Дежавю, или Час перед рассветом (Час перед рассветом) - Корсакова Татьяна Викторовна - Страница 54

• Предыдущая
• 54/60
• Следующая

— Где ты?! — Он переступил границу гари, едва не по колено провалившись в пепел. — Поговорить с тобой хочу! Слышишь?!

Ответом ему стала тишина, тревожная, недобрая, подлая…

Ветер поднялся внезапно, швырнул в лицо пепельный смерч, закружил, завертел, вбивая в землю все глубже и глубже. Не позволяя ни вдохнуть полной грудью, ни вырваться на волю. Гарь убивала его медленно, но неуклонно. Забирала его жертву, ничего не обещая взамен.

— Не тронь! Слышишь меня, Чудо! Девочек моих не тронь! — Крик тонул в шуме ветра, захлебывался от пепла. Он умирал мучительной смертью, но жалел он в этот миг не себя…

Темнота навалилась пыльным овчинным тулупом, придушила, ослепила, уволокла куда-то под землю. Он умер… В который уже раз за свою долгую, никчемную жизнь…

— …Она такая же, как ты. — Темнота пришла в движение, наполнилась злом и раздражением. — Упрямцы! Глупые, никчемные людишки! Я предлагал вам вечную жизнь, а вы отказались…

— Не трогай… — Сил не было даже на слова, умерев однажды, оживать было тяжело. — Отпусти ее.

— Отпусти? Она сама ушла. Глупая девчонка, и ты глупец! Слушай меня! Слушай и запоминай! Я все возьму свое, я приду за последней… И ты не спрячешь ее от меня, потому что ты — всего лишь человек, а я — твоя судьба! От судьбы не уйдешь… А теперь убирайся вон!

Темнота выгнулась, уплотнилась, исторгла из себя его беспомощное тело, разразилась злым смехом.

Он знал, куда идти. Чувствовал каким-то особенным звериным, в самую темную ночь обостряющимся чутьем. Он понимал: случилось непоправимое, он опять проиграл, снова не уберег ту, которую поклялся защищать…

Гарь-трава подвела… Лиза уснула недостаточно крепко, или это Чудо разбудил ее, поманил за собой?.. Пока он умирал на гари, его внучка умирала на ведьмином затоне…

Даже в смерти она была красива, его девочка. Красива, решительна, спокойна. Как он сказал? Ушла сама?.. Лиза сделала свой выбор, она предпочла умереть…

Он стоял по колено в воде, гладил свою девочку по мокрым волосам и выл от бессилия. Наверное, он мог бы уйти следом за Лизой, он уже почти решился, когда услышал детский плач…

Сашеньку он нашел в прибрежных кустах. Маленькую, беспомощную, до смерти напуганную. Сашенька зашлась испуганным криком, как только он попытался взять ее на руки. Кого она видела в этот момент? Его, любимого прадеда, или ей одной ведомое страшилище? Как много она видела? Какие семена посеяла в ее душе эта проклятая ночь?..

— Сашенька, солнышко мое, это я, деда. Не бойся… Все хорошо. Все у нас будет хорошо!

Она продолжала плакать, закрывала лицо перепачканными ладошками, отталкивала его руки. На ее шее висел медальон в виде трилистника, и снять его не было никаких сил…

Сашенька уснула на рассвете, забылась тревожным, перемежающимся криком и плачем сном, а он принял самое сложное, самое взвешенное решение. У него есть еще тринадцать лет, но чтобы следующая проклятая ночь не получила новую жертву, Сашеньке нужно исчезнуть, уехать далеко-далеко. Навсегда!

Это началось два года назад. Тоска, и без того терзающая душу, медленно, но неуклонно становилась просто невыносимой. По ночам Алекс снился лагерь, лес, ребята и Дэн. Иногда во снах к ней приходил Лешак. Он ничего не говорил, просто смотрел на Алекс, и в синих глазах его была тревога. Своего прапрадеда Алекс давно простила. Наверное, он и в самом деле не видел другого выхода. Наверняка он и в самом деле ее любил. Любил — убил…

Если прапрадеда Алекс простила, то простить отца никак не получалось. Они не виделись с тех самых пор, как решила начать новую жизнь. В эту ее новую жизнь отец больше не вмешивался, лишь однажды он позвонил ей, чтобы сказать, что переезжает жить в Германию. Тот телефонный разговор занял меньше минуты, но в сердце Алекс поселилось беспокойство. Теперь ее разрывали на части сразу два невыполнимых желания: она хотела вернуться в Россию и она хотела увидеть отца.

То сообщение пришло на электронный ящик Алекс. Сообщение было написано на русском, к нему прилагалась одна-единственная фотография. Больничная палата и изменившийся едва ли до неузнаваемости отец. Ее отец умирал от лимфосаркомы, и он хотел попрощаться. Алекс почти не раздумывала, тем же вечером вылетела в Германию. В сердце помимо тревоги поселилось чувство вины.

Отец обрадовался ее визиту. Это было так очевидно и так горько, что, если бы не данное самой себе обещание никогда не плакать, Алекс разрыдалась бы прямо в больничной палате. Что бы ни было между ней и отцом, как бы ни сложились их отношения, он — последний, кто ее любил и по-своему о ней заботился. Они проговорили несколько часов. Большей частью говорила Алекс, а отец слушал и улыбался, то встревоженно, то радостно.

— Ты собираешься вернуться. — Он не спрашивал, он утверждал.

— Меня тянет туда. Наверное, так же, как тянуло всех остальных. Я должна вернуться, папа.

— Я понимаю. — Он кивнул. — Теперь я понимаю, что по-другому никак, тебе снова придется пройти через это, моя девочка.

— Я уже не та маленькая девочка, какой была. Я многое умею и я готова…

— Я должен был понять это еще тогда, одиннадцать лет назад. От судьбы не уйдешь, Лешак оказался прав. Посмотри вон там, — он кивнул на прикроватную тумбочку. — Это его книга. Ты же знаешь латынь, Алекс.

— Я знаю. — Она взяла в руки обтянутую черной кожей, с виду очень старую книгу, скользнула взглядом по изображению ножа с рукоятью в виде волка.

— В этой книге есть ответы на многие вопросы. Я нашел ее в доме Лешака уже после… его смерти. Ты можешь победить, но это будет очень непросто.

— Его можно убить? — Алекс понимала, победить Чудо можно лишь одним-единственным способом — убив его во второй раз.

— Не в самую темную ночь — накануне. Помнишь, у тебя был медальон? Вот такой. — Отец перевернул страницу и указал пальцем на подвеску в виде ключика.

— Я его потеряла той ночью. — Алекс коснулась шеи.

— Значит, ты должна его найти. Только лишь с его помощью можно добраться до Чуда, до того как он станет неуязвим. Помнишь, тот мальчик, Степан, рассказывал, что видел, как что-то поднимается из-под земли на поверхность? В тот день у него с собой был твой ключ, а из-под земли поднимался гроб.

— И я смогу найти его до того, как наступит самая темная ночь?

— Теоретически. — Отец хмурился, по лицу его было видно, как сильно ему это не нравится. — Его ведь почти убили однажды. Если бы тот старик, настоящий Лешак, довел дело до конца, все было бы кончено еще в восемнадцатом году.

— Что он не сделал? Он ведь убил его.

— Он убил его лишь в общечеловеческом понимании этого слова, но такое существо, как Чудо, недостаточно просто убить. Нужно было уничтожить все, даже его останки. Точно так же, как они уничтожили останки ведьмы, его матери.

— Там был какой-то порошок. — Алекс помнила все, что когда-то рассказал ей отец. Забыть такое непросто.

— Порошок из гарь-травы. Ты найдешь его описание в книге. И я очень на это надеюсь, ты сумеешь найти и саму гарь-траву.

Найти медальон, найти гарь-траву, уничтожить того, кого невозможно убить… Слишком много неосуществимых заданий, но она должна хотя бы попытаться.

— Тебе понадобится еще кое-что. — Отец снова посмотрел на тумбочку, и Алекс поняла его без слов.

Старый нож с костяной рукоятью в виде вепря удобно лег в ладонь. Она помнила этот нож, это его она видела самой темной ночью. Нож принадлежал Лешаку.

— Я забрал его у следователя, почему-то мне казалось, что он еще пригодится. — Отец горько усмехнулся. — Я не ошибся. Этим ножом невозможно убить Чудо, но с его помощью его можно обездвижить на какое-то время. Ты понимаешь, что тебя ждет, Алекс?

Да, она понимала. В отличие от своей мамы, бабушки, прабабушки, в отличие от всех женщин своего рода, именно она отчетливо понимала, с чем ей предстоит столкнуться, а благодаря отцу и вот этой старой книге у нее появился пусть мизерный, но шанс покончить со всем этим раз и навсегда.

• Предыдущая
• 54/60
• Следующая