Ранняя осень - Паркер Роберт Б. - Страница 20

• Предыдущая
• 20/35
• Следующая

Я кивнул, повесил на гриф четыре двадцатипятикилограммовых диска и лег на скамью. Снял штангу со стоек и опустил на грудь.

— Посмотри, какие мышцы работают, — обратился я к Полу, — и будешь знать, на какие мускулы направлено упражнение.

Я поднял штангу, затем опустил ее на грудь и снова выжал вверх, не забывая правильно дышать. Сделал десять повторений и поставил штангу на стойки. На лбу выступил пот. На ветку клена опустился красногрудый дубонос. Я сделал еще один подход. Легкий ветерок приятно обдувал вспотевшую грудь.

— А сколько вы можете поднять? — спросил Пол.

— Точно не знаю — не нужно придавать этому большое значение. Лучше просто заниматься с тем весом, который тебе по силам, и не следить, кто поднимает больше тебя, а кто меньше, и сколько ты можешь поднять сам. Но я могу выжать намного больше, чем здесь стоит.

— А сколько сейчас на штанге?

— Сто двадцать килограммов.

— А Хоук тоже поднимает штангу?

— Да, иногда.

— И он сможет поднять столько, сколько вы?

— Наверное.

Я сделал третий подход. Затем сел и несколько раз глубоко вздохнул. По груди струился пот.

— А теперь сделаем несколько подъемов на бицепс, — сказал я и показал ему, как правильно выполнить это упражнение. Гантели оказались слишком тяжелыми, поэтому он поднимал одну двумя руками.

Спустя два часа Пол тяжело опустился на скамью, склонил голову и положил руки на колени, дыша так, словно только что пробежал марафонскую дистанцию. Я сел рядом. Мы закончили тренировку с весами. Я подал Полу флягу. Он сделал глоток и протянул флягу мне. Я попил и повесил ее на прежнее место.

— Ну, как себя чувствуешь? — спросил я Пола.

Не поднимая глаз, мальчик устало покачал головой.

— Это еще ничего. Завтра будет хуже. Ни согнуться, ни разогнуться не сможешь. Ну, пойдем поработаем с грушей.

— Я больше не хочу.

— Знаю, но еще полчаса — и все закончится. Увидишь, будет интересно. Мы не будем сильно надрываться.

— Чего вы ко мне привязались? Неужели не можете оставить меня в покое?

Я снова сел рядом с ним на скамью.

— Всю твою жизнь тебя никто не трогал, все только и делали, что оставляли тебя в покое, и в результате ты похож черт знает на что. Я хочу немножко исправить тебя.

— Как это?

— А так. Сейчас у тебя нет ничего, что бы ты любил. Нет ничего, чем бы ты мог гордиться. Ничего, что бы ты хотел знать. И вот сейчас ты просто настоящая амеба, потому что никто не хотел тратить свое время, чтобы тебя чему-то научить. А в самих людях, которые тебя окружали и растили, ты не видел совершенно ничего, что можно было бы перенять.

— Но я же не виноват.

— Нет. Пока еще нет. Но если будешь и дальше сидеть сложа руки и ничего не делать, это будет уже твоя вина. Ты достаточно взрослый, чтобы пытаться самому стать человеком. И чтобы нести ответственность за свою жизнь. А я просто хочу немного помочь тебе.

— Ну а при чем тут все эти железяки?

— Не важно, что ты умеешь. Главное, чтобы ты умел, и сам осознавал это. А здесь у тебя полный провал. Ты ничего не умеешь, ничего не любишь и, главное, ничего не хочешь. Поэтому я сам научу тебя быть сильным, держать форму, бегать по пятнадцать километров, поднимать штангу больше твоего веса и уметь немного боксировать. Я научу тебя готовить, строить дома, работать физически. Уметь заставлять себя что-то делать и управлять собой. Может потом, попозже, мы будем еще и читать, и ходить по музеям, и смотреть что-нибудь более серьезное, чем глупые комедии. Но сейчас я начал с твоего тела, потому что с него легче всего начать.

— Ну и что? — хмыкнул Пол. — А потом я снова вернусь обратно. Так какая разница?

Я взглянул на него в упор. Страшное зрелище. Бледный, узкогрудый, весь какой-то пожухлый, как мокрая курица, с торчащими в разные стороны костями, устало опущенной головой. Нестриженные волосы. Длинные грязные ногти. Что за мерзкое маленькое чучело!

— Конечно, вернешься, — вздохнул я. — Вот поэтому-то и нужно, чтобы к этому времени ты стал абсолютно автономным.

— Чего?

— Автономным. Зависящим только от самого себя. И не слишком уж подвергающимся влиянию своего окружения. Конечно, ты еще не совсем взрослый. И, может быть, еще рано требовать от такого ребенка как ты быть автономным. Но у тебя нет выбора. Твои родители ни в чем тебе не помогут. Так что на них ты можешь не рассчитывать. Они уже довели тебя до твоего теперешнего состояния. Ничего хорошего ждать не приходится. Поэтому вся надежда на самого себя.

У него затряслись плечи.

— На самого себя, малыш, — со вздохом повторил я.

Он плакал.

— Но мы справимся. Обязательно справимся, вот увидишь. Сможем развить в тебе гордость, сделать так, чтобы тебе хоть что-то в себе нравилось. Я помогу тебе. Все будет хорошо.

Он плакал, опустив голову. Плечи вздрагивали, по костлявой спине струился пот. Я сидел рядом и молчал. Не нужно было его трогать.

— Поплачь, ничего страшного, — сказал я. — Я тоже иногда плачу.

Минут через пять он успокоился. Я встал. Возле груши лежали две пары перчаток. Я поднял их и протянул одну пару Полу.

— Ну, давай. Пора немножко поколотить грушу.

Он молчал, понурив голову.

— Давай, малыш, — повторил я. — Пойдем, покажу тебе, как боксировать.

Не поднимая глаз, он протянул руку и взял перчатки.

Мы рыли последнюю траншею для фундамента. Было жарко, работа продвигалась медленно, в основном из-за камней и множества переплетенных корней. Я орудовал киркой, Пол — лопатой. Рядом лежал топор, лом и ножницы для стрижки газонов, которыми мы обрезали корни.

Пол был одет так же, как и я: в джинсы и рабочие ботинки. Только мои были побольше. Обливаясь потом, он выгребал из траншеи комья земли, которые я выдалбливал киркой.

— Зачем нужны все эти канавы? — спросил Пол.

— Видишь вон те трубы? Мы уложим их в эти канавы и зальем бетоном. Это будет фундамент, на котором должен стоять дом. Его делать легче, чем выкапывать целый подвал, хотя с подвалом и лучше.

— Почему? — Пол опустил лопату в траншею и зачерпнул немного земли. Но поскольку он держал лопату слишком высоко за ручку, она наклонилась, и большая часть грунта высыпалась обратно в траншею.

— В подвал можно поставить печь, чтобы нагревать полы. К тому же там еще можно и хранить что-нибудь.

Пол чуть крепче сжал лопату и зачерпнул еще немного грунта. На этот раз удалось удержать немного больше.

— Разве это не могут сделать специальные машины?

— Конечно, могут. — Я размахнулся и вонзил кирку в сухой грунт. Мы шли по скальному пласту, а долбить скалу — “сущие пустяки”. — Но от этого у нас с тобой не будет никакого удовольствия. Конечно, можно притащить компрессор и выдолбить всю эту траншею. Грохот, тарахтенье. И никакого чувства удовлетворения от проделанной работы.

— Но, наверное, так намного легче.

— Может ты и прав. — Я снова вгрызся киркой в землю и отковырнул большой кусок.

Пол поддел его лопатой. Он по-прежнему держал ее слишком высоко и неуверенно. Но на этот раз ему все же удалось вынуть землю.

— Немного позже нам еще придется пользоваться кое-какой техникой. Лучевой пилой, например. Но я хочу, чтобы вначале мы все прочувствовали на своем горбу.

Пол взглянул на меня, как на идиота, и беззвучно шевельнул губами.

— Нет, я не придурок, — сказал я. — Просто мы делаем это не только для того, чтобы сделать.

Он пожал плечами и снова взялся за лопату.

— Мы делаем это, чтобы получать удовольствие от работы. Иначе можно было бы просто нанять кого-нибудь. Это был бы самый легкий способ построить дом.

— Но так дешевле, — возразил Пол.

— Да, мы экономим деньги. Именно этим наша работа и отличается от какого-нибудь хобби, типа изготовления корабликов в бутылках.

Мы вырыли последнюю траншею, уложили в нее последнюю трубу и поставили арматуру. Я взял в руки уровень и принялся выравнивать трубы. Пол подсыпал землю. Эта работа заняла у нас остаток дня. Когда последняя труба была выровнена, я сказал:

• Предыдущая
• 20/35
• Следующая