Еретическое путешествие к точке невозврата - Крюков Михаил Григорьевич "профессор Тимирзяев" - Страница 44

– Вина? – коротко спросил он.

– Не откажусь, – кивнул Вольфгер, в горле у него давно пересохло.

Курфюрст позвонил в колокольчик, у двери немедленно возник монах.

– Вина и сластей, – приказал Альбрехт, – и никого сюда не пускать, я занят!

– Итак? –спросил он, подперев кулаком жирный подбородок.

Вольфгер вспомнил длинный, утомительный и уклончивый разговор с Антоном Фуггером, поэтому решил сразу начать с главного:

– Ты слышал что-нибудь о плачущих кровью иконах?

Альбрехт резко откинулся в кресле:

– Вот как! Значит… значит, и у вас тоже?

Вольфгер кивнул.

Архиепископ Майнцский помрачнел и тяжело задумался. Барон не верил своим глазам: добродушный, чудаковатый, хвастливый и немного напыщенный барин куда-то исчез. Перед ним сидел совсем другой человек: хитрый, умный, жестокий, знающий цену каждому слову.

«Берегись, барон! – подумал он, – Этот господин за прошедшие годы много чему научился. Как бы он не отправил нас с монахом в застенки к братьям-инквизиторам…»

Вольфгер взглянул на отца Иону. Испуганный монах робко сидел на самом краешке дорогого кресла.

– Да, я знаю про иконы, плачущие кровью, – нехотя молвил курфюрст. – Я расскажу тебе, Вольфгер, но, конечно не всё, а только то, что имею право рассказать человеку, не имеющему церковного сана. Но прежде я хочу спросить у тебя: а что ты сам об этом думаешь? Ты и твой почтенный монах.

– Я рассказал тебе ещё не всё, – продолжил Вольфгер, – отец Иона пришёл ко мне в великом страхе. Он поведал, что из храмов исчезла, как бы это сказать?.. Святость.

Вольфгер остановился и вопросительно взглянул на Альбрехта, правильно ли тот понял его слова, но курфюрст кивнул и сделал рукой приглашающий жест, мол, продолжай.

– Так вот, мы долго думали над тем, что произошло, судили, рядили, рассматривали вопрос и так, и этак, у нас получилось несколько версий, но они… ну… одна хуже другой. Продолжать?

– Продолжай, – сухо сказал Альбрехт и пододвинул к себе лист пергамента и чернильницу.

– Хорошо…. Итак, первая версия заключается в том, что грядёт конец света.

Курфюрст заметно вздрогнул.

– Да, грядёт конец света, – отчётливо повторил Вольфгер, – и тому явлены пророчества, которые упоминаются в Откровении Иоанна Богослова. Ты сам их знаешь: голод, чума, восстания черни, плачущие иконы, отпадение от христианской церкви целых провинций, появление ложных верований, я имею в виду, прежде всего, учение Лютера.

– Что же могло явиться причиной этого?

– Кто знает? – задумчиво сказал Вольфгер, – возможно, грехи рода человеческого переполнили чашу Его терпения, возможно, виной тому богопротивное учение Лютера, а возможно… прости меня, Альбрехт, проступки князей церкви – симония,[44] торговля индульгенциями, нарушение целибата…

– Что ж, если это так, то нам остаётся только смиренно молиться и ждать, ибо точный час начала светопреставления неведом никому, кроме Него, – осенил себя крестным знамением Альбрехт.

– Но хотелось бы всё-таки быть уверенным, – сказал барон.

– Зачем? – удивлённо поднял брови курфюрст.

– Чтобы завершить свои земные дела и уйти в вечность не как баран, которого влекут на бойню! – неожиданно рассердился Вольфгер.

– Ты богохульствуешь, друг мой, – с мягким укором сказал Альбрехт, – впрочем, твоя запальчивость так понятна…. Продолжай, прошу тебя, – и он что-то записал на пергаменте.

– Хорошо. Вторая версия состоит в том, что Он решил отвратить свой взгляд от римской курии и обратиться к Лютеру.

– Вот как! – от неожиданности Альбрехт уронил каплю чернил на пергамент. – Это… смело! Более чем смело! А третья версия?

– Что ж…. Она проста. Господь решил отобрать длань свою от нашего бренного мира, его более не заботят наши печали. А мир, который оставил бог, немедленно будет захвачен дьяволом.

Альбрехт Бранденбургский долго молчал. В кабинете установилась тяжёлая тишина, только громко тикали настенные часы – редкая и дорогая игрушка, до которых был так охоч хозяин замка.

– Признаюсь, ты удивил меня, Вольфгер фон Экк, – наконец, медленно сказал курфюрст.

Он встал и подошёл к окну. Вольфгер и отец Иона тоже поднялись на ноги, но Альбрехт усадил их обратно движением руки.

– Ты ясно и чётко выразил то, над чем я, князь церкви, наместник Папы, размышляю уже давно и страшусь признаться себе в том, что вот так, легко и просто сейчас услышал от тебя.

– Значит… значит, это всё правда, ваше высокопреосвященство?! – фальцетом воскликнул отец Иона, – горе, о горе нам, грешным….

– Я не знаю, что из сказанного бароном фон Экк истина, – невесело сказал курфюрст, – но я знаю, что признаки непредставимого несчастья налицо, отовсюду ко мне стекаются доклады об этом.

Настоятели монастырей и приходские священники в панике, миряне, к счастью, ещё почти ничего не заметили. Ты можешь гордиться собой и своим капелланом, Вольфгер. Вы явили больше ума и наблюдательности, чем все мои учёные монахи, вместе взятые. Признаться, я давно потребовал от них разобраться в происходящем. Даже три колдуна-еретика, сидящие в темнице в ожидании костра, пытаются решить эту задачу в обмен на жизнь, но, увы, никто не продвинулся ни на волос. И, сдаётся мне, вас послало ко мне само Провидение. Возможно, именно вы поможете мне раскрыть эту мрачную тайну.

– Мы?! – удивился Вольфгер, – но что мы можем? Мы сами приехали испросить совета….

– Увы, – развёл руками Альбрехт, – сами видите, пока мне нечего ответить вам.

Каждый день и каждую ночь я молюсь, горячо, искренне, как не молился с детства, но не получаю ответа! Значит, нам остаётся надеяться только на себя. И, прежде всего, я полагаю, нужно вступить в переговоры с Лютером. И вы для этой цели люди самые подходящие.

– Почему подходящие? – спросил немного осмелевший монах.

– Ну конечно, подумай сам, мой любезный капеллан, – повернулся к нему Альбрехт. – Мне ехать нельзя, я не могу также послать кого-нибудь из своих епископов, ведь Папа неосмотрительно отлучил доктора Мартинуса от церкви, а тот, в свою очередь, отлучил Папу. Такой визит вызвал бы грандиозный скандал.

Да и потом, учение Лютера не признаёт ни Папы, ни почитания святых, ни икон, ни монахов, ни иерархов церкви. Он просто не станет с нами разговаривать.

– Ну, допустим, – сказал Вольфгер, который ещё не осознал всей тяжести свалившегося на него поручения, – а мы-то зачем поедем? Какова будет цель нашего посольства?

– Во-первых, вы расскажете Лютеру всё, что рассказали мне. Можете также пересказать ему то, что рассказал вам я. Поинтересуйтесь его реакцией.

Икон у лютеран нет, поэтому вам предстоит решить весьма щекотливую задачу: как-то установить, не возлегла ли длань господня на евангелические храмы? Потому что если это так, проблема Светопреставления отдаляется от нас в неопределённое будущее и становится со всей очевидности ясно, что в споре между римской курией и Лютером правда на стороне Лютера.

Только будьте осторожны: не повторяйте эти слова нигде за пределами этой комнаты, ибо я могу не успеть вытащить вас с костра.

Ну, что скажете?

– Похоже, ваше высокопреосвященство, у нас нет выбора, – сказал отец Иона.

Вольфгер с изумлением взглянул на него. Впервые старый робкий монах принял решение, не посоветовавшись со своим господином! Такова оказалась сила его веры.

– Только вот что, – продолжил отец Иона, – не могли бы вы, ваше высокопреосвященство, рассказать нам побольше о Лютере?

– Разумно, отец Иона, правильная мысль, – похвалил его курфюрст. – Вы узнаете всё, что знаю я, однако рассказывать, конечно, буду не я, а мой секретарь.

Альбрехт опять позвонил в колокольчик и спросил у возникшего в дверях монаха:

– Доктор Иоахим Кирхнер в замке?

– Да, ваше высокопреосвященство, – поклонился монах.

– Пусть немедленно придёт!

Монах исчез.

– Неоценимый человек этот Кирхнер, – хохотнул курфюрст, – бездонная память, исполнительность, дисциплина… Моя правая рука! Я даже отдал за него одну из своих дочерей!