Знаменитый сыщик Калле Блюмквист играет - Линдгрен Астрид - Страница 8

• Предыдущая
• 8/24
• Следующая

– Кто знает… Папа говорит, что он, конечно, уважает родственников, но когда все мамины кузины, тётушки, дядюшки и всякая там седьмая вода на киселе болтаются у нас в доме, то ему больше всего хочется оказаться в одиночной камере где-нибудь подальше отсюда.

– А по-моему, в камере должен сидеть дядя Эйнар, – вставил Калле.

– Ага, ты, конечно, открыл, что это дядя Эйнар перерезал всех во время Варфоломеевской ночи[5], да? – сказал Андерс.

– Ну и ладно, а я что знаю, то знаю.

Андерс и Ева-Лотта засмеялись.

«А собственно говоря, что я знаю-то? – подумал Калле немного погодя, когда кончилась репетиция. – Знаю только, что ничегошеньки не знаю!» Калле загрустил. Потом вдруг вспомнил про отмычку и чуть не подпрыгнул. У него же в кармане отмычка! Её надо испробовать. Запертая дверь – вот всё, что нужно для этого. А почему бы не попробовать открыть ту же дверь, что и дядя Эйнар? Дверь в подземелье старого замка!

Калле не раздумывал больше. Он бросился бежать по улицам, боясь встретить кого-нибудь из знакомых, кто мог бы увязаться за ним. Вверх по холму он взлетел с такой быстротой, что у самой двери вынужден был остановиться и перевести дух. Рука Калле слегка дрожала, когда он всовывал отмычку в замочную скважину. Выйдет или нет?

Сначала казалось, что нет. Но, повозившись немного, Калле почувствовал, что замок поддаётся. Вот, оказывается, как это просто! Он, Калле Блюмквист, открыл дверь отмычкой! Дверь заныла, поворачиваясь на петлях. Калле задумался. Жуть брала при одной мысли, что ему придётся в одиночку спуститься в подземелье. Да и вообще он пришёл сюда лишь для того, чтобы испробовать отмычку. Но теперь, когда вход открыт, нужно быть круглым дураком, чтобы не воспользовался случаем! И Калле шагнул вниз по лестнице. Подумать только – он единственный мальчик в городе, у кого есть такая возможность! Надо обязательно расписаться ещё раз на стене. И если ему, Андерсу и Еве-Лотте действительно случится опять здесь побывать, они увидят, что его имя написано в двух местах, – следовательно, он побывал здесь дважды.

Но что такое: на стене нет никаких подписей! Всё жирно зачёркнуто карандашом, ничего невозможно прочесть.

– Вот так штука! – громко сказал Калле.

А может быть, тут живёт какое-нибудь старое привидение, которому не нравятся надписи на стенах, и оно ходит и всё зачёркивает? Калле вздрогнул. Впрочем, разве у привидений бывают карандаши? Нет, что-то непохоже на правду. Но ведь кто-то всё-таки сделал это!

– Как же я сразу не сообразил? – прошептал Калле. – Дядя Эйнар!

Ну да! Он же вообще не хотел, чтобы они тогда писали свои фамилии, – он их и зачеркнул. Всё ясно: дядя Эйнар не хочет, чтобы кто-нибудь, случайно попав в подземелье, узнал, что они там были. Но когда же он успел? Ведь, когда они в тот раз уходили, надписи были в полном порядке.

– Ой, какой же я дурак! – воскликнул Капле. – Да ночью, конечно!

Сегодня ночью дядя Эйнар был в развалинах. Для этого он и купил карманный фонарик. Но неужели он затеял всё это лишь затем, чтобы замазать несколько фамилий на стенке? Вряд ли. Зачем он тогда ходил в сарай? Ведь не за карандашом же?

Калле усмехнулся. Потом огляделся, пытаясь обнаружить ещё какие-нибудь следы дяди Эйнара. Через маленькие окошечки в подвал проникал скудный свет, но его было слишком мало, чтобы осветить все углы и закоулки. И, кроме того, кто сказал, что дядя Эйнар был только в этой части подземелья, расположенной ближе всего к лестнице? Подземелье велико. Тёмные коридоры расходятся во все стороны… Нет, Калле вовсе не горел желанием продолжать поиски под мрачными сводами. Да и как это сделать – всё равно нечем освещать себе путь.

Одно было абсолютно ясно: дядя Эйнар не получит обратно свою отмычку, это Калле решил сразу. Правда, совесть пыталась возражать, говоря, что нехорошо присваивать чужое, но Калле быстро заглушил эти доводы. Зачем дяде Эйнару отмычка? Кто знает, какие ещё двери он собирается ею открывать? И если Калле прав в своём предположении, что дядя Эйнар тип подозрительный, то он сделал, в сущности, доброе дело, забрав у него отмычку. И наконец, слишком уж было соблазнительно оставить её у себя. Они с Андерсом и Евой-Лоттой могут здесь устроить свой штаб и даже – кто знает! – выведать, что тут делал дядя Эйнар.

«А это самое важное», – решительно сказал себе Калле.

Он уже собирался уходить, как вдруг увидел у подножия лестницы маленький белый предмет. Калле быстро наклонился и поднял его. Это была жемчужина, белая сверкающая жемчужина!

Калле развалился под грушей. Ему хотелось подумать, а в таком положении думалось лучше всего.

«Конечно, не исключено, что жемчужина лежала там ещё со времён Карла XII. Какая-нибудь растяпа дворянка побежала в погреб за бутылкой пива да и обронила там своё жемчужное ожерелье, – рассуждал знаменитый сыщик Блюмквист. – Но вероятно ли это? Когда расследуешь загадочное происшествие, – продолжал он, повернувшись на бок, чтобы видеть глаза воображаемого собеседника, – надо всегда исходить из вероятности. А вероятность говорит за то, – знаменитый сыщик с силой ударил кулаком по земле, – что эта жемчужина не лежала там со времён Карла XII, потому что за столько лет обязательно нашёлся бы какой-нибудь глазастый парень, который подобрал бы её до меня. Кстати, если жемчужина лежала здесь позавчера, когда мы сюда приходили, то такой наблюдательный молодой человек, как я, должен был её увидеть. Тем более что я довольно тщательно обследовал землю. Ну, что вы, – он сделал рукой отрицательный жест, обращённый, очевидно, к восхищённому собеседнику, – это же азбука сыскного дела, ничего особенного! Итак, какой вывод напрашивается сам собой? Скорее всего, жемчужину потерял так называемый дядя Эйнар во время своего ночного посещения развалин. Разве я не прав?»

Воображаемый собеседник, очевидно, не возражал, ибо знаменитый сыщик Блюмквист продолжал:

«Могут, конечно, спросить: видел ли кто-нибудь дядю Эйнара с ожерельями на шее? Может быть, он весь так и сверкает жемчугами и драгоценностями? – Знаменитый сыщик решительно хлопнул рукой по земле. – Разумеется, нет! А потому, – он взял воображаемого собеседника за лацканы пиджака, – если этот дядя Эйнар бросается жемчужинами, то я вправе считать это крайне подозрительным обстоятельством, не правда ли?»

Никаких возражений не последовало.

«Но я не из тех, кто выносит приговор на основании одних инд… индиций[6]. Дело должно быть расследовано основательно, и я беру на себя смелость утверждать, что эта задача мне по плечу».

Тут воображаемый собеседник с таким жаром принялся уверять, что господину Блюмквисту любая задача по плечу, что даже сам господин Блюмквист счёл его похвалу чрезмерной.

«Ну, ну, не преувеличивайте, – сказал он мягко. – Лучший сыщик, которого когда-либо знала история? Это, пожалуй, уж слишком. Лорд Питер Уимси тоже не так уж плох».

Калле достал записную книжку. В разделе «Особо подозрительные обстоятельства» он добавил: «Посещает по ночам дворцовые развалины. Теряет жемчужины».

Он перечитал всё, что у него было записано о дяде Эйнаре. Недурно! Теперь ему для полного счастья недоставало только одного: отпечатка пальца. Всё утро Калле пытался добыть отпечаток. Несколько часов он увивался вокруг своей жертвы, самым коварным образом подсовывая ему маленькую штемпельную подушечку из набора «Печатай сам». Он надеялся, что дядя Эйнар как-нибудь нечаянно поставит палец сначала на подушечку, а потом на лист бумаги. Но дядя Эйнар, как ни странно, так и не попался в ловушку.

«Опытный, шельма!» – фыркнул Калле.

Придётся, видно, усыпить его хлороформом и добыть отпечаток, пока он будет лежать без сознания…

• Предыдущая
• 8/24
• Следующая