Час печали - Паркер Т. Джефферсон - Страница 31

• Предыдущая
• 31/73
• Следующая

Колеску сидел в темной гостиной и слушал гул толпы за своим окном. Задвинув шторы и не включая света, он тупо смотрел на телеэкран, но думал только о людях на улице. На сердце скребли кошки. Ему осталось всего пять дней до окончания кошмара, а вместо радости предвкушения он испытывал только боль и гнев. У Колеску задрожали руки, кулаки словно налились кровью. Он ненавидел это стадо, готовое растерзать его.

Матаморос слегка приоткрыл занавески, чтобы увидеть разворачивавшуюся за окном сцену. Заметив его неловкий жест, толпа взревела пуще прежнего. Сегодня они стояли у дома Колеску уже два часа, вчера – целых шесть. Его поразило, как быстро газетная заметка взволновала народ. Ему был отпущен лишь один день покоя, а на следующий жители города уже жаждали его крови. К тому же Колеску теперь повсюду преследовали фотографы.

Он продолжал смотреть на митингующих, особенно на свирепое лицо красавицы Труди Пауэрс. Она держала плакат и скандировала вместе с остальными:

– Оградим детей от соседа-насильника! Оградим детей от соседа-насильника!

Надпись на плакате гласила: "Насильник нам не сосед!" Труди самозабвенно размахивала картонкой.

Господи Иисусе! Колеску вздрогнул. Он вообще-то недолюбливал детей, но никогда бы и пальцем их не тронул! Интересно, что полиция им всем наболтала? Колеску ведь нападал только на очень старых, уродливых и беспомощных дамочек, но никак не на пышущих здоровьем свеженьких мальчиков и девочек или барышень вроде Труди! Разве они не в курсе, что он напичкан женскими гормонами и совершенно безопасен? Придя в отчаяние, Колеску схватил себя за причинное место.

И репортеры здесь! За камерами, микрофонами и фотоаппаратами они прятали угрюмые, злобные лица. На противоположной стороне улицы стояло два вагончика с перевозными телемонтажными. Один из них – с канала, который сейчас смотрел Колеску.

Пять дней. И теперь вот это! Спасибо тебе, Хольц. Спасибо, Карла. Спасибо, хренова полиция. В Румынии хотя бы стреляют, а потом оставляют тебя спокойно умирать!

Он вышел на кухню и приготовил "Кровавую Мэри".

– Оградим детей от соседа-насильника! Оградим детей от соседа-насильника!

Снова зазвонил телефон. Хольц звонил дважды: вчера и сегодня. Кауфман, адвокат, тоже два раза, и обещал объявиться снова.

– Мистер Колеску, это Сет Кауфман из Союза прав американских граждан. Я хотел сказать, что мы думаем о вас и ваших правах. Мы способны помочь вам и хотим это сделать. Я оставлю свой телефон. Позвольте нам помочь вам! Мой номер...

Охваченный гневом и раздражением, Колеску взял трубку:

– Это Матаморос.

– Замечательно! Я рад, что вы ответили. Как вы, держитесь?

– С трудом. Я словно зверь в клетке.

– Они обращаются с вами хуже, чем с животным. Я слышу какие-то голоса. Кричат ваши соседи?

– Воют, как монахи, часами не унимаются. Я скоро сойду с ума.

– Я могу приехать? Прямо сейчас? Я думаю получить разрешение разогнать их или хотя бы вытеснить на соседнюю улицу. Вы живете в комплексе...

– Квейл-Крик, в Ирвине.

– Это частная собственность. У вас есть черный ход?

– Нет.

– Ладно. Помните, многие на вашей стороне. И мы попытаемся переубедить других. Мы все обязательно обсудим. Вы согласитесь сделать заявление и записать его на камеру? Это поможет повлиять на общественное мнение.

– Мне нечего скрывать. Но камер я не люблю.

– Как скажете. Пока я не приеду, ни с кем не разговаривайте. Не открывайте дверь. Не обращайте внимания на людей за окном. Я буду ровно через час. Мы пойдем выпить кофе или поужинать, если захотите.

– Да, мне не помешало бы отвлечься и сходить куда-нибудь.

– У вас осталась копия медицинского заключения, сделанного после выписки из больницы?

– Да.

– Великолепно! Давайте адрес.

Кауфман принес с собой плащ, которым прикрыл Колеску перед выходом на улицу. Даже через плотную ткань Морос видел яркие вспышки фотоаппаратов. Пока Кауфман и Колеску пробирались к машине, толпа извергала проклятия и ругательства:

– ...долой из Ирвина... мерзкий подонок... пакуй чемоданы, сукин сын... пошел вон отсюда... маньяк... дерьмо... отброс... не смей и носа сюда сунуть, ублюдок... чтоб ты сдох, грязный тип... дикое животное... скотина... мы сожжем твой дом, и тебя тоже... берегись, сволочь...

– Американские обыватели, – прошептал Кауфман, открывая дверцу автомобиля и пропуская Мороса вперед. – Вы просто сегодняшняя сенсация, развлечение на один день.

Несколько секунд спустя Колеску уже сидел рядом с адвокатом и ехал по дороге.

Кауфман предложил отправиться в уютный по-домашнему ресторанчик в Коста-Меса. Там он обратился к официантке по имени. Судя по всему, их здесь уже ждали. Колеску удивился, что никто не выказывал к нему презрения. Он уже привык к тому, что к его персоне проявляли повышенный интерес, и теперь был приятно поражен невозмутимостью посетителей и служащих ресторана.

Они заняли довольно большой столик в самом дальнем конце зала. Дизайн заведения не отличался особой оригинальностью. Напротив столика стояла тележка с грудой грязной посуды. В целом место казалось довольно милым.

Колеску впервые внимательно посмотрел на адвоката: приятной внешности мужчина, лет тридцати, хорошо сложенный, подтянутый, со светло-каштановыми волосами и глубокими небесно-голубыми глазами. Его зубы сияли белизной, ногти были тщательно отполированы, прическа выглядела безупречно. Поразительная ухоженность! Колеску, хоть и не был знатоком мужской моды, все же оценил галстук Кауфмана стоимостью примерно восемьдесят долларов. Неплохо бы стать клиентом такого успешного на вид юриста!

Сначала адвокат рассказал о независимой организации, которую он представлял, о том, как она защищает права человека, прописанные в конституции. Все работники союза получали приличные гонорары. За время существования союза его члены защищали людей и выигрывали дела как в захолустных судах, так и в Верховном суде Вашингтона. Они помогали гражданам выступать против несправедливых решений властей. Боролись с фашизмом, расизмом, различными проявлениями нарушения прав и свобод личности. Они напоминали Давида в схватке с Голиафом.

Кауфман изложил информацию в спешке, и Колеску показалось, что он все это где-то уже слышал. Официантка приняла заказ.

– Вы будете откровенны со мной? – спросил адвокат, когда она ушла.

– Мне нечего скрывать.

Кауфман пристально посмотрел на Колеску, сверкнув своими холодными голубыми глазами.

– Вы принесли документ, о котором я говорил?

Колеску вытащил бумагу из кармана и вручил ее Кауфману. Тот развернул листок и положил на стол.

– Вам кололи гормоны каждую неделю?

– Да.

– Каково это?

Матаморос одарил адвоката тяжелым взглядом, посмотрел на немытые тарелки, на рыжую официантку, занятую чьим-то заказом. Она изобразила безразличие.

– Не отвечайте, если не хотите. Просто я читал о химической кастрации и имею кое-какое представление об этой дикой, антигуманной процедуре.

Колеску почти нравился Сет Кауфман.

– Я чувствовал себя ужасно. Препарат постепенно превращает меня в женщину, а точнее, в бесполое существо. Я прибавил в весе, мои гениталии уменьшились, а грудь выросла. Почти исчезла растительность на лице. Я постоянно раздражен, стал импульсивным и слишком эмоциональным. Моя душа словно меняется вместе с телом. Меня превратили в другого человека!

Кауфман делал записи в маленьком блокноте.

– А как препарат отразился на вашем сексуальном влечении? У вас бывает эрекция?

– Почти никогда.

Колеску посмотрел на правозащитника. Тот теперь казался ему таким же, как и все. Шумным, суетливым, эгоистичным любителем залезть в чужую душу. Колеску представил себе, как делает резкое неожиданное движение и пронзает ножом ледяное сердце Кауфмана, прорезав ткань дорогой рубашки. "Вот как я себя чувствую, адвокатишко! Будто мне нож в грудь вонзили!"

• Предыдущая
• 31/73
• Следующая