, не надо.

– А! Чтоб тебе лопнуть! Уйди с дороги, зашибу! – Старик вскочил на козлах, замахнулся. Леон сжался, пытаясь одновременно прикрыть и лицо, и маленькую сестренку. Но удара не было.

Мальчишка осторожно посмотрел на деда. Тот стоял на козлах и смотрел куда-то вперед.

Леон обернулся и увидел, как несутся по дороге четверо всадников в черных хламидах, которые развеваются за спиной, как крылья.

– Мать честная, – выдохнул дед и дернул поводья. – А ну, малец, в телегу!

Леон шустро прыгнул на сено. Ухватился за борта. А старичок уже шустро разворачивал лошаденку.

– Пошла-пошла, родимая! Эх, выноси! – И он что было сил стеганул животное вдоль хребта. Лошадь заржала и неожиданно сильно дернула, Леон едва не упал. – Пошла! Ой, пошла!

Старик хлестал лошаденку что было мочи, гнал не жалея сил.

Но всадники нагоняли.

Телега подпрыгивала и тряслась. Громыхали деревянные, обитые железной полосой колеса. Все свои силы Леон прилагал к тому, чтобы не упасть и чтобы не выронить сестру. Маленькая Злата заходилась в плаче, ее маленькое личико сморщилось и покраснело, но за грохотом ничего слышно не было. Наконец мальчишка упал на что-то мягкое, уперся ногами в борта и обхватил малышку обеими руками. Теперь он хорошо видел, как настигают их всадники! Высокие, черные фигуры вырастали, закрывали небо! И как Леон ни старался, он не мог разглядеть лиц под глубокими капюшонами, только раз мелькнуло что-то неясное в темноте.

Когда всадники поравнялись с телегой, старик бросил поводья.

Взмыленная, едва живая лошаденка, почувствовав свободу, тут же перешла на шаг. Ее бока тяжело вздымались.

Миг. И встала. Тяжело подкосились передние ноги. Животное упало грудью в дорожную пыль. Из пасти при каждом выдохе летели клочья пены.

Всадники окружили телегу. Леон прижался спиной к старику, пряча сестренку в платке.

– А ну! – ерепенился дед. – Чегой-то?! Мы честные люди! Мы честные! Оброк платим! Чегой-то?!

Всадники молчали. И когда из складок балахона выпорхнул легкий, отдающий зеленью клинок, старик вскочил на козлах и, закричав какое-то отчаянное «Э-эй!», стеганул ближнего к нему кнутом! Всадник увернулся, и удар пришелся в коня. Тот зло заржал и взвился на дыбы! Сбросил седока!

Леон белкой метнулся прочь из телеги! А старик замахнулся на второго всадника, да так и замер. Зеленое лезвие торчало у него из груди. По белой, застиранной, но все еще аккуратной рубахе растекалось красное. Всадник выдернул меч. Дед осел и кулем повалился на дорогу. Рядом со своей лошадью.

Всего этого Леон не видел. Он мчался по лесу, уворачиваясь от веток, норовивших ударить в глаза. Злата надрывалась в плаче. Мальчишка бежал через чащу куда глаза глядят.

Но бессонная ночь, страх и усталость сделали свое.

Ноги Леона путались, то и дело он спотыкался. Иногда даже падал в кусты. Снова вставал, пытался бежать. А когда в ноге что-то громко хрустнуло, обожгло болью, и земля ушла из-под ног, мальчишка пополз.

Выбравшись на большую поляну, Леон подтянул поближе Злату и сжался в комочек.

Вскоре послышались осторожные шаги и шелест листьев. Головы мальчишки коснулась черная ткань. Леон вздрогнул и сжался еще сильнее. Зажмурился. Он кожей ощущал, как замахивается неизвестный мечом и вот сейчас зеленоватое лезвие распорет ему бок, вопьется во внутренности.

В воздухе коротко и зло свистнуло. Что-то ударилось. Упало совсем рядом.

И кто-то оглушительно гаркнул:

– Не стрелять! Живым брать!!!

Земля задрожала от топота ног! Леон приоткрыл глаза и увидел, что на расстоянии вытянутой руки перед ним лежит фигура в черном балахоне. А из-под капюшона у нее дрожит черно-красным оперением стрела. Где-то зазвенела сталь. Кто-то вскрикнул. Выругался. Что-то больно стукнуло Леона в лодыжку, но он не обратил на это внимания. Дрожащей рукой мальчишка отодвинул ткань капюшона в сторону.

На него смотрело молодое, отливающее зеленью лицо. Тонкий, острый нос. Острые уши и темные прямые волосы. Один глаз широко распахнут, а вместо другого торчит стрела.

– Крестьянин?! – раздался над головой зычный голос. – Вы живы?

Леон с трудом повернул голову.

Блестящие доспехи, огромный рост, длинный меч.

Паладин.

– Крестьянин?

– Как же я вас ненавижу, – просипел мальчишка. – Ненавижу.

И заплакал.

В город их отпускали не часто. Жизнь кадета проходила в школе, среди наставников, других кадетов, занятий и бесконечной физической подготовки.

Иногда они месяцами метались между лекционными залами и плацем, вечером падая на жесткую кадетскую постель в полном изнеможении. Но были дни, когда двери школы паладинов открывались, стража брала «на караул» и вечно перекрещенные алебарды упирались в небо.

Свободный день.

Тогда стены грозной крепости, в которой ковалась будущая опора Империи, пустели.

Уходили в город ученики, наставники, и только те, кому не посчастливилось в этот день попасть в дежурную роту, уныло тянули лямку службы.

Замок паладинов был значительной частью Верхнего города, где располагался императорский дворец, инквизиторская капелла, башня магов и дома знатных особ. Нижний город населяли простые жители. Там были улицы торговцев, улицы кожевенников, кузнецов, резчиков по дереву, аптекарей, алхимиков, художников и еще шут знает кого. Там говорили на всех имперских наречиях, торговали всем, что только есть на свете, и делали любые вещи, которые можно было себе представить. Там была жизнь.

Верхний город казался юным кадетам скучным и занудным. Тут жила знать, которая редко появлялась на улице без кареты и сопровождения, а торговых лавок не имелось вовсе. Таверны и корчмы, где всегда было шумно, оставались внизу. И именно туда направлялась большая часть кадетов.

– Леон! Леон! Пойдем с нами! В «Зеленой лисе» сегодня будет весело, стрелки обещали подойти!

Юноша, уходящий вверх по мощенной брусчаткой улице, только махнул рукой.

Летний ветер дул ему в лицо, надувая пузырями тонкую шелковую рубашку. Тут было прохладно, но он не жалел о том, что не взял с собой кадетский плащ – штуку тяжелую, хотя и надежную.

Путь Леона лежал к капелле инквизиторов, туда, где возле огромного, с множеством колонн и переходов здания приютился небольшой монастырь.

Монахиня, что дежурила у входа, Леона знала в лицо.

– Здравствуйте, матушка Габия.

– Ага, наш кавалер пришел. – Она зябко куталась в пуховый серый платок и вязала что-то длинное толстыми деревянными спицами. – Сейчас, сейчас.

– Да я пройду, я ж знаю куда… – Леону было неудобно тревожить старушку. Но та была непреклонна:

– Нет уж, не положено, чтобы молодые отроки по монастырю ходили без сопровождения. А ну, как случится чего? Кто тогда отвечать будет? А?

И она добродушно погрозила ему пальцем.

– Так я ж к сестре.

– Ну, у нас не только сестра твоя. Девиц полно!

Она тихо засмеялась, с хитрым прищуром глядя на Леона. Тот почему-то смутился.

– Хорошо, кадет…

Старушка поднялась на удивление легко. Потуже завернулась в платок и потянула на себя створку двери. Петли коротко скрипнули и подались.

– Пойдем, пойдем. – Она поманила его рукой. – Не холодно в такой легкой одежде?

– Не знаю. – Леон пожал плечами. – Лето же.

Они шли по большому саду. Высокие деревья, цветы, лекарственные травы и усыпанные песком дорожки. За монастырскими стенами было как-то по-особому тихо. Будто и время остановилось тут.

– Хорошо вам, молодым. А мне что лето, что зима. Холодно. Кровь и не греет вовсе. Да. Ну а вот что там слышно в мире?

– Ничего не слышно, – пожал плечами Леон. – У нас только науки да бои…

Старушка вздохнула.