Выбери любимый жанр

Мальтийский жезл [Александрийская гемма] - Парнов Еремей Иудович - Страница 10


Изменить размер шрифта:

10

— Вы же сразу схватили главное, — в ее голосе прозвучала нотка упрека. — Нужно прежде всего понять, что заставило Георгия Мартыновича оставить дом. Ненадолго, потому что он наверняка предполагал вскоре вернуться. Чем дольше я над этим думаю, тем большей проникаюсь уверенностью.

— Ну и как по-вашему?

— Не нахожу однозначного ответа.

— И не обязательно. Дайте несколько вариантов.

— Кто-то мог позвонить, — неуверенно, словно вступая на неокрепший лед, предположила она. — Вызвать куда-то… Или прийти без предупреждения, а затем увести с собой. Как вы считаете?

— Вполне здраво, — одобрил Люсин. — Однако с той же степенью достоверности можно предположить и заранее обусловленную встречу. Сейчас не это важно. Все три варианта сводятся к одному: «кто-то». Оттуда, куда эта неведомая для нас фигура увлекла Солитова, он не вернулся. Итак: кто? Вам легче вычислить, чем мне.

— К сожалению, не знаю.

— Вот и получается, Наталья Андриановна, что мы от чего ушли, к тому и пришли. Прямо, в лоб, такие задачки, как правило, не решаются. Неизбежно приходится отталкиваться от каких-то личностных особенностей, особенностей среды. Поэтому вновь взываю к вам: помогите. Мы должны воссоздать обстановку.

— Понимаю.

— Тогда продолжим. — Заметив, что кассета кончается, Люсин перевернул ее на другую сторону. — Сформулируйте, пожалуйста, поточнее, — попросил он, поразмыслив под тихий шелест впустую прокручиваемой пленки, — какой научной проблемой занимался Солитов, какие опыты ставил, что надеялся получить?..

— Проблема у всех нас одна: получение новых биологически активных веществ. Разумеется, каждый в меру сил и способностей ковыряется на своем участке, — уставившись отрешенным взглядом в окно, за которым скучно темнели жестяные крыши и трубы соседних домов, объяснила Наталья Андриановна. — Георгий Мартынович предпочитал свободный поиск. Владея несколькими языками, в том числе обязательной для фармаколога латынью, он вполне, я считаю, естественно обратился к изучению старинной рецептуры. Поразительное чутье исследователя плюс возможности современной аналитической техники позволили ему довольно скоро выделить препарат, эффективно снимающий экстрасистолию…

— Простите, как?

— Восстанавливающий сердечный ритм, одним словом.

— Ясно. А почему он все-таки занялся историческими, так сказать, изысканиями, не знаете?

— В значительной мере собственные недуги. Дело в том, что он прожил очень нелегкую жизнь. Во всех отношениях. Не берусь судить, как все это могло сказаться на состоянии здоровья, но оно, можете поверить, оставляло желать лучшего.

— Желчно-каменная болезнь, почки, немного печень? — слабо улыбнувшись, уточнил Люсин.

— Так вы знаете! — протянула она то ли разочарованно, то ли удивленно, — Значит, уже навели справки. Зачем?

— Пожилой человек ушел и не вернулся. Что прежде всего приходит на ум? Внезапный приступ, и далее в том же роде. Нужно было изучить такую возможность?

— Вы совершенно правы. Я ведь просто так спросила, чтобы понять логику ваших поисков. К. вашему сведению, Владимир Константинович, он начал с того, что вылечился. Знаете мудрую заповедь? «Врачуя, исцелися сам». Георгий Мартынович исцелился. И знаете чем?

— Если я верно догадываюсь…

— Абсолютно верно: травами.

— Не без помощи Аглаи Степановны, надо полагать? — повинуясь внезапному наитию, спросил Люсин.

— Не без помощи?.. Она-то его и вытащила! Теперь вы знаете, что послужило отправной точкой. Получив неопровержимое доказательство могущества фитотерапии — большего, как вы понимаете, и желать было нечего, — шеф занялся этим делом всерьез, с присущими ему целеустремленностью и глубиной. Отсюда его интерес к герметическим дисциплинам вроде алхимии и, как следствие, уникальные в наше время познания. Он задался грандиозной задачей: проверить древнее забытое знание методами современной науки. Не берусь судить, где тут кончается сугубо научный интерес и начинается нетерпеливая охота коллекционера, но за несколько лет ему удалось собрать уникальную библиотеку манускриптов, гравюр.

— Насколько я мог убедиться, это в основном фотокопии и перепечатки?

— О, есть и подлинники. И какие! Настоящие раритеты.

— На квартире, наверное?

— Да, он очень ими дорожит, буквально трясется над каждым листком и редко кому показывает.

— Вам, например?

— Раньше, когда я еще бывала у них на Чкаловской… Он часами мог, хвастая, как ребенок, демонстрировать свои сокровища. Мне даже скучно делалось, но я, конечно, не показывала и вида.

— И правильно делали. Увлеченные люди обычно легко ранимы.

— Так оно и есть.

— Вы сказали «раньше», Наталья Андриановна, — попытался как можно бережнее уточнить Люсин. — Это случайная оговорка или за ней скрывается какая-то существенная перемена?

— Оговорка, — устало кивнула она, — на которой не стоит задерживаться. Вы не бойтесь: ничего из того, что действительно может иметь для вас интерес, я не утаю.

— Кто может знать, какому пустяку уготовано сыграть ключевую роль?.. Вернемся, однако, к сокровищам. — Люсин помедлил, многозначительно акцентируя каждое слово. — Сокровищам духа и сокровищам в денежном, так сказать, сугубо приземленном эквиваленте… Есть действительно ценные книги?

— И книги со знаком Альда Мануция, и розенкрейцерские тетради [12], и клочки подлинных египетских папирусов, и тибетские ксилографы — словом, чего только нет.

— Я успел навести кое-какие справки. Даже в наших букинистических магазинах какой-нибудь травник восемнадцатого века стоит огромных денег. Как минимум, моя годовая зарплата. Кстати, и ваша тоже, досточтимый товарищ доцент.

— Вот как? — Наталья Андриановна озарилась мгновенной улыбкой. — И какое это может иметь для нас с вами значение?

— Мало ли, — неопределенно двинул плечом Люсин. — А вы случайно не знаете, где именно доставал Георгий Мартынович столь редкие вещи?

— Точно сказать не могу. По-видимому, покупал у кого-то, менялся… Как это обычно делается?

— Так и бывает, — подтвердил Люсин. — Поэтому и хочется знать точно: у кого именно и с кем? Может, Аглае Степановне известно? Что она за человек, на ваш взгляд, разумеется?

— Да мне-то откуда знать, Владимир Константинович? Видела ее раза два-три, контакта не получилось… Вам вполне достаточно, что Георгий Мартынович в ней души не чаял. Я-то тут при чем?

— Я просто так спросил, по инерции, — почувствовав, что для нее эта тема чем-то неприятна, он поспешил вернуться на более проторенную дорогу. — Может быть, вы знаете кого-то из коллекционеров, одержимых той же страстью, что Солитов, букинистов?

— О коллекционерах, признаться, даже не слышала, а вот каких-то книжников он как-то поминал, было…

— А когда, при каких обстоятельствах?

— Давно, знаете ли. И не по специальному поводу, а так, между делом.

— Конкретных имен не называлось? Адресов букинистических магазинов?

— Едва ли ятрохимические трактаты попадают в букинистические магазины, — она снисходительно улыбнулась. — По-видимому, вы даже не представляете себе, какая это редкость.

— Всякое бывает, Наталья Андриановна, уж вы мне поверьте… Кстати, что это значит — ятрохимические? Первый раз слышу.

— Лечебная химия, от греческого «ятрос» — врач.

— Теофраст Бомбаст фон Гогенхейм? — доверительно подмигнул Люсин.

— Подумать только! — Наталья Андриановна даже руками всплеснула. — Примите мои поздравления, товарищ милиционер!

— Случайно в памяти застряло, — смущенно признался Люсин.

— Уж не проходил ли он у вас по какому-то делу? — пошутила она. — Я бы не удивилась.

— Очень может быть, Наталья Андриановна, — уронил он с усталой небрежностью, поймав себя на том, что ему приятно выглядеть в ее глазах в выгодном для себя свете. — Why not? [13] Сейчас я припоминаю, что именно Парацельсу приписывали открытие эликсира бессмертия. Так?

вернуться

12

…книги со знаком Альда Мануция и розенкрейцерские тетради… — Мануций, Альд Старший (1449—1515). Венецианский гуманист, издатель и типограф. Издания Альда Мануция (так называемые «альдины», или «альды») являются образцом книжного искусства. Дело Альда Мануция продолжали его сын Паоло (1512—1574) и внук Альд Мануций Младший (1547—1597). Типографский знак изданий Альда Мануция изображает якорь и дельфина, его обвивающего, с надписью «Festina lenle». Розенкрейцеры — члены тайного ордена, распространенного в XVII—XVIII вв. в Германии, России, Нидерландах и некоторых других странах. Близки к масонам. Название ордена производится либо от имени его мифического основателя Христиана Розенкрейца, либо от эмблемы ордена, на которой изображены роза и крест.

вернуться

13

Почему бы и нет? (англ.)

10
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело