Седьмая принцесса (сборник) - Фарджон Элеонор (Элинор) - Страница 26

• Предыдущая
• 26/98
• Следующая

Полл с омерзением стряхнула её на землю.

— Фу! Для чего?

Серебрянка не ответила, а снова принялась похаживать среди луж, оставшихся на берегу после прилива. Зато Чарли вдруг оживился, и глаз у него заблестел, совсем как у птицы

— Понял, — пробормотал он — Я всё понял.

— Что ты понял, Чарли?

— Что говорит нам Серебрянка.

— И что же? Я не то что понимать — различать её скоро перестану. Да и тебя тоже. Туман-то всё гуще и гуще делается.

И верно. Берег совсем заволокло. Белая пелена поглотила свет луны, приглушила плеск прибоя. И Полл отчего-то показалось, что и говорить надо шёпотом.

— Иди-ка сюда, — позвал Чарли, — Ближе.

Она подошла к нему вплотную, и он заговорил тихо-тихо.

— Послушай, Полли. Послушай внимательно и хоть разок, последуй доброму совету.

— Если ты хочешь уговорить меня не идти… — начала Полл.

— Нет, — ответил Чарли. — Надо так надо. Мне эта затея, конечно, не по душе, но, может, ты и уцелеешь, если послушаешься доброго совета. Сними-ка платье.

— Зачем?

— Делай, что велено.

Полл стянула через голову своё ситцевое платьице и осталась в одной нательной рубахе. Туман тут же лизнул заголившиеся ноги, руки, и девочка зябко поёжилась. Даже самой себе не хотела она признаваться, что дрожит не от таинственных касаний ночного тумана, а от чего-то более таинственного. Казалось, туман поглотил весь знакомый, ведомый и понятный мир и оставил её на берегах иной, неведомой жизни.

— Сядь, — прошептал Чарли.

Полл присела на большой камень, и Чарли опустился перед нею на колени. Расстегнул девочкины сандалии и, поочерёдно выпрямляя её босые ножки, стал натягивать на них чёрную звериную шкуру. Полл брезгливо поморщилась.

— Знаю, что противно, — приговаривал Чарли, — знаю, всё знаю. Да только Ведьмин лес для девочек погибель, а для таких вот чудищ — дом родной. Наше счастье, что кожа тебе впору. Вокруг Прядильного беса такой нечисти не счесть: развлекают его, на посылках бегают, самолюбие его мерзкое тешат. Вот ты и проникнешь к ним как своя.

— Не стану я его развлекать! — возмущённо прошипела Полл. — И на посылках бегать не стану. И самолюбие его мерзкое тешить ни за что не буду.

— Тогда и имени его не узнаешь, — отозвался Чарли, натягивая чёрную кожу на её тело и руки.

— Понятно, — пробормотала Полл, — Теперь всё понятно. — Она вспомнила о ребёнке и больше не сопротивлялась, предоставив Чарли облачать её в ведьмовскую одежду. Она решила бороться с бесом не на жизнь, а на смерть. Она не отдаст ему маленькую прннцессу, ни за что не отдаст! А потом она вдруг представила, как он злобно смеётся выглядывая из тюков со льном, и сердечко её дрогнуло.

— Чарли, — тихонько сказала она.

— Ась?

— Ты ведь сказал… Правда, сказал?

— Да что сказал-то?

— Что со мной пойдёшь?

— Пойду, — кивнул Чарли. — Доведу тебя до самой глухой чащобы и после буду поблизости держаться. Но этот поганый бес меня знает, и, если почует, что я рядом, — нам не сдобровать. Пиши пропало… Он на меня давно зуб точит: знает, поганец, сколько я его тварей перебил. Ну-ка, встань.

Полл послушно встала. Вся она была теперь облачена в чёрную кожу, только голова оставалась открытой. Двигалась она неуклюже, не умея пока без содрогания ощущать на себе чёрную мерзкую оболочку. Куда только делись девичья ловкость и грация? Но Чарли одобрительно оглядел её сверху донизу, пробормотал:

— Годится, годится, — и осторожно натянул ей на голову глухой чёрный капюшон со звериной мордой.

— Чарли, Чарли! Я ничего не вижу!

— Там есть дырки для глаз.

— Чарли, Чарли! Мне нечем дышать!

— Приспособишься!

— Чарли, Чарли! Я не знаю, куда идти!

— Иди за мной, — сказал Чарли Лун.

Туман совсем сгустился, окончательно скрыв и луну, и море. Канула в белёсую пелену и серпоклювка. Полл различала только фигуру Чарли. Он смутно маячил впереди, но с каждым шагом всё расплывался, растворялся… Девочка отчаянно перепугалась.

— Чарли! Не уходи! Подожди меня!

— Сюда, — позвал Чарли шёпотом.

— Не спеши так!

— Иди же сюда, — снова долетел голос из тумана.

Она переставляла негнущиеся чёрные ноги как могла быстро, боясь отстать от Чарли. Иногда она теряла его из виду и тогда кричала шёпотом: «Чарли! Ау! Чарли!» И ветер доносил до неё ответ из вязкой млечности тумана: «Полли-и! Сюда!» И Полл вслепую шла на голос. Девочка чувствовала, что под ногами уже не песок. Она то и дело спотыкалась о корни, обдиралась о колючий вереск. Пахло уже не морем, а затхлым стоячим болотом. Полл очень старалась не отстать от старшего друга. Здесь она уже не осмелилась бы окликнуть его по имени: ведь они в Ведьмином лесу и вокруг кишит нечисть, нельзя выдавать им Чарли. Полл слышала кваканье лягушек и шипенье гадюк. Вот сухо протрещала какая-то птица, точно провела палкой по дощатому забору. Ночь становилась всё темнее и глуше, но туман редел, и глаза девочки постепенно привыкали к мраку. Вскоре она уже кое-что различала под ногами и впереди. Чарли она не видела, только дудка его — вместо голоса — порой призывно прорезала квакающую, шипящую и трещащую тишину. И Полл, спотыкаясь, торопилась на этот зов.

Вдруг она почувствовала, что идёт не одна. Под чьими-то ногами похрустывали сучки, Полл присмотрелась. Рядом меж кустов пробирались два существа, чёрные, подобные ей самой. Девочка и охнуть не успела, как они с победным кличем навалились на неё и, схватив за руки, поволокли неведомо куда.

В самом центре Ведьмина леса, меж двух толстенных сосен, полыхал костёр. Малиновое пламя освещало розоватые чешуйчатые стволы, а вершины великанских деревьев терялись во мраке. С сосен свисал на цепях огромный котёл. Огненные языки лизали его снизу и с боков, точно стремились глотнуть пахучего варева. А вот Эйб, Сид, Дейв и Хэл Кодлинги, привычные к маманиной стряпне, вряд ли захотели бы полакомиться из этого котла — уж больно зловонный шёл оттуда запах. Да и стряпуха, стоявшая над котлом с огромной поварёшкой, так же сильно отличалась от пышнотелой и уютной Мамаши Кодлинг, как отличались представления этих двух дам о вкусной и здоровой пище. Стряпуха была худющая-прехудющая, прямо кожа да кости, седые лохмы, точно пакля, спутаны на лице, волосы из бородавок растут, на щеках кустики, на подбородке кустик, а брови — целая роща. Женщину эту звали Арахна, по прозвищу Паучья Мать. Вокруг Арахны крутилось полдюжины вертлявых чудищ из свиты Прядильного беса. Имена у них тоже были пречудные: Взбучкинс, Хапужкинс, Щелбанч, Дубинч, Бякстер и Дряньстер.

Они сновали взад-вперёд или, стоя на карачках, рыли лапами землю. Всё, что нароют, они спешили: отнести Арахне — для рагу. Поварёшка у Паучьей Матери была железная, с длинной ручкой. Бросив в котёл новую приправу, она перемешивала варево, а потом непременно пробовала целый черпак. После чего, довольно цокнув языком и смачно облизнувшись, она снова принималась ворочать поварёшкой в котле. Всё это действо сопровождалось вот такой заунывной песенкой, которую Арахна исполняла с противным приквакиваньем:

• Предыдущая
• 26/98
• Следующая