Виа Долороза - Парфенов Сергей - Страница 6
- Предыдущая
- 6/128
- Следующая
Наташе показалось, что толстухе просто захотелось побыстрее от неё отделаться и вернуться к своей любимой игре. Они вышли из кабинета и направились через ближайшее фойе к двери занавешенной тяжелой бархатной портьерой. Открыв ключом дверь, дама-администратор кивнула Наташе на велюровые кресла.
– Располагайтесь… Только тихо… Это представительская ложа…
Когда дама-администратор удалилась, Наташа, поняла, что она находится на балконе, который нависает почти над самой сценой. Концерт только-только начался. Чернявый конферансье в блестящем сером пиджаке объявил первое выступление и, вихляя узкими бедрами, прошествовал за кулисы. Под свист зала и оглушительную трескотню мотора на сцену въехал сверкающий никелем Харлей-Девидсон, на котором восседали двое парней, затянутых в кожаные черные куртки. Парни бодро спрыгнули с мотоцикла и на сцену обрушился водопад лучей от юпитеров, укрепленных под самым потолком. Из мощных динамиков, установленных на сцене, в зал хлынула ритмичная музыка.
– Лондон, гуд бай! – под пульсирующий звон ударных в унисон, слаженно запели парни, выделывая при этом сложные выкрутасы руками и ногами. Зал, как растревоженный улей, одобрительно загудел и принялся нестройно подпевать. Исполнив таким образом пару заводных, тонизирующих хитов, парни, под все тот же надсадный треск мотора и восторженный свист зала, укатили на своем супер-мотоцикле за кулисы.
Возвратившийся на сцену конферансье бодро объявил молодого композитора и певца Игоря Таликова. Вслед за этим на сцену вышел тот самый длинноволосый бородатый парень в рубашке апаш, чей взгляд заставил Наташу побыстрее укрыться в кабинете у толстухи-администратора. Парень подошел к микрофону и тряхнул своей длинной шевелюрой.
– Песня про "Чистопрудный бульвар", – начал он громко и замолчал, то ли раздумывая, что сказать дальше, то ли выискивая взглядом кого-то в зале. – Песня про "Чистопрудный бульвар" сегодня исполняться не будет, – неожиданно закончил он. – Сегодня я спою другую песню… Она называется "Россия"!
Он обернулся к стоящим за ним музыкантам и чуть заметно кивнул. Из высоких концертных колонок по залу поплыл протяжный, гулкий перезвон колоколов.
– негромко, в такт тяжелому набату начал речитативом длинноволосый. Голос его постепенно нарастал, сливаясь с тревожным колокольным гулом:
Зал настороженно замер, внимая. И мотив, и содержание песни совсем не вязались с бодрыми попрыгушками только что укативших со сцены рокеров. Тягучий звон колоколов дополнял странные слова. Загипнотизированный почти ритуальным пением зал замер. Наташа впилась глазами в сцену, где по среди сцены стоял длинноволосый певец, с микрофоном в руке, как с пасхальной свечой, но тут бархатная портьера позади нее распахнулась и в ложу стремительно впорхнула пышнотелая дама-администратор.
– Девушка! Надо срочненько освободить эти места, – наклонившись к самому Наташиному уху, требовательно зашептала она.
– Зачем? – машинально спросила Наташа, стараясь не отвлекаться от заворожившего её действия на сцене.
– Ошибочка вышла… Только что приехала комиссия из министерства культуры, так эти места для них были забронированы… Вставайте, пожалуйста… Вставайте! Слышите меня?
Наташа наконец поняла, что ее сгоняют с места и подняла на нависшую над ней даму недоуменный взгляд.
– Я никуда отсюда не пойду! – сказала она негромко, но твердо.
– Как это не пойдете? – дама-администратор возмущенно заколыхалась над ней своим грузным телом. – Мне, что, для вас милицию вызывать?
– Вызывайте! – Наташа сердито свела на переносице тонкие брови. – Не забудьте им только сказать, что я гражданка США и журналистка радиостанции "Голос Америки"!
Для убедительности она вытащила свою журналистскую карточку и сунула её прямо под нос администраторше. Как ни странно этот маленький ламинированный кусочек картона с цветной фотографией Наташи подействовал на даму-администратора самым удивительным образом. Дама испуганно заморгала, а потом вдруг стала жалобно канючить:
– Девушка… Ну, миленькая… Ну, я вас очень прошу… Ну, пожалуйста… Давайте я вас пересажу, а? А то ведь у меня неприятности будут, могут с работы выгнать. А я вас прямо в партер посажу, прямо сейчас… На первый ряд, – продолжала жалостливо клянчить она. – Там у нас есть одно место… Ну, пожалуйста, хорошая моя…
Наташе вдруг стало жалко толстуху, к тому же захватившее её выступление уже закончилось и на смену парню в рубашке апаш на сцену опять появился вертлявый конферансье. Наташа грустно вздохнула, встала и пошла вслед за семенящей впереди администраторшей. Они шли по коридору, в то время как дама-администратор продолжала радостно щебетать:
– Спасибо вам… Спасибо… В партере всегда одно место есть… У нас на такие случаи всегда бронь остается… Вот увидите, вам там будет хорошо, будет не хуже чем здесь…
Они пересекали фойе, когда из коридора до них донеслись чьи-то возмущенные, почти истеричные крики. Наташа с толстухой свернули за угол и наткнулись на молодых людей, которых Наташа уже видела сегодня перед дверью администратора.
– Игорь, блин! Что ты наделал? – перед длинноволосым певцом стоял красный, как рак, взъерошенный очкарик, от импозантности которого не осталось и следа, и смешно размахивал руками, не зная, что за спиной у него появились неожиданные свидетели.
– А что я такого наделал? – спокойно спросил его длинноволосый певец, только что покинувший сцену.
– Ты же все обосрал, понимаешь! – продолжал истошно вопить очкарик. – Здесь же комиссия из министерства культуры! А я ж тебя, как человека, просил… Я ж тебя предупреждал!
– А я что? Спел песню… Про Россию… У нас как? Ещё гласность, или уже так, наполовину? – упорно не сдавался певец.
– Да хватит дурака-то валять! – снова отчаянно взвился очкарик. – Я ведь хотел тебя на большую сцену вывести, на телевидение пригласить… А ты! Ой, дурак, ну дурак! Ну теперь все! О телевидении можешь забыть! И о концертах в Москве тоже! Продолжай сидеть в своем дерьме и по подвалам выступать!
Длинноволосый едко усмехнулся и, как показалось Наташе, скосив взгляд, заговорщески ей подмигнул. Тут дама-администратор нетерпеливо затеребила Наташу за рукав.
– Пойдемте девушка, пойдемте! – сердито затараторила она. – Не обращайте вы на них внимание… У этих артистов всегда так… Их хлебом не корми, дай поскандалить!
Остаток концерта Наташа действительно просидела в партере. Хоть и не в центре, а сбоку, перед массивными колонками, но на первом ряду. Гала-концерт промелькнул цветастым калейдоскопом. После Таликова выступал популярный юморист, очень похожий на большого общипанного попугая. Он прочитал свой фельетон про поездку в Америку. Удивительным было то, что в Америке, как оказалось, ему больше всего понравились супермаркеты, точнее, огромное количество сортов кефира и сыра на тамошних прилавках, которые ему почему-то сразу непременно захотелось купить и попробовать. Народ весело смеялся и одобрительно аплодировал, но Наташе юморист почему-то напомнил мальчишку, который первый раз зашел в кондитерский отдел и, обнаружил, что кроме дешевой карамели, которую мать иногда приносила ему после получки в тощем кулечке, существуют ещё много других конфет. Таких, как "Вечерний звон" с фундуком внутри, "Чародейка" с мармеладом и много других, которых он никогда не видел и не пробовал. Это нераспробованное им шоколадное изобилие настолько, видимо, потрясло его неокрепшую психику, так остро заставило почувствовать собственную детскую обделенность, что он воспылал праведным, ярым негодованием ко всей несправедливости этого мира и к собственной матери в частности. Наташе от всего от этого стало грустно, но видно, такова была естественная плата за то, что перестройка, помимо предоставленной ей свободой слова почему-то здорово обчистила магазинные прилавки.
- Предыдущая
- 6/128
- Следующая
