Пропавшие среди живых (сборник) - Высоцкий Сергей Александрович - Страница 54
- Предыдущая
- 54/69
- Следующая
— Ну теперь давай на Ивановскую. Тебя как зовут-то, шеф?
— Женя, — ответил Хилков. — Евгений Степанович.
— Давай, Евгений Степанович, гони на Ивановскую. Надо и нам с тобой отдохнуть.
Некоторое время он молчал, а потом вдруг спросил:
— У тебя, Евгений Степанович, телефон дома есть?
— Есть. А что? — удивился Хилков.
— Да если когда понадобишься. Ведь не откажешься?
— Нет, почему же… Я всегда готов с серьезными людьми работать, — сказал Хилков.
— А что насчет машины он трепался — ерунда все это, — сказал Федор Борисович. — Подпил немного, кровь горячая. Но денежный парень. Ему все равно, чья машина, откуда… Ни паспорт не нужен, ни техталон… Платит шесть тысяч — и концы. Шесть тысяч… — мечтательно протянул Федор Борисович. — Ну да ты о них не думай. Пустое это…
На Ивановской, у большого гастронома, бородач попросил остановиться, записал телефон Хилкова и, крепко тряхнув руку, распрощался. Разворачиваясь, Хилков мельком увидел, как Федор Борисович свернул в какой-то проулок.
Позвонил он через неделю. Хилков собирался на работу. Его смена опять была с восьми вечера. Он сразу узнал жизнерадостный басок бородача:
— Ты мне, шеф, завтра на весь день нужен. Сможешь?
Хилков подумал: «Договорюсь со сменщиком», — и ответил утвердительно. Они условились, что Хилков приедет к десяти на Ивановскую.
— Постой у гастронома, — сказал Федор Борисович.
Полдня они колесили по городу. Начали с аэропорта. Встретили там одного из новогодних пассажиров, молодого с усиками, и отвезли в «Ленинград». Звали пассажира Георгием. На этот раз он не напоминал о машине. Был чем-то озабочен и все время вздыхал. Так вздыхал, что Федор Борисович наконец не выдержал и сказал с сердцем:
— Да брось ты вздыхать, парень, еще смерть не пришла! Все образуется.
Георгий прилетел с двумя огромными чемоданами, и Хилков помог ему их занести в вестибюль гостиницы.
Потом целый час Хилков ждал Федора Борисовича у валютного магазина в порту. Он знал, что в этом магазине продают на боны Морфлота, и подумал: «Может, бородач торгаш? Из дальнего плавания вернулся, а теперь кутит? А что — похоже. Вон какой крепыш. И весельчак. Они, торгаши, все такие. Жизнь у них красивая. Только не староват ли для флота?»
Федор Борисович вернулся из магазина с большим пакетом.
— Живем, шеф. Отоварился. И для души, и для желудка. — Он уселся на заднее сиденье, бережно разложив свои покупки. И всю дорогу до Ивановской придерживал их рукой. Остановиться попросил опять у гастронома. Один пакет протянул Хилкову.
— Это тебе, шеф, для первого знакомства. Нравишься ты мне, парень… Платочек жене подаришь.
Хилков взял пакетик. Он был тяжелый. Сказал:
— Спасибо, Федор Борисович. Только я холостяк.
— Ну тем более, девке подаришь, — словно обрадовался бородач. — Это еще интереснее. Подожди меня, — бросил он, вылезая. — Отнесу — обедать поедем…
Когда бородач ушел, Хилков развернул пакет. Там была большая прямоугольная бутылка с красивой наклейкой — бородатые воины в красных одеждах с алебардами, и маленькая, с простенькой желтой наклейкой. Хилкову уже попадались бутылки с воинами. Это был джин. А вот маленькую он держал в руках впервые. Кроме бутылок, был яркий платок в красивой обертке. «А это я Галке отвалю», — радостно подумал он. С Галкой Лавровой он познакомился недавно, но похоже было, что эта пышная блондиночка привязала его всерьез.
Обедали с бородачом на Московском вокзале, в шумном, чуть дымном, но с белоснежными скатертями ресторане. Федора Борисовича здесь знали. Молодой официант поклонился ему как старому знакомому и отвел за пустой столик в углу.
— Пить я буду один, — предупредил бородач официанта, — у моего друга язва… Не смотрите, что молодой и краснощекий. Так ведь, шеф? — спросил он у Хилкова.
Хилкову не понравился чересчур развязный тон бородача, но он смолчал.
А бородач диктовал официанту:
— Водочки триста, две бутылки боржоми… — Здесь официант хотел что-то сказать, наверное, что боржоми нет, но Федор Борисович предупредил его, подняв руку: — Поищешь, поищешь… Икры черной… Севрюжку, огурчики-помидорчики. Миножек нет?
— Найдем, — коротко ответил официант.
Бородач продолжал диктовать. Хилков вставил робко:
— Да ведь мы вдвоем, Федор Борисович… Не съедим.
Тот только рукой махнул:
— Э-э! Стоит начать. Как в брюхе ни тесно, а все найдется свободное место. Так ведь, шеф?
Хилков пожал плечами. Ему все время хотелось узнать, кто же этот бородатый Федор Борисович — гуляющий моряк с торгового судна или так, пенсионер с деньгами. Сменщик Хилкова, работавший раньше таксистом в Мурманске, рассказывал немало о чудачествах некоторых пришедших из плавания моряков.
За обедом Хилков поскучнел. На столе закуска ласкает глаз, и какая! Сосед принимает одну рюмку за другой, а тебе нельзя. За рулем. Не привык он так сидеть в ресторане. Думал, по-быстрому перекусят и снова куда-нибудь ехать. А Федор Борисович и не собирался уходить из ресторана до вечера. Все шуточки, прибауточки. А сам нет-нет да и уставится на Хилкова, словно прицеливается. Потом расспрашивать стал. Давно ли на машине, какой класс, сколько зарабатывает, чаевых сколько.
— Уж не собираетесь ли к нам в парк устраиваться? — спросил Хилков. — Шоферня нам всегда нужна.
— Ну нет, — захохотал бородач. — Меня и не возьмут. Инвалид войны. Контуженый.
«На таких контуженых кирпичи только возить, — подумал со злостью Хилков. — Пьет и не пьянеет».
— Да и платят у вас — не разбежишься… На два раза поужинать. Вот Георгий тебе предлагает — найди машину, за час платит столько, сколько в вашем парке за три года не заработаешь. Шесть тысяч! Я уже и сам думал, не подработать ли? Да еще успею. Пока деньжата есть…
Хилков исподтишка, незаметно тоже присматривался к Федору Борисовичу… Борода у него лопатой, редкая, некрасивая. Рыже-седая. Да и в редковатой шевелюре на голове было много седых волос. А глаза молодые, пронзительные. И никак не мог Хилков понять, шутит он или нет, говоря о машине. Шесть тысяч. Шестьдесят по-старому! И никаких налогов… Чистенькие шесть тысчонок. И на час работы. Да, наверное, вранье все. За час кто же такие деньги получает!
Весь обед Хилков хмурился, ел с неохотой. Будто каждый день у него на столе икра зернистая и севрюжка горячего копчения. Федор Борисович, казалось, не обращал на его хмурый вид никакого внимания. Ел и пил с удовольствием, рассказывал Хилкову про каких-то девчат. Хилков и слушал-то плохо. И на предложение бородача познакомить его с одной из них сказал только:
— И своих хватает.
Но когда после обеда они подъехали к Казанскому собору и в машину села высокая чернявая дивчина, знакомая бородача, Хилков только крякнул. Хороша была деваха. Федор Борисович пересел к ней на заднее сиденье и бросил коротко:
— К гостинице «Ленинград».
Будто и не знаком с Хилковым он, будто и не обедали они два часа вдвоем на Московском вокзале.
У гостиницы бородач помог девице выйти, протянул Хилкову полсотенную бумажку, сказал игриво:
— Чао!
Хилков сидел несколько минут в машине, огорошенный, сжимая в кулаке деньги. «Что же бородатый, так и ушел? И ничего не сказал, когда в следующий раз понадобится машина?» В первый момент у Хилкова было даже желание догнать его и спросить об этом. Так ведь все хорошо началось — и подарок сделал, и пообедали вместе. Даже с девчонками хотел познакомить! Значит, не думал сегодня точку ставить… И нате! Может, не понравилось что?
Вечером, у себя дома, Хилков долго не мог уснуть. И все думал с огорчением, что недолго пришлось ему поездить с бородатым.
И в последующие дни Хилков частенько вспоминал бородатого. Едет по городу, и вдруг мелькнет знакомое лицо. Притормозит. Нет, не он, хоть и бородатый. И шесть тысяч вспоминал. Особенно когда в утреннюю смену идти. На улице темно, холодно! Ни вставать, ни вылезать из дому неохота. «Были бы деньги, — думал в такие минуты Хилков, — плюнул бы на все. И работу другую себе нашел бы. Шубу купил бы такую, как у бородатого. В ней в любой мороз на улицу выходить не страшно».
- Предыдущая
- 54/69
- Следующая