Еретическое путешествие к точке невозврата - Крюков Михаил Григорьевич "профессор Тимирзяев" - Страница 81

– Я-то? – усмехнулся за спиной незнакомец. – Ну, считай, что я твоя смерть. Иди вперёд, и не вздумай дёргаться. И спаси тебя Господь орать. Понял?

– Понял, понял… Не убивайте!

Они зашли за стену трапезной, Вольфгер убрал нож, дёрнул полушубок за воротник, спустив его с плеч разбойника и, таким образом, лишив его возможности шевелить руками, и повернул лицом к себе. Он увидел белые от ужаса глаза и дрожащие губы невзрачного человечка.

– Ты?.. – изумлённо пробормотал он, – как же это ты выбрался? А ведь я говорил…

– Заткнись! – пнул его ногой в голень Вольфгер.

Человек взвизгнул и замолк.

– Кто вы такие? – спросил барон.

– Мы-то? – Да мы-то известно кто. Мы – перекрещенцы.

– Перекрещенцы? А, понял, анабаптисты…

– Ну да, вроде так нас называют, ну те, которые образованные.

– Сколько вас?

– Дюжина… Десять вон там, – мужик кивнул на трапезную, – и двое часовых на стенах. И ещё дюжина утром вернуться должна.

– Вернуться? Откуда? А ну, отвечай, живо!

– Дык за пропитанием они уехали, и пастор наш, отец Штюбнер, значить, с ними. Раньше-то мы продукты в одной деревне брали, ну, той, что рядом с монастырём, а крестьяне взяли, да и сбежали. Все пожитки свои собрали, и сбежали, значить, чтобы не платить оброк. А другие деревни далеко, вот и приходится теперь надолго уезжать…

– Поня-я-ятно, – протянул Вольфгер. – Теперь скажи-ка мне вот что: монахинь кто убил?

– Дык, мы же их и того… По приказу отца Штюбнера.

– За что?

– Вам бы отца Штюбнера послушать… По его выходит так, что светопреставление скоро. А монастыри есть семя греховное, диавольское, и тот, кто монаха порешит, значить, душу свою спасёт от пламени адского…

– А шестерых монахинь зачем оставили?

– Дык, эта… перекрещать их будем в истинную веру! – заржал мужик, потом вдруг забулькал, захрипел, и мягко завалился под ноги Вольфгера, который не выдержал и ударил его ножом в сердце.

– Осталось девять, – невозмутимо заметил гном, отпихнув носком сапога сведённую предсмертной судорогой руку разбойника. В руке была горсть подтаявшего снега.

– Всё равно, многовато, – ответил Вольфгер. – Может, устроим засаду у трапезной? Должны же они выходить до ветру? Будем их резать по одному.

– Не выйдет, – помотал головой гном. – Одного, ну, двоих, мы тихонько прикончим, а потом остальные поднимут тревогу и все вместе вывалятся на улицу. Не отбиться нам. Но у меня есть идея получше, только бы до своего мешка добраться!

– А что за идея?

– Увидишь! – таинственно сказал гном, – Эльза, пошли в покои аббатисы.

Войдя в дормиторий[74] и закрыв за собой дверь, Рупрехт засветил коптилку и огляделся.

Перед ними лежало пустое, неуютное помещение без мебели, пол которого был засыпан соломой.

– Куда дальше? – спросил он у Эльзы.

– Это комната, где спали сёстры, справа лестница на хоры, а нам вон туда.

Недлинный коридор привёл их в келью аббатисы. Простая кровать, шкаф для одежды, стол, распятие на стене, перед ним деревянная подставка, покрытая вытертым ковриком, на которую она вставала на колени, когда молилась, вот и всё убранство.

В углу кельи были свалены вещи барона и гнома.

– Смотри, Вольфгер, вот твой меч и кинжал! Целёхоньки! – радостно воскликнул Рупрехт, – а вот и мой мешочек. Ну-ка поглядим, не совал ли в него кто-нибудь свои грязные, загребущие лапы?

Гном развязал мешок и стал перебирать его содержимое. Наконец он выудил какой-то свёрток, бережно положил его на стол и развернул несколько слоёв ткани. Вольфгер нагнулся и при тусклом свете коптилки увидел два шара, изготовленных из тусклого зелёного стекла. Каждый был размером с кулак Карла.

– Что это за штуковины?

– А это как раз и есть то, что поможет нам покончить с разбойниками, – весело сказал Рупрехт, завязывая мешок. – Скоро сам всё увидишь.

– Какие красивые… – прошептала Эльза, осторожно поглаживая шар.

– Смотри, чтобы на пол не скатились, – поспешно предупредил её гном, – а то, знаешь… Мне нужна верёвка. Можно её здесь найти?

– Длинная? – спросила девочка, не отрывая заворожённого взгляда от блестящего стекла.

– Чем длиннее, тем лучше!

Эльза вздохнула, с трудом оторвалась от необычной игрушки, прошла вглубь кельи и вытащила из шкафа нечто, похожее на верёвку.

– Вот, запасная подпояска матушки, – сказала она, – подойдёт?

– Пожалуй, подойдёт, – сказал гном, прикидывая её длину на руке. – Теперь пошли к трапезной! Там, внутри, какие-нибудь перегородки есть? – спросил он у Эльзы.

– Нет. У входа в стену вбиты крючья, на которые зимой вешают тёплые плащи, посередине трапезной стоит длинный стол и лавки, а больше там ничего нет.

– Ну, и хорошо! Ты, Эльза, стой за углом, и вообще, близко не подходи, поняла?

Девочка кивнула.

Рупрехт на цыпочках, подкрался к двери трапезной, привязал к ручке верёвку и отдал её Вольфгеру.

– Стань вот тут, у стены, – сказал он, – когда махну рукой, дёргай за верёвку. Как дверь откроется, сразу падай и закрывай голову руками.

– Что ты задумал?

– А вот сейчас увидишь, – ответил гном, занимая место у закрытой двери. – Готов?

Вольфгер кивнул.

– Тяни!!!

Вольфгер рванул верёвку на себя, но падать, как велел гном, не стал, а только присел. Он увидел, как Рупрехт размахнулся и метнул в трапезную шар зелёного стекла, потом, перехватив второй шар из левой руки, метнул и его и тут же отпрыгнул, прижавшись к стене.

В трапезной раздался двойной громовой удар и истошные вопли, из двери вырвался клуб известковой пыли, зазвенели выбитые стёкла.

Гном выхватил кинжал и бросился внутрь трапезной, Вольфгер, не раздумывая, обнажил меч и последовал за ним.

В трапезной слоями плавала пыль, и воняло чем-то кислым. Все освещавшие комнату факелы погасли, кроме одного, уцелевшего каким-то чудом. В его шатающемся свете Вольфгер разглядел обломки столешницы, растопыренные козла, опрокинутые лавки, осколки глиняной посуды, разбросанную еду и – части человеческих тел. Барон увидел оторванную у локтя руку и отшвырнул её ногой. На полу сидел разбойник и раскачивался, охватив виски руками и подвывая. Из-под пальцев у него текла кровь. Вольфгер перехватил меч поудобнее и одним ударом отрубил разбойнику голову вместе с кистями рук. Затем он огляделся в поисках новой жертвы и заметил, что с другой стороны опрокинутого стола стоит гном, держа в руке кинжал и глядя себе под ноги.

– Ну, кажется, живых здесь не осталось, – удовлетворённо произнёс он, вытирая кинжал.

Внезапно внимание Вольфгера привлекло какое-то движение. Он обернулся и увидел Эльзу, которая шла по трапезной, сжимая в руке большой хлебный нож. Увидев труп разбойника, она подошла к нему и со словами: «Он убил сестру Анни, сестру Минну, сестру Гризельду…» с недетской силой вонзила нож ему в грудь. Брызнула кровь, но девочка и не подумала поберечься. Она с трудом вытащила нож из тела мертвеца и перешла к следующему: «Он убил сестру Анни, сестру Минну, сестру Гризельду…» Новый удар. Кровь на руках девочки, кровь на ноже…

– Она помешалась! – с ужасом сказал Вольфгер, повернувшись к гному. У того глаза были на пол-лица.

Рупрехт бросился к Эльзе, обнял её за плечи и силой оттащил от мертвецов. Девочка не сопротивлялась.

– Теперь пойдём выручать сестёр, оставшихся в живых, – сказала она, глядя в лицо гнома, – я покажу, где их заперли.

– Пойдём, конечно, пойдём, деточка, – бормотал Рупрехт, выводя Эльзу на улицу. Губы его тряслись. – Только давай сначала умоемся, а то сёстры тебя испугаются: ты же вся в крови!

– Хорошо, – равнодушно сказала Эльза. Она зачерпнула из сугроба пригоршню снега и стала тереть лицо. Снег сразу покраснел.

– Э-э-э, нет, так не пойдёт! – остановил её гном, – постой-ка!

Он порылся в своём мешке, достал невесть как там оказавшийся платок, и начал осторожно оттирать лицо и руки послушницы.